>Фильм в целом хорош, но подпортили его отсебятиной.
Книгу не читал поэтому отсебятину не смогу определить. А в авторах сценария фильма Виктор Курочкин тоже значится , второй сценарист он же режиссер Виктор Трегубович - он получается отсебятины нагнал?
Сам спросил - сам ответил. Автор сам все испытал на себе.
Курочкин Виктор Александрович Родился 23 декабря 1923 года в деревне Кушниково, Калининская области. Советский писатель и сценарист.
Во время блокады Ленинграда работал на заводе, весной 1942 года эвакуирован через Ладогу. С мая 1942 года - курсант танкового, а потом артиллерийского училища. С 1943 года - командир СУ-85, участник боев на Курской дуге, за освобождение Украины, форсировал Днепр, Вислу, дошел до Одера. Дважды ранен, награжден орденами и медалями. После войны окончил Высшую офицерскую школу и... решил уйти из армии.
Окончил юридическую школу (1949) и Литературный институт им. М.Горького (1959). Работал внештатным корреспондентом газет "Ленинградская правда" и "Смена".
Автор книг "Короткое детство", "Наденька из Апалева", "Заколоченный дом", "На войне как на войне"; пьесы "Козыриха".
Ушел из жизни 10 ноября 1976 года
призы и награды Орден Отечественной войны I ст. (1945). Орден Отечественной войны II ст. (1944). Орден Красной Звезды (1943).
>Однажды Юрий Никулин, наш великий клоун, всю >войну голодавший зенитчиком под блокадным Ленинградом, >рассказал поразительную историю.
Может это один и тот же случай?Больно похоже все. В книге Михеенкова вроде как вспоминает сам участник этого события. А случай действительно удивительный.
– На Варшавке дело было… Мы возвращались из разведки. Десять человек. Ходили через линию фронта – армию Ефремова искали. 33-я тогда выходила из-под Вязьмы. А нам, разведчикам, приказ: встречать выходящих и выводить их по безопасным коридорам сюда, на позиции нашей 50-й армии. Никого мы не встретили. Четверо суток бродили по лесам, заходили в деревни, спрашивали. Нет, никто не проходил. Как потом оказалось, Ефремов выходил северо-западнее нашего участка. Однако я не к тому. Стали мы возвращаться, и на выходе уже случай у нас такой вышел… Самое опасное – перейти Варшавку. По шоссе часто передвигались немецкие патрули – легкие танки или бронемашины с пулеметами. Попадешь на такой патруль – крышка. Варшавку решили переходить рано утром. За две недели до этого, днем, напоролись на пулемет. Стали переходить – и попали. Троих в плащ-палатках принесли… Дождались, когда рассветать начнет, когда самый сон, и побежали. Бежим! Вот уже противоположная обочина в двух шагах. А оттуда подхватывается такая же группа, человек десять – немцы! – и нам навстречу! Тоже, видать, разведка. Из нашего тыла возвращалась. Я своим: «Назад!» Немцы тоже что-то закричали. Мы назад прыгнули. Они тоже. А один немец впопыхах замешкался и к нам попал. С перепугу не туда прыгнул. Лежит ни живой ни мертвый. Молчит. Мои ребята его воспитками, да из траншеи выпихивают – к своим, мол, беги. Как он бляснул туда через дорогу! Да с криком! Ребята засмеялись, так и грянули все разом. Слышим, и немцы за дорогой гогочут. Ладно, без стрельбы обошлось – и то хорошо. А расходиться все же как-то надо. С минуты на минуту патруль может появиться. Смотрим, немец один встал, автомат за спину закинул, кричит: «Иван, ты – правее! Я – левее!» Слышим, зашумели, и вправду левее поползли. Только спины из кювета виднеются. Тогда я своим рукой махнул – выходить правее. Не обманули, пулемета там ихнего не оказалось. Шоссе мы перешли благополучно. Никого на этот раз не потеряли. Так и разошлись.
Поднялись. Идем. И они идут. Тоже поняли, что сейчас будет. Сходимся. Без единого выстрела. Только топот сапог и дыхание. Уже каждый наметил себе противника, с кем схватиться. Гляжу, на меня идут трое. Рукава рассучены, воротники расстегнуты. Сбоку болтаются коробки противогазов. Сзади над плечами торчат ранцы. От этого немцы кажутся выше ростом. Каски надвинуты глубоко и плотно пристегнуты ремешками под подбородками. На меня пошел один. Он выскочил как-то так вперед и – на меня. Я обманул его движением в сторону и тут же с ходу ударил. Был у нас такой прием. Штык вошел легко, легче, чем в манекен на полигоне. Немец не ожидал моего выпада, он еще только готовился к удару. Думал, что мы остановимся и начнем примериваться друг к другу. А что тут примериваться… Выронил карабин. От моего удара ранец за его спиной подпрыгнул. Я попытался выдернуть штык, но немец не падал и держал ствол моей винтовки обеими руками. Тогда я изо всех сил рванул винтовку на себя. Сержант тем временем выстрелил во второго. Как я его и учил – короткой очередью, в упор. Но больше стрелять он не смог. Уже сошлись. И третий, пока я возился со штыком, заскочил мне сзади. Сержант:– Лейтенант! Сзади! Я успел оглянуться и машинально отскочить в сторону. Его штык пролетел мимо меня. Винтовку уже не развернуть, ударил прикладом. Не знаю, попал, не попал. Тут все перемешалось. Свалка! Лязг саперных лопаток! Ревут, как кабаны. Хруст! Потом я догадался, что это кости хрустят. Того и гляди, как бы своего не пырнуть. Никого к себе стараешься не допустить. Сержант мой где-то потерялся. Винтовка со штыком только до первого удара, а дальше схватились и кромсали друг друга чем могли – саперными лопатками, касками, ножами. Но я винтовку не бросил, двигал ею активно и к себе никого не подпустил. Вскоре разошлись. И команды вроде никто никакой не подавал, а что-то такое произошло, что расходиться стали. Они – в свою сторону, мы – в свою. Убитых никто не собирал. Ни они, ни мы. Раненых было мало. Командир батальона в той штыковой шестерых заколол. Фамилию его я не запомнил. Помню только его внешность: высокий, повыше меня, плотный, белокурый. Похож на немца с плаката. Они своих такими рисовали. Потом, когда начали отступать, мы разошлись. Пробивались мелкими группами. Больше я своего комбата не встречал.
>Ну нет. Почти всякий перевод относительно хорош >и относительно плох. Мне показался вполне приемлемым. >С оригиналом я тоже знакома.
Оригинал я не читал - хотя и знаю более -менее английский , предпочитаю читать на русском. Перевод меня устроил - никаких особых ляпов я там не обнаружил, что для наших переводчиков большая редкость.
Не так и дорого для такого фолианта и материала такого качества. К примеру книгу Дрибущака о Deep Purple недавно я взял за 1200 руб, а объем у Ричардса даже поболее будет, уже не говоря о статусе самого автора.