![Первой песней была «I Want You, I Love You, I Need You». Вначале Элвис выглядел не в своей тарелке, но к концу вошел в роль и запел с чувством и искренностью, сгорбив плечи и ослабив галстук. За его спиной, почти невидимые на сцене, подпевали «Jordanaires», а за ними видны были лишь силуэты оркестровых музыкантов. Еще доигрывались последние аккорды, но Стив Аллен вновь выскочил на сцену, на этот раз волоча за собой бассета, и объявил, что Элвис будет петь «Hound Dog», свой недавний хит, который предполагалось записать на студии на следующий день. Собака отвернулась, и Элвис, под сочувствующий смех зрителей, повернул ее к себе. Камеры навели на собаку, когда Элвис произнес заглавную строчку из песни. Бассет испугался и задрожал, а Элвис стал гладить его и в ходе песни даже пару раз поцеловал. За исключением нервных смешков, аудитория на песню никак не реагировала. Элвис воспринял это спокойно («Он всегда старался как можно лучше разрешить неловкую ситуацию и никогда никого не оскорблял», — вспоминал Гордон Стокер после концерта) и, открыто симпатизируя испуганному бассету, подходил к нему поближе, когда собака отвлекалась. К видимому всеобщемуоблегчению, Элвис наконец закончил петь и удалился со сцены под лучом прожектора.]( "Первой песней была «I Want You, I Love You, I Need You». Вначале Элвис выглядел не в своей тарелке, но к концу вошел в роль и запел с чувством и искренностью, сгорбив плечи и ослабив галстук. За его спиной, почти невидимые на сцене, подпевали «Jordanaires», а за ними видны были лишь силуэты оркестровых музыкантов. Еще доигрывались последние аккорды, но Стив Аллен вновь выскочил на сцену, на этот раз волоча за собой бассета, и объявил, что Элвис будет петь «Hound Dog», свой недавний хит, который предполагалось записать на студии на следующий день. Собака отвернулась, и Элвис, под сочувствующий смех зрителей, повернул ее к себе. Камеры навели на собаку, когда Элвис произнес заглавную строчку из песни. Бассет испугался и задрожал, а Элвис стал гладить его и в ходе песни даже пару раз поцеловал. За исключением нервных смешков, аудитория на песню никак не реагировала. Элвис воспринял это спокойно («Он всегда старался как можно лучше разрешить неловкую ситуацию и никогда никого не оскорблял», — вспоминал Гордон Стокер после концерта) и, открыто симпатизируя испуганному бассету, подходил к нему поближе, когда собака отвлекалась. К видимому всеобщемуоблегчению, Элвис наконец закончил петь и удалился со сцены под лучом прожектора.")
Первой песней была «I Want You, I Love You, I Need You». Вначале Элвис выглядел не в своей тарелке, но к концу вошел в роль и запел с чувством и искренностью, сгорбив плечи и ослабив галстук. За его спиной, почти невидимые на сцене, подпевали «Jordanaires», а за ними видны были лишь силуэты оркестровых музыкантов. Еще доигрывались последние аккорды, но Стив Аллен вновь выскочил на сцену, на этот раз волоча за собой бассета, и объявил, что Элвис будет петь «Hound Dog», свой недавний хит, который предполагалось записать на студии на следующий день. Собака отвернулась, и Элвис, под сочувствующий смех зрителей, повернул ее к себе. Камеры навели на собаку, когда Элвис произнес заглавную строчку из песни. Бассет испугался и задрожал, а Элвис стал гладить его и в ходе песни даже пару раз поцеловал. За исключением нервных смешков, аудитория на песню никак не реагировала. Элвис воспринял это спокойно («Он всегда старался как можно лучше разрешить неловкую ситуацию и никогда никого не оскорблял», — вспоминал Гордон Стокер после концерта) и, открыто симпатизируя испуганному бассету, подходил к нему поближе, когда собака отвлекалась. К видимому всеобщемуоблегчению, Элвис наконец закончил петь и удалился со сцены под лучом прожектора.
[...]
На следующее утро Элвис выглядел так, как будто предыдущих двух дней не было вовсе. Он приехал в RCA, где пикетирующие здание поклонники развернули плакаты с надписями типа: «Мы хотим настоящего Элвиса»; дал еще одну пресс-конференцию, где объявил, что «встречается с Барбарой Херн из Мемфиса и Джун Джуанико из Билокси». Мисс Херн была дополнительно охарактеризована как хорошая кандидатура для совместной езды на мотоцикле; далее он старательно пересказал историю своей жизни. После пресс-конференции, почти в 2 часа дня, Пресли отправился в студию, где приготовился работать.
Студия, по словам Ала Вертхеймера, «была похожа на инсценировку научно-фантастической книги 30-х годов. Стены большой прямоугольной комнаты были отделаны акустическими плитами, к которым крепились монолитные полуцилиндры. На двух стенах полуцилиндры висели вертикально, на двух — горизонтально. К высокому потолку были также прикреплены параллельные цилиндры и две флуоресцентные лампы-трубы. На полу из деревянных дощечек был выложен геометрический рисунок. В центре комнаты лежал кусок ковра, на котором музыканты пристроили свои инструменты».
В этот раз запись была совсем другой. Во-первых, уже два месяца Элвис и музыканты играли на концертах «Hound Dog», ради которой и пришли в студию. Во-вторых, на записи в первый раз появился Фредди Бинсток, 28-летний уроженец Вены и протеже братьев Абербах, в роли представителя «Хилл энд Рэйндж». И, конечно, на записи впервые присутствовали все участники Jordanaires. Самым важным, безусловно, являлось то, что двадцатилетний певец руководил процессом.
Неудивительно, что записать «Hound Dog» на пленку оказалось делом гораздо более сложным, чем предполагалось. Звукоинженер Эрни Ульрих, который, как и все в здании, насмешливо относился к рок-н-роллу, ранее добивался хорошего звука, но сейчас было сделано 17 дублей, и окончательного варианта все еще не было. Ударные, всегда центр любого живого концерта, не создавали нужного эффекта, Скотти коряво выводил соло на гитаре, а Шорти Лонг, пианист, игравший в основном буги-вуги и присоединившийся к группе на последней записи в Нью-Йорке, вообще сбился. Стив Шоулз все больше мрачнел — ему было отчаянно необходимо набрать материал на второй альбом, а они столько времени потратили на одну-единственную песню. Однако Элвис, обычно такой нетерпеливый, был образчиком терпения. «В своей спокойной манере, — писал Вертхеймер, — он руководил записью и возложил ответственность на себя. Когда кто-то ошибался, он фальшивил, и тогда провинившийся возвращался в нужную тональность. Он никого не критиковал, ни на кого не злился, кроме себя, и просто признавался: «Ну ладно, ребята, моя ошибка!» В ходе репетиции были изменены ритм и слова, и на восемнадцатом дубле что-то начало получаться. Благодаря усилиям диджея на ударных и Скотти на гитаре, песня еще менее стала похожа на оригинальную композицию в стиле «румба-буги» Большой Мамы Торнтон (единственное, что напоминало о ней, было повторение слов «Hound Dog» после первого куплета). На двадцать шестом дубле Шоулз думал, что все получилось, но Элвис хотел продолжить. На тридцать первом дубле Шоулз провозгласил в микрофон: «Ну ладно, Элвис. Думаю, записали».
Элвис вытер рукой лицо, откинул назад волосы и подчинился: «Надеюсь на это, мистер Шоулз...»
Запись заняла более двух часов. В комнате не было кондиционера (микрофоны бы уловили шум), и воздух был тяжелым и спертым. Были открыты двойные двери, через которые в комнату проникал сквозняк, шум машин-автоматов и посетителей. Элвис причесался, выпил кока-колу, предложенную Джуниором, и пожал плечами в ответ на комплименты о его музыке. К нему бесшумно подошел Стив: «Элвис, готовы послушать запись?» И, как будто для неприятной работы тоже мог быть подходящий момент, сказал: «Сейчас как раз подходящий момент».
Скрестив ноги, Элвис уселся на полу возле колонки. Инженер объявил начало прослушивания. Элвис поморщился и уставился в пол, обгрызая ногти. В конце первой записи он выглядел так, как будто не знал, хорошая она была или плохая. Стив попросил поставить восемнадцатый дубль. Элвис пододвинул к себе складной стул, скрестил руки за спиной и снова рассеянно начал глазеть на пол. Инженер объявил двадцать восьмой дубль [Вертхеймер ошибается в этом подсчете, потому что выбран был все-таки последний дубль.]. Элвис встал со стула и опустился на пол, как будто прослушивание с разных позиций было подобно рассматриванию предмета со всех сторон. В конце песни он поднялся с пола, повернулся к нам и радостно сказал: «Получилось!»
Питер Гуральник. "Последний поезд в Мемфис"
