- Песни Дэвида Боуи всегда были рядом со мной, с самого детства. Лет в 10–11 у меня появилась пластинка Diamond Dogs — ее обложка меня глубоко впечатлила. Я ничего не знал об этом артисте тогда, просто кто-то из старших друзей порекомендовал мне его вместе с группой Kiss и Alice Cooper, которые были больше знакомы широким кругам слушателей советского рок-подполья. Не скажу, что я сразу раскусил альбом, он показался мне чересчур традиционным роком, а меня тогда уже больше интересовал панк-рок и симфо-рок. Но самое начало было просто феерическим, я переслушиваю его с тревогой и волнением до сих пор. Шум толпы и сквозь нее: "This ain't roсk-n-roll, this is genocide!". Я был шокирован и не мог понять, что все это означает. Но благодаря таким вот концептуальным альбомам я начал учить английский, узнал и про Оруэлла и его "1984".
В начале 1980-х фото Боуи всегда были в избытке в японских музыкальных журналах, которые мы могли достать у нас во Владивостоке. Мне нравилась театральность образов Боуи и Меркьюри. Альбом Let’s Dance попал ко мне сразу после выхода. «Народным», как, например, работы Depeche Mode того же периода, в России он не стал. Но эту пластинку я до сих пор считаю одной из кульминаций развития поп-музыки. У этой музыки нет минусов, только стиль, своевременность. А теперь уже можно сказать, что это вечная классика.
Я люблю Outside и Heathen по причине, непонятной мне самому. Мне не кажется, что это самые «услышанные» публикой альбомы, но их я уже слушал как действующий и гастролирующий музыкант. И их настроение полностью совпадало с моим собственным мироощущением, когда хочется переосмыслить свои творческие амбиции и текущие тенденции и перейти на иной, непонятный, но подспудно ощущаемый уровень.
Я запомнил один из фестивалей в Великобритании в начале 2000-х, где Боуи был хедлайнером. Это было время расцвета всех групп брит-попа, они все там играли, собралась молодежь со всей Европы… И вот вдруг часов в восемь-девять вечера в воскресенье новая лавина публики накрыла поле. Это были мамы с колясками, дяди под 60, люди как будто из офиса, тинейджеры — в общем, буквально весь срез общества, и все они пришли на Боуи. Я тогда ощутил его силу по полной, он что-то значил для всех этих людей, он был частью их жизни! И понял, что сам я здесь тоже не случайно.
Василий Шумов («Центр»):
- На мой взгляд, Боуи в первую очередь — это трендсеттер. Он на протяжении всей своей творческой жизни держал руку на пульсе последних веяний и писков в музыке, моде, искусстве, которые моментально отражал в своем творчестве.
Благодаря этому весь мир открыл для себя самые разнообразные стили и направления, которые без Боуи могли бы остаться маргинальными. Например, после берлинского периода Боуи 1970-х годов мы узнали, что такое краутрок. Теперь краутрок — это уважаемый, влиятельный и хорошо изученный стиль немецкой рок-музыки 1960–1970-х годов. Если бы не Боуи и его три берлинских альбома, то неизвестно, что было бы с краутроком сегодня в плане всемирного признания!
Впервые ко мне в руки попали два альбома Боуи, когда я учился в школе. Это были Pin Ups (1973) и Diamond Dogs (1974). Я ничего не знал тогда о Боуи, но оба эти альбома мне сразу очень понравились и нравятся до сих пор. В силу недостатка информации в СССР я не сразу понял, что альбом Pin Ups — это сборник каверов, а Diamond Dogs — это первый альбом после знаменитого периода, который в творчестве Боуи обозначен как Spiders from Mars. Бывало, что я, услышав треки с Pin Ups в оригинальном исполнении The Who, Pink Floyd, The Kinks, Yardbirgs, думал, что они исполняют Боуи. Что вызывало интерес узнать про эти группы больше.
Лично мне творчество Боуи помогло вот чем. Когда у меня было ощущение, что хороший артист старается не повторяться, всегда ищет новые формы выражения, что его альбомы не похожи один на другой, то у Боуи я находил поддержку, глядя на то, что он делает. У него практически каждый новый альбом заметно отличается от предыдущего по стилю, содержанию, концепции и сценическому образу.
Я не знаю больше никого, кто делал бы авангардный и экспериментальный рок в течение последних 50 лет и при этом продал бы миллионы альбомов, собирал стадионы и был всемирной рок-звездой уровня Боуи.
Александр Липницкий («Звуки Му»):
- Смотрел недавно по каналу «24_DOC» фильм про «Крафтверк», где участники группы вспоминают: «Когда в 1970-е Боуи стал на каждом углу трубить, что за рулем нужно слушать только наш альбом “Автобан”, мы с его легкой руки сразу стали культовой группой на все времена». Вот что значило в арт-мире XX века мнение британского гуру! Добавлю лишь, что, на мой взгляд, Дэвид оказал решающее влияние на весь стиль «новой волны»: его пластика, манера держаться на сцене (самоирония) и, наконец, фирменная «инопланетная» интонация распространились по обе стороны Атлантики, их легко обнаружить в лучших клипах Talking Heads, Марка Алмонда, Duran Duran и Human league.
И, что вытекает из вышесказанного, русская рок-музыка советского периода, сугубо провинциальная по причине железного занавеса и вечной борьбы властей с космополитами, не впитала и доли природной элегантности британца. (Даже левиафан отечественной культуры, русская литература, не смогла толком осмыслить горизонты безраздельной свободы, распахнутые Оскаром Уайльдом — что уж тут было ожидать от задрюченных коммуняками рокеров!) И тем не менее она безраздельно, но отнюдь не безнадежно, ему подражала. Особенно наглядно это проявлялось в регулярной смене имиджа («прикида») лидера ленинградцев Бориса Гребенщикова в 1980-е. Уже в разгар перестройки БГ удалось познакомиться с модником № 1, и Борис вернулся из Лондона в свою коммуналку на улице Софьи Перовской с большим запасом фирменной краски для волос и невероятно гордый собой! А что касается чисто творческого аспекта, то буквально на днях, уже после кончины Боуи, слушая в авто давно забытую мною China Girl, я, с удовольствием обнаружил удивительное сходство внутреннего нерва песни с одним из главных хитов группы «Кино».
Шура Би-2 («Би-2»):
- Я всегда считал Боуи иконой стиля — в том смысле, что каждое десятилетие он не просто адаптировался под эпоху, а задавал стиль времени. В конце 1960-х и начале 1970-х это был Зигги Стардаст. Затем был минималистский стиль берлинского периода. В нью-вейв он вошел, создав две лучшие песни в этом направлении: Let’s Dance и China Girl. А 1990-е запомнились его экспериментами с Трентом Резнором. В общем, Боуи всегда был новатором, никогда не стоял на месте. Но на самом деле не это главное! Главное — он писал замечательные песни.
Я открыл для себя Боуи, когда мне было лет 25. Пластинки с его музыкой появились в нашем доме очень рано, я слышал его песни еще ребенком, но в тинейджерском возрасте Боуи не воспринимается — чтобы понимать его, нужно все-таки быть постарше. С тех пор в плейлистах «Би-2» Боуи всегда присутствовал. Наверное, в наибольшей степени на нас оказал влияние период 1970-х в его творчестве.
В альбоме «Лунапарк» у нас есть песня Bowie — дань уважения великому музыканту:
Как забавно все это читать: умер музыкант уровня Битлз, а реакция такая как у школяров, вызванных к доске "Расскажи нам Иванов про вклад...". При чем школяры эти явно прогуляли первые уроки: вспоминают какой-то Пин-апс, но никто ничего не говорит о Space Oddity. Зигги Стардаст упоминается без каких-либо комментариев. Видимо проходной альбом был у автора, малозаметный и второстепенный. China Girl несомненно принадлежит Боуи. Урок про Игги Попа мы тоже прогуляли. Ок, пропустили так много, но кто мешает сейчас переслушать, осмыслить . Коммунизм кончился, но задрюченные им музыканты по-прежнему остаются и даже чего-то там композиторствуют, выступают, дают оценки Дэвиду Боуи и сочиняют про него песни....
Из прочитанного уяснил,что в России Боуи не был какой-то особой фигурой,сравнимой с Юрай Хип или Назарет. В то время как у нас в определённый период (1972-1975) все буквально бредили им. Приятель-теннисист первым делом в Югославии на чемпионате Европы купил "Алладина" и ни за какие деньги не хотел продавать потом уже изрядно запиленный.
