Поздравляем с днем рождения! |
|
Леннона (38), Aliving (40), John Berrows (45), Maikcool (45), True (45), Jig (50), Alex Yearshow (52), Брю.net (52), Nick270 (63), dvb8 (65), Ram On The Run (65), Sergey Rebriy (70) |
|
Поздравляем с годовщиной регистрации! |
|
Camillo (3), bb4428 (13), Vovan1 (13), vale4ka63 (15), vale4ka (15), Pticci (16), Dekas (16), Phelix (18), Zazaika (20), Павлыш (20), Monkberry (20), Степаныч (21), Charlie (21), ssmoll (21), ponyband (22), Леннона (22), bk (22) |
|
|
|
Свойский трюфель
Страницы:
[<<]
1 |
2 |
3 |
4 |
5 |
6
|
|
|
Каждая нижняя комната была площадью девять квадратных метров (очень маленькие), и зимой в доме было холодно. Снаружи располагался небольшой дворик, который был почти весь вымощен, не считая небольшого участка, где была клумба шириной в тридцать сантиметров. Там был туалет, мусорный ящик, прилаженный к задней стене, и какое-то время у нас был маленький курятник, где мы держали петухов. Когда Оливия и я приехали туда, дома никого не оказалось, поэтому мы присели снаружи и стали представлять, как там сейчас внутри. Может статься, там вырубили очаг и отделали его плиткой; возможно, теперь там бежит горячая вода. У нас была цинковая ванна, она была большой и висела на стене на улице. Мы вносили её в дом и ставили перед кухонным камином, а затем наполняли её горячей водой из кастрюль и чайников. Хорошее место, чтобы помыть голову, Ливерпуль. Приятная мягкая вода. Все, кто жил в таких домах – а на самом деле в большинстве домов до 50-х и 60-х годов – помнят, какой холодной она могла быть. В Британии было очень слаборазвитое центральное отопление (конечно, не было никакого отопления в маленьких домах в Ливерпуле и подобных городах), а во время войны и в послевоенные годы было чрезвычайно мало топлива. Холодно? Было холодно в те времена, холодно. У нас был только один камин. Ледяной холод. Лишь один камин в одной комнате. Никакого отопления. Зимой на окнах лежал лёд. На самом деле тебе приходилось класть в постель бутылку с тёплой водой и в течение часа перемещать её там, прежде чем забраться в кровать (ты постоянно бегал наверх, чтобы перемещать бутылку), затем скидывал с себя одежду и запрыгивал в постель. А потом – ооооооооооох – лежал неподвижно и к следующему утру, когда ты только согревался, тебя будили – “вставай-ка, пора в школу” – и ты высовывал руку из-под одеяла. Мороз. Ох, Боже. Тот дом был ничего, он был маленьким и очень славным. Летом в нём всегда было солнечно. Самым худшим был переход из младших классов в большую среднюю школу. Вот, когда наступил мрак, и я осознал, что дождливо и пасмурно, что улицы старые, а учителя отсталые, и всё в таком роде. Вот, когда, кажется, начались мои разочарования. Ты дрался только для того, чтобы выбросить всё это из головы. Всё было так серьёзно. Ты не можешь улыбаться, и тебе не дозволяется делать того и этого. Будь здесь, встань там, замолчи, сядь, и всегда эти экзамены, эти отборочные экзамены для 11-летних, гуманитарные науки и аттестат зрелости. Вот, когда наступила тьма. Я не любил школу. Думаю, она была ужасной; худшее время жизни. Детям и подросткам было неплохо лишь потому, что там был футбол, занятия спортом и всё такое прочее, хотя бывало, что нас били палкой. Однажды, когда мне было восемь или девять лет, учитель мистер Лайонс (брат местного страхового агента) ударил меня палкой и попал мне по запястью. Оно распухло, и когда я пришёл домой, я попытался скрыть это, но мой отец заметил. На следующий день мой отец отправился в школу, попросил мистера Лайонса выйти с урока и ‘вломил’ ему разок. Большая школа, ливерпульский институт являлся сущим наказанием. Учителя были или старыми ветеранами войны или только что из колледжа, поэтому они и сами знали не сильно много, и если посмотреть на их фотографии, то сразу становится понятно, о чём я говорю. Я знал тогда, что они были людьми, неспособными учить, но тогда я не был образован, чтобы говорить так, поэтому теперь, через столько лет, я могу сказать это. То, каким способом они выпускали тебя в мир, был непростителен. В моём случае, в рекомендации, которая должна была помочь мне получить работу на всю мою оставшуюся жизнь, говорилось: ‘Я не могу сказать, какая работа ему подходит, потому что он не делал ничего’. Это была жуткая дыра. Она могла бы выглядеть хорошо, с деревянных частей здания можно было бы соскоблить краску и украсить в стиле Викторианской эпохи, которой они и принадлежали. Я показывал её Оливии. Она, выросшая в Калифорнии, не могла в это поверить. Там проходили вечерние курсы, поэтому мы смогли побродить вокруг и взглянуть на все помещения, в которых я бывал. Отвращение – даже ненависть и, безусловно, негодование – Джорджа к школе тянется потому, что довольно скоро после её окончания, он стал человеком, который жаждал и основательно искал знаний, правды и учений. Также странно, что мальчик из средней школы – то есть цвет Британии – вынужден отвергать всё, что было предложить у этой уважаемой ливерпульской школы. Конечно, дома говорили вести себя хорошо. Оба его брата прошли обучение полностью, а его сестра Луиза сдала все необходимые экзамены (включая аттестат высшей школы), чтобы поступить в колледж и стать, сама, школьной учительницей. Теперь Джордж является человеком, который пользуется успехом во всех общепринятых смыслах этого слова, несмотря на то, что школа не смогла затронуть ни одной струны в душе мальчика, который позже, и сейчас, когда Вы читаете это, настоятельно требует и получает доступные подробности почти всего. Тем не менее, он не увиливает и не темнит в своих воспоминаниях о средней школе в Ливерпуле в 1950-х годах. Она вгоняла в нас страх. Наступили чепуха и нелепости. Говорят, что дети будут изучать что-то, если это захватывает, но когда начинается вздор, ты прекращаешь учиться и перестаёшь быть открытым ко всему. Вот, чего следует опасаться. Всё это началось, когда я перешёл в среднюю школу. Все эти логарифмы и квадратные корни; алгебра была жутким предметом. x+3 при z=y. Я скорее выучил бы китайский или санскрит, чем это. Кажется, для академиков и работников умственного труда это имеет смысл. Алгебра? Я и понятия не имею, что она означает или откуда она взялась. Кажется, в ней нет никакой гармонии, ритма или основного чувства, потому что, в самом деле, можно понимать людей, не зная их языка. Если вы посмотрите друг на друга или прикоснётесь друг к другу, скажем, выпьете чаю или что-нибудь в таком роде… а затем, конечно, даже язык можно выучить. Но для меня алгебра не имеет никакого отношения к ‘реальности’. Я смотрю о ней сейчас в ‘Открытом университете’, но всё равно не улавливаю смысла.
|
|
|
|
Я протянул ему две отпечатанных страницы. Он спокойно прочёл первый отрывок, а затем воскликнул: “Что это такое: ‘Я буду водить большие зелёные экипажи, я продолжу водить большие зелёные экипажи’? Что такое ‘большие зелёные экипажи’?” Воцарилась мёртвая тишина. Казалось, это позабавило Джорджа в той же степени, сколь и изумило, но в воздухе по-прежнему висела жуткая пауза. Что такое большие зелёные экипажи? “Автобусы” – промолвил я – “ливерпульские автобусы, большие зелёные штуки, экипажи, ну, знаешь ли, большие зелёные экипажи, двухэтажные омнибусы”. “Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь называл их большие зелёные экипажи” – сказал, теперь уже со смехом, Джордж. “Должен сказать, я тоже, Дерек” – произнёс Брайан – “а сам ты слышал?” “Нет” – ответил я. Было ощущение, что со всеми случилась безумная истерика. “Большие зелёные экипажи” – повторил Джордж – “мне лучше прочесть, что тут дальше”. Итак, он продолжил читать и сказал, что всё не так уж плохо, но можно кое-что исправить, например это… и ещё одну вещь, а затем то, сё, пятое, десятое. Так мы начали сотрудничать, и продолжаем с тех пор; буквально с того дня по сей день. И я задаюсь вопросом, как эти отношения пережили такие необычные годы – манию и распад ‘Битлз’, наркотики, выпивку и большие экипажи всех цветов радуги, не говоря уже о ярком зелёном экипаже ‘Эппл’! А тогда это был большой зелёный экипаж. В последующие недели мы вели эту еженедельную колонку, как настоящий дуэт; я не могу припомнить, кто что написал, но это была его колонка, и я всегда радовался, что мы выбрали именно Джорджа. Это и в самом деле – как и говорил Брайан – стало его ‘дополнительным увлечением’, а он далеко не Тихий Битл, очень разговорчивый человек, который любит выражать себя, как и любой другой, а может быть, и больше большинства. Чтобы начать не сначала, а лишь с того начала, которое известно ему, мы должны следовать за ним, за его собственными словами… …чтобы попробовать представить себе, как душа вошла в чрево женщины, жившей на Арнольд-Гроув, 12, в Уэйвертри, Ливерпуль-15: повсюду были аэростаты заграждения, немцы бомбили Ливерпуль.Так всё и было. Пару лет назад я сидел на улице в машине с Оливией и представлял себе 1943 год. Я удрал из реальности и протиснулся через духовный мир, астральный уровень, назад в одно тело в том доме. Это и в самом деле странно, когда ты рассматриваешь всю планету, и все планеты могут существовать на физическом уровне… Как я попал в ту семью в том доме в то время? И кто вообще я такой?” Итак, Джордж родился в этом воплощении 2 февраля 1943 года, в разгар второй мировой войны, в дебрях Ливерпуля глубокой зимой на Арнольд-Гроув, 12, в тупике из домов городского типа с узкой улочкой позади них. Это всё ещё ‘немуниципальная Арнольд-Гроув’. Ею по-прежнему никто не владеет. Если взглянуть на неё, то она точь-в-точь как улица Коронации: без сада, а двери выходят прямо на улицу. С улицы ступени ведут в гостиную. Далее располагается задняя комната с лестницей, ведущей вверх к двум спальням. Затем мы оттуда переехали, после того, как простояли в очереди на дом приблизительно двадцать пять лет, мы переехали. Но тогда, в мои детские годы, на Арнольд-Гроув всё было неплохо для того периода. Маленькая железная кухонная плита находилась в задней комнате, которая являлась кухней, где на огне стоял чайник, и рядом стояла духовка. |
|
|
|
Я ответил, что у нас на уме Джордж. Брайан вновь спросил: “Почему?” Я сказал, что Джордж кажется мне славным парнем, с которым легко говорить, спокойным, приятным и всё в таком роде. “Как интересно” – молвил Брайан – “довольно хорошая мысль. Это было бы неплохо для Джорджа, это может стать его увлечением, дополнительным увлечением. Джон и Пол сочиняют свои песни, а Ринго ещё новичок”. Он спросил, держим ли мы в голове какую-нибудь сумму, недельный гонорар. Джон Бьюкенен сильно занервничал, ведь Брайан в этом отношении мог быть страшен. “Мы думали, фунтов пятьдесят” – сказал Бьюкенен. Эпстайн выразил изумление. “Пятьдесят фунтов?” – скрипящим голосом переспросил он – “пятьдесят фунтов за одного из битлов в ‘Дэйли Экспресс’? Конечно же, нет! Я не позволю Джорджу подписывать своим именем статью в ‘Дэйли Экспресс’ за пятьдесят фунтов”. Джон Бьюкенен промолвил, что это не потребует от Джорджа слишком большого труда, в конце концов, всё сочинять буду я, а я не зарабатывал пятьдесят фунтов и за целую неделю работы. Это, произнёс Брайан, не имеет к нему никакого отношения, и стоит упомянуть, что Дерек – пусть уж он простит за прямоту – не является одним из ‘Битлз’. Итак, сказал Брайан, гонорар составит сто фунтов, хотя и это слишком мало, он обсудит это с Джорджем и посмотрит, что тот скажет. Затем последовала встреча Брайана с Джорджем, в результате которой в конце 1963 года Джордж Харрисон стал корреспондентом ‘Дэйли Экспресс’, когда битломания, казалось, достигла своего пика. Битлы выпустили в Англии два альбома и пять синглов, четыре из которых возглавили британские хит-парады. Впереди… неведомая реакция Соединённых Штатов и большей части остального мира. В Европе все симптомы говорили о том, что у Британии имеется в наличии феномен. В своей третьей совместной статье Джордж и я выразили – если использовать шаблонную фразу – сдержанный оптимизм. Я написал первую статью, не сильно советуясь с ним о её содержании. Я пообещал, что он сможет увидеть её, прежде чем она будет опубликована. Я поговорил с ним о его семье, узнал, что у него есть два брата и сестра – все старше него; что его отец и мать оба живы и здоровы. Отец, водитель автобуса в Ливерпуле, добрый, прагматичный мужчина, оказывающий поддержку карьере Джорджа, а мать – сильная, дружелюбная, терпимая и пылкая. В целом – общительная, уживчивая ливерпульская семья из верхних слоёв рабочего класса. Я мало знал об отношении Джорджа к его собственной жизни и к статусу битла. Ему было нелегко много говорить об этом, хотя мы быстро и подружились. Позже он говорил: “Друзья это все те души, которые мы знали в других жизнях. Мы притягиваемся друг к другу. Вот, что я думаю о друзьях. Даже если я знаю их лишь один день, это не имеет значения. Я не собираюсь ждать, пока не буду знать их два года, потому что в любом случае, знаешь ли, мы встречались где-то раньше”. Как бы то ни было, я написал нашу первую колонку, в которой Джордж говорил своему отцу, что его карьера будет означать, что он выйдет в большой мир и его часто не будет рядом. Я выдумал 'цитату' его отца, которая звучала так: “Да не волнуйся ты так, сынок, ты просто действуй на своё усмотрение, а я продолжу водить большие зелёные экипажи”. Там было много другого в подобном духе: высосанных из пальца заявлений, приписанных этому человеку и другим; мотивов, взятых из багажа шаблонов газетчика; всё это было окрашено в квазиливерпульские тона. Украсил ливерпульским говорком, который можно услышать в микрорайонах со славными садами. А если коротко: самая что ни на есть стандартная, написанная не тем, кем подписана, статья в британской популярной прессе. Я отправился на поезде из Манчестера в Лондон, чтобы встретиться с Джорджем в квартире Брайана в доме ‘Уэддон’ на улице Уильям-Мьюз в районе Белгравия. Там были все четыре битла: Джон в очках с толстой роговой оправой – сюрприз; Ринго, который много курил и очень мало говорил; Пол, недоверчивый к журналистам; и Джордж, мой новый друг и соавтор, горящий от нетерпения увидеть, что ‘он’ сочинил для своего первого личного обращения к читателям северного ‘Дэйли Экспресс’. |
|
|
|
Часть I повествует Джордж Харрисон со вступлением и примечаниями Дерека Тэйлора курсивом. Глава I “БЫТОВАЛО мнение, что когда все остальные 'взрослели', мы просто валяли дурака, являясь звёздами рок-н-ролла" – сказал Джордж Харрисон, когда мы готовили эту книгу. То, что Вы прочтёте, покажет Вам, что эта ошибочная точка зрения, которая, несомненно, являлась широко распространённой в конце 60-х годов, была такой же неуместной, как и безусловное идолопоклонство, которое она заменила. ‘Я, мне, моё’ – название со скрытым парадоксом, выбранное человеком, который многие годы и по многим причинам отмахивался от своего эго (всё ещё пытается, и не всегда успешно). Эта книга рассказывает историю взросления, необязательно тяжёлого, но, безусловно, и нелёгкого. Ведь независимо от того, насколько большие привилегии и богатства сопровождали эволюцию ‘Битлз’, ‘легко’ не является словом для описания происходившего с ними на их пути к тому, что стало известно, как ‘Успех’. При написании вступительной части этой книги я буду в основном цитировать самого Джорджа (из разговоров, записанных в Калифорнии, Оксфордшире и Саффолке), потому что хотя мы и являлись на протяжении долгих лет близкими приятелями, я знаю о нём меньше, чем он знает о себе. В любом случае, как рассказчик он обладает двумя талантами: поразительной памятью на детали (даты, адреса, погода, настроение, время дня, внешность и т.д.) и бесхитростным желанием абсолютно чётко обозначать свою позицию. Последнее качество просто выводило из себя его клеветников ('почему этот человек молится так?'), но также подарило ему настоящую признательность людей с более широкими взглядами – миллионов людей – за его обнадёживающий оптимизм. Он завоевал непреходящую любовь за свою честность. Есть ещё одна причина предложить вниманию такое изобилие воспоминаний от первого лица состоит в том, что подобно всем общественным деятелям, чья слава шагнула далеко за пределы простого ‘очень хорошо известный’, битлов чрезвычайно много критиковали, 'интерпретировали', оценивали, недооценивали и переоценивали до абсурдной степени. Впервые я увидел ‘Битлз’ во время концерта 30 мая 1963 года, когда Джоан (моя жена) и я посетили кинотеатр ‘Одеон’ в Манчестере, где мы тогда жили. Я работал там театральным критиком и корреспондентом северного издания лондонской ‘Дэйли Экспресс’. Битлы завершали замечательное ‘сборное выступление' (фраза из 1960-х годов, означающая концерт, в котором большое количество исполнителей выступало в течение получаса или меньше, дважды за вечер, и в основном в кинотеатрах), которое включало Джерри и ‘Пэйсмэйкерс’ и Роя Орбисона. Организатором был Артур Хоувз, уважаемый в те дни человек. Джоан видела ‘Битлз’ по телевизору, и они ей очень сильно понравились. Я их не видел, но, несмотря на то, что понадобилось много времени, чтобы новости достигли газетчиков, я слышал о них, и мы оба считали, что это будет славный вечер. Выступление было совершенно изумительным. Мы сидели в первом ряду и могли видеть мельчайшие детали выступления, хотя, будучи неподготовленными, мы почти не слышали музыки за самыми громкими воплями, с которыми я когда-либо встречался. ‘Битлз’ были превосходны (так же, как Джерри и ‘Пэйсмэйкерс’ и Рой Орбисон), и было совершенно ясно, что происходит нечто исключительное. Я написал чересчур хвалебную статью, в которой утверждал, что ‘в Манчестер прибыло ливерпульское звучание’, что оно было ‘великолепно’ и что благодаря этому ‘после многих лет невыразимой ерунды популярная музыка вновь стала хорошей и доброй’. Я описал битлов, как ‘самобытных, нахальных, едких и юных’, и даже сейчас эти слова не хуже других подходят для объяснения того, какими они были. После первого выступления они все были для меня на одно лицо; я и понятия не имел, кто есть кто. Если в двух словах рассказать, что последовало… Я взял интервью у их менеджера, Брайана Эпстайна, а после этого я каждый божий день отслеживал, записывал и описывал каждый их шаг и стал настоящим битломаньяком. Когда я немного узнал их индивидуальности, я заметил, что Джордж был ‘тихим битлом’ (см. ‘Рутлз’ позже). Редактор манчестерского ‘Дэйли Экспресс’, Джон Бьюкенен – которому даже сейчас любезное ‘спасибо’ – сказал, что следует пригласить одного из битлов вести гостевую колонку ‘Дэйли Экспресс’ по пятницам. Я предположил, что этим битлом-счастливчиком должен стать Джордж. Он спросил, есть ли на это какая-то конкретная причина. Я ответил, что их несколько: Джордж казался подходящим малым, и когда я встречался с ним на пресс-конференциях и за кулисами, он был доступным и явно искренним и эмоциональным. Бьюкенен и я принялись составлять набросок предложения для Эпстайна, с которым мы встретились в его офисе возле ‘Логова Колдуна’ (один волшебный магазин) в ливерпульском районе Мурфилдс. Джон Бьюкенен обрисовал ситуацию Брайану Эпстайну: имя одного из битлов будет стоять под еженедельной статьёй в ‘Дэйли Экспресс’, но этот битл не будет писать её. Писать её буду я. “Почему же?” – спросил Брайан. “Потому что Дерек знает, что нужно читателю” – ответил Джон Бьюкенен. (Ох, уж этот читатель и то, что ему нужно!.. Я знал это?) Брайан принял это предложение и спросил, есть ли у нас в мыслях какой-нибудь конкретный битл. |
|
|
|
Предисловие Ещё со времени войны я думал о том, чтобы собрать клочки бумаги со стихами моих песен, разбросанные там и сям. В июле 1977 в номере одного отеля неподалёку от аэропорта ‘Хитроу’ меня припёрли к стенке два пьянчужки, которые объяснили мне, что если я и в самом деле разыщу все эти стихи, то они могли бы составить славную книжку. Они принесли с собой экземпляр бортового журнала английского военного корабля ‘Баунти’ капитана Блая, который был опубликован издательством ‘Дженисис’ и стоил 158 фунтов стерлингов. Через какое-то время по телевидению шла программа Джека Харгривза ‘Out of Town’, и в ней он продемонстрировал, как старые кожаные книги могут быть восстановлены до своего первоначального состояния, что заставило меня оценить это искусство и серьёзно обдумать возможность облагородить таким образом эти банальные обрывки бумаги. В мельчайших деталях, лишь для Вас, по запредельно высокой для обычной жизни цене, мы предлагаем нечто незначительное из одной короткой жизни. Она должна была называться ‘Большой кожаный экипаж¹’ , но стала известна, как ‘Я, мне, моё’, ведь её можно также рассматривать, как ‘путь маленького эго’. Я с этой книгой помучился; теперь Ваша очередь. Джордж Харрисон Где-то в Англии
¹ - ‘Big leather job’ – можно перевести так же, как и ‘Большая кожаная работа’, и этот перевод кажется логичнее и благозвучнее, но, в свете дальнейшего, станет понятно, что в этом варианте названия не обошлось без иронии, и вариант ‘экипаж’ кажется подходящим больше (прим. пер.).
|
|
|
|
Да, Джордж - мой любимый битл :) |
|
|
|
Прослушивание его записей также помогает мне пройти через муки, вызванные его отсутствием; звучание его голоса и слайд-гитары приносят утешение. Пение Джорджа всегда манило меня, и бесчисленное количество раз я представляла собой его публику из одного человека. Песней, которую я часто просила его сыграть, была ‘Run of the Mill’. В ней такой мудрый текст, особенно напоминание о том, что ‘завтра, когда ты поднимешься, ещё один день для тебя, чтобы понять меня’ (‘меня’ значит Бога) – слова, которые Джордж не только сочинил, но которыми жил. Песни также воскрешают воспоминания о тех первых совместных днях – особенно такие песни, как ‘Your Love is Forever’, которая была написана в Хане, Мауи, в феврале 1978 года, когда мы ожидали рождения нашего сына, Дхани. Джордж любил тропики и там был счастливее всего. В те дни он чувствовал вдохновение и сочинил несколько песен – ‘Dark Sweet Lady’, ‘Soft Hearted Hana’ и ‘Here Comes the Moon’, стихи которой датировались его днём рождения, 25 февраля. Местный универсальный магазин был полон варенья из гуавы, удочек из бамбука и мачете, но не мог похвастать подарками для мужчины, который являлся для меня всем. Я купила Джорджу множество ручек и бумаги, чтобы поощрить его сочинять, и – когда я читаю стихи того периода – я рада, что так поступила. Мы плавали в окружённых чёрными скалами прудах с названиями вроде ‘Бассейн Венеры’, а один крошечный коттедж стал на те дни нашим роскошным домом – величайшей роскошью было отсутствие телефона и свобода от обычных демонов жизни Джорджа. Местные жители подарили нам не только уединение и атмосферу гавайской любви, но и тропические цветы, которые мы никогда не видели раньше; ракушку, факел и имбирь кахили, смешанный с благоухающими семенами плюмерии. Нам не терпелось вернуться домой и вырастить свой собственный тропический сад. Через несколько лет Дерек и Брайан стали приходящими садовниками, оставлявшими после визитов к нам пышное наследие. За двадцать лет многие фото с того первого отдыха на Гавайях были утеряны. Когда я писала это вступление, они возвратились ко мне. Среди них был снимок восхода полной луны, известного на Гавайях, как ‘Махина’, который вдохновил Джорджа на сочинение ‘Here Comes the Moon’. В последний раз Джордж и я были там вместе в феврале 2001 года. В сумеречном небе солнце закатывалось одновременно с восходом луны, волны бились о скалы, из моря выпрыгивали киты, сияла радуга, а кратер Халеакала вздымался на нашем заднем дворе на высоту три километра. Всё это вновь заставляло нас смиренно склонить головы и обратить наши лица к Господу. Мы собирали гардении и слушали гавайскую музыку за утренним кофе, сидя на солнышке… Солнце, его так любил Джордж, отчасти потому, что он чувствовал себя лишённым этой теплоты, когда рос ребёнком в Англии. Но когда шёл дождь – а с высоты 50 метров лили потоками водопады – Джордж был точно так же счастлив. ‘Безупречен и ленив залив в летнее время. Эти дни превосходны, словно рядом рай’ – написал он в ‘Your Love is Forever’. Да, Джордж, они были превосходны и для меня тоже – превосходны почти в такой степени, насколько это только возможно в этом физическом мире. Воспоминания о тех совместных вечерах являются даром… он играл на акустической гитаре или укулеле под большой луной там, где ночи были тёплыми, и где мы водили за нос английскую зиму и лишали её возможности поморозить наши кости. Несмотря на склонность людей воспринимать своего супруга, как данность, даже тогда я хорошо понимала, что это драгоценные моменты. Также я находилась в счастливом неведении, как мало нам оставалось совместных дней. Эти воспоминания будут отдаваться эхом наряду с любовью и уважением всю мою оставшуюся жизнь, и – так и быть – по этому случаю я могу сказать, что они 'Мои'.
Оливия Харрисон
|
|
|
|
Читая эту книгу, я слышу, как он поёт все песни до одной, а когда я вновь вижу рукописные стихи – некоторые на почтовой бумаге тех мест, где мы находились в то время – они оживляют мои воспоминания о тех моментах. Я вижу свой почерк на авиапочтовом конверте с ‘Learning How to Love You’. Я написала первую строчку стихов за него, так как он работал над мелодией. Затем он взял ручку из моей руки и записал слова, которые позже возвратили его к мыслям, которые он хотел выразить. Леон Расселл однажды сказал, что мне следует записывать все занятные вещи, которые говорит Джордж, и часто я так и поступала. Некоторые из них оказывались в песнях, а некоторые оставались лишь просто привлекательными, такие как: “Мне нравится быть владельцем ничего. Это отличает от всех этих всезнаек-выскочек”. В других случаях внимание Джорджа могло привлечь нечто, сказанное кем-то другим, подобно ударнику Джиму Келтнеру, который часто говорил Джорджу, что тот ‘доверчивый лопух’, что вдохновило на песню¹. Что бы ни являлось вдохновляющей идеей, быть свидетелем рождения песни всегда являлось счастьем. Можно было видеть, как работает творческая сила музы. Джордж часто играл на гитаре, укулеле или фортепиано и вдруг становился сосредоточенным, словно муза хлопнула его по плечу, чтобы предупредить, что она вот-вот его посетит. Он наклонял голову, как будто слушая нечто, что слышал только он, а его рука двигалась, словно искала дорогу к следующим аккордам, подобно тому, как ивовый прут отыскивает подземные воды. Я старалась не мешать этому процессу и уходила, хотя время от времени я слышу на плёнках на заднем плане свою болтовню о том, что приготовить на ужин. Ох, я готова локти себе кусать, когда слушаю эти плёнки. Джордж был таким терпеливым и сосредоточенным. Он просто продолжал играть независимо от того, шёл ужин или нет. Мы находились на Британских Вирджинских островах в 1976 году, когда Джордж сочинил ‘Soft touch’. Его краткая заметка о сочинении этой песни описывает расположение духа и то, что происходило вокруг нас, но для меня на той странице находится намного больше – как в настроении, так и в записи – просто эти крохотные значки разговаривают со мной. Внизу второй страницы со стихами ‘Soft Touch’ он напечатал ‘Мост (noch ein mal)’ – ‘ещё один раз’ на немецком языке. Джордж изредка пользовался этой фразой со времён, когда они (битлы) выкрикивали её со сцены во время своих выступлений в Гамбурге. Помню, во время того отдыха к нам присоединился Эрик Айдл. Однажды днём мы слушали одну песню на небольшом кассетном магнитофоне, когда я открыла на стук в дверь. Телепродюсер Норман Лир представился и сказал нам, что музыка звучит слишком громко и
¹ - ‘Soft touch’ (прим. пер.) мешает его жене, которая пытается писать. (Год был 1976-й, до эры ноутбуков, поэтому мы отдыхали под клацанье пишущей машинки по соседству и надеялись, что она пишет письма, а не книгу.) Этот небольшой конфликт обескуражил нас, ведь было не очень приятно осознавать, что люди по соседству жалуются на нас. На следующий день Норман узнал, что эту музыку играл Джордж Харрисон, и снова постучал в нашу дверь, на этот раз извинившись и попросив Джорджа играть столько музыки, сколько его душе будет угодно. Не то, чтобы Джордж и Эрик нуждались в большом поощрении, так как они всегда путешествовали с акустическими гитарами.
|
|
|
|
Держу пари, что Брайан удивился тому, что у него самого проявились озорство и шутливость, которые высоко ценились и поощрялись. Джордж и Дерек в хорошем смысле сбили его с пути, и он стал одним из ближайших друзей Джорджа, особенно после того, как в 1997 году умер Дерек. Теперь Брайан и я делимся воспоминаниями о тех днях наряду с любовью и уважением, которые мы все испытываем друг к другу. Джордж и Дерек забавлялись, придумывая подписи, не связанные с фотографиями, которые они должны были описывать; некоторые из них попали в книгу. Фото на иллюстрации XXIII демонстрирует, как Джордж держит свой ситар, но подпись привела к письмам в ‘Дженисис’, в которых выражалось недовольство, что в экземпляре читателя, должно быть, не те фотографии, потому что ‘в этой книге Джордж ни с кем не ест никакого бутерброда с сыром’. И только поклонники ‘Летающего цирка Монти-Пайтон’ поняли подпись к иллюстрации XVII – туманную ссылку, очевидно, предназначенную для тех, кто обладает подобным чувством юмора. У принца Уолтера, одного из персонажей ‘Пайтон’, были деревянные зубы. Сравните с улыбкой бывшего премьер-министра Британии Харольда Вильсона и поймёте идею. Первым вариантом подписи к иллюстрации XLII, на которой другой бывший премьер-министр, Эдвард Хит, был за фортепиано, а Джордж стоял позади, был таким: (Джордж:) ‘Вы знаете, Ваши яйца видны?’ (Бывший премьер-министр Хит:) ‘Нет, но Вы напойте мне её, и я её сыграю’. Это был старый анекдот, и у Дерека и Джорджа не было ни стыда, ни совести. Когда я задумываюсь, то по-прежнему вижу и слышу, как они смеются за кухонным столом, и мне ужасно не хватает их обоих вместе с весельем, которое привносили в мою жизнь их совместные юмор, интеллект и привязанность. Для меня сутью этой книги являются стихи, и я полагаю, они выдерживают испытание временем, ведь они написаны об извечных поисках, вопросах, радостях и печалях человека. По моему мнению, у Джорджа были самые сознательные в духовном плане стихи нашего времени, хотя Джордж, в свою очередь, обычно ссылался на стихи Боба Дилана, когда пытался акцентировать или растолковать свои собственные чувства изоляции и разочарования, вызванные чем-то в этой жизни или за её пределами. Много раз он говорил: “Хотел бы я знать больше слов”, но, возможно, будь даже все слова мира, включая санскрит и мантры, неотъемлемой частью его словарного запаса, они не смогли бы полностью выразить глубину его чувств и сознания. Подобно другим сочинителям, Джордж не был сильно разговорчив при объяснении стихов. Разве недостаточно того, что он выложил свои чувства и мысли, чтобы их мог услышать каждый? В конечном счёте, я перестала спрашивать Джорджа, о чём его песни, ведь его ответы никогда меня не устраивали. “Лив, мне просто нужна была рифма к слову ‘любовь’, поэтому я использовал ‘морковь’”. Мы соотносим музыку и слова с нашими личными жизненными переживаниями, но некоторые из песен Джорджа по-настоящему раскрываются лишь через более глубокое постижение смысла, и когда позволяешь рассказать историю мелодии, тексту, интонации и выражению, которые отсеивают наши собственные интерпретации. Прошлым летом мы обсуждали его сочинительство, и он рассказал мне, что какая бы мысль или тема ни вдохновила на песню, обычно текст меняется к концу её, а иногда ещё до того, как ручка коснётся бумаги, как в ‘Your Love is Forever’. Он начал эту песню, сочиняя о днях, когда мы впервые с головой погрузились в наш любовный роман с Гавайскими островами и друг с другом, но ‘любовь’ в первом куплете скоро превратилась в любовь к Богу. Джордж написал: ‘Моя любовь принадлежит тем, кто сможет увидеть её’, а его песни принадлежат тем, кто может по-настоящему услышать их. Стихи Джорджа часто пленяют нас одним образом, а затем уводят нас в тридевятое царство, идя дальше его первоначального замысла.
|
|
|
|
Вступление Я знала стихи песни ‘I Me Mine’ задолго до того вечера в октябре 1974 года, когда познакомилась с человеком, который их сочинил. Джордж и я много раз разговаривали по телефону, потому что я работала в Лос-Анжелесе в его фирме звукозаписи ‘Дарк Хорс рекордз’. Но та первая встреча лицом к лицу – с последовавшими вслед за ней совместными двадцатью семью годами жизни – по-прежнему точно так же жива в моей памяти сегодня, как и последний раз, когда я видела его лицо. Во время нашей совместной жизни вопросы, связанные с имуществом, привязанностью и определением того, кем ты являешься, наряду с эго занимали важное место нашего сознания. Джордж никогда не лез в карман за словом, чтобы указать, что в действительности нет никаких ‘я’, ‘мне’ или ‘моего’. Джордж был непреклонен в том, что нужно придерживаться нашей настоящей духовной цели. Мы были всего лишь человеческими существами, которые шли по длинной дороге к одной цели, и что касается меня, то я приветствовала любые напоминания об этом. Бывало, я могла сказать: “А твоя часть сада выглядит замечательно”, на что он отвечал: “Это не мой сад, Лив”. Это был его способ напомнить себе и мне, что мы являемся чистым духом, и что этот дух находится в ‘каждой песчинке’, принадлежащей всем и никому; что нет ничего ‘моего’ и что ‘я’, на которое мы все ссылаемся, нужно осознавать, как маленькое ‘я’ в более масштабной схеме вселенной. Джордж устал от ‘я’, ‘мне’, ‘моего’ этого мира, включая его собственные, и он был сыт по горло ими с очень раннего возраста. Во время поиска названия для этой книги он хорошо осознавал, что тексты к этим песням всегда будут связаны с его именем и будут считаться его песнями, хотя он и знал, что творчество, пожалованное ему, было божественным даром. Поэтому вместо того, чтобы придумать название книги, которое могло бы попытаться разъяснить сочинительский дар с помощью: “Ну, сочинил их я, но на самом деле они не принадлежат мне” – в названии своей книги он использует противоположный подход и рискует, используя немного циничную тройку местоимений. Чтение того, что рассказал о Джордже Дерек Тэйлор, тоже было увлекательным. Почему-то для меня стало более важно, как воспринимает человека, которого я нежно люблю, кто-то такой проницательный и чётко выражающий свои мысли, как Дерек. Дерек и Джордж обменивались специфичными добродушными подколками, и их словесная стенография часто совершенно сбивала с толку всех, кто находился рядом. Если ты хотел подключиться к их беседе, то требовалось время, потому что упоминаемые ими вопросы охватывали многие сферы и касались десятков как ярких, так и малоизвестных личностей и событий. Многие из них были связаны с феноменальными днями ‘Битлз’, которые подарили Джорджу и Дереку частный мир переживаний, из которого они черпали воспоминания. Джордж цитировал изречения великих мудрецов, ‘Бхагавад Гиту’ и древние ‘Веды’ так же, как остроты Лорда Бакли, ‘Гунс’, Ленни Брюса, ‘Продюсеров’ Мэла Брука и ‘Монти-Пайтон’. В то же самое время Дерек потчевал нас уроками истории о двух войнах, пояснениями текущих событий и политической жизни. Если у кого-нибудь из нашего семейства возникал вопрос, имевший отношение к одной из этих тем, Джордж всегда говорил: “Позвони Дереку и спроси его”. Он был очень хорошо начитан и делился с нами всевозможной информацией, даже той, которую на самом деле мы не хотели знать, но всю её он преподносил изумительно. Я никогда не была уверена, что являлось фактом, а что – байкой (хотя, казалось, это и не имеет значения). Дни, которые они проводили за работой над этой книгой, были счастливыми и проходили за беспрерывными чашками чая. (В основном эти чаепития были обязаны Брайану Ройлансу, который задумал и опубликовал первоначальное, ограниченное издание ‘Я, мне, моё’ и являлся самым большим фанатом чая со времён Эрл Грэя.) Беседа Джорджа и Дерека на этих страницах открывает многое об их отношениях, которые начались в Ливерпуле, а – как они часто напоминали нам – “Рождение в Ливерпуле влечёт за собой определённые обязательства”. Они работали вместе на протяжении тридцати лет, поэтому интервью Дерека с Джорджем вошли в привычку для них обоих, но всё равно они всегда умудрялись вспоминать что-то новое из своего прошлого. Во время написания ‘Я, мне, моё’ все мы – кто находился рядом – считали смех само собой разумеющимся. Должно быть, это было настоящее откровение для Брайана, чьи предыдущие публикации являлись более серьёзными документами, такими как ‘Журнал английского военного корабля ‘Баунти’’ и ‘Дневник путешествия Чарльза Дарвина на английском военном корабле ‘Бигл’’. |
|
|
|
Всем привет! Перевёл первую часть книги (собственно биографию, без комментариев к текстам песен пока что). Кину начало, если интересно будет кому, то пишите мэйлы. Ну или сюда могу по частям помещать |
|
|
|
Заканчиваю перевод книги Патти. Правда, с несколькими но. Во-первых, из пятнадцати глав я перевёл полностью лишь главы 4-13. первые три не переводил вовсе, а последние две переведу выборочно. Во-вторых, не уверен, что у меня хватит терпения на редактирование. Но все желающие - милости прошу, пишите свои мэйлы, думаю, к концу недели я закончу выборочный перевод оставшихся двух глав, и вышлю результат всем желающим. Мой мэйл - growyoung@mail.ru С уважением, Арсений 'Свойский трюфель' :)
| Это сообщение (дата создания: 18.01.2012 0:48:57) было перемещено из темы "Перевод книги Тони Бэрроу "John, Paul, George, Ringo and me"". |
|
|
|
|
Ребята! Крик о помощи! Скачал книжку по ссылочке http://ifolder.ru/7187426, но, кажется, тут не весь текст и нет ни одного факсимиле рукописных текстов песен Джорджа :( Подскажите, пожалуйста, где можно найти ВСЮ книгу??? Заранее, миллион спасиб! :) |
|
Страницы:
[<<]
1 |
2 |
3 |
4 |
5 |
6
|
|