RSS:

	Статьи
	Периодика

Beatles.ru в Telegram:

Александр Беляев. Последнее интервью

В этом году 26 сентября музыкальному журналисту, критику, переводчику, эксперту и меломану Александру Беляеву исполнилось бы 50 лет. 11 августа 2022 года Алексей Богаевский взял у него интервью, а спустя два месяца, 9 октября 2022 года, Саша ушел из жизни, борясь с онкологическим заболеванием. В память об Александре Беляеве мы впервые публикуем этот разговор (расшифровка и редакция интервью - Олег Мартишин). 

- Привет, начнем с истоков: интересно, что для нашего с тобой поколения группа The Beatles — это какая-то дичь. Когда я учился в школе, у нас были металлисты, брейкеры, более продвинутые люди слушали какие-нибудь коллективы типа The Cure и так далее, то есть все что угодно, только не The Beatles. И я пришел к битлам, потому что мне одноклассник дал несколько кассет с этими записями. А к тебе-то как в жизнь они попали? И The Beatles у тебя "группа номер один" или "одна из"?

- Слушай, я врать не буду, я все время говорю, что я не битломан никакой совершенно. И первая рок-группа, которую я начал слушать, которая меня вот так вот пробила по-настоящему - это были Queen. 

И, кстати, хочу добавить, что насчет нашей среды, это ты абсолютно прав. Это ты еще The Cure упомянул, это, знаешь, тебе повезло. У нас, по-моему, все кончалось на Depeche Mode и Билли Айдоле. Но после того, как я вдруг непонятно откуда услышал мелодию Let It Be, чудесным образом у меня нашелся вот этот миньончик мелодиевский "Let It Be / Across The Universe / I Me Mine", и я его просто закрутил на проигрывателе "Аккорд". Тут, значит, как-то выяснилось, что у меня одноклассник любит The Beatles и сольных битлов в том числе, и его брат старший тоже любит. И мы, бывало, просто собирались и распевали Hey Jude, где-то взяли слова, и нам очень нравилось петь Hey Jude, что как-то странно.

Так что да, был такой некий фандом битловский.

Но знаешь, я совершенно не воспринимал битлов альбомами, я совершенно не хотел записывать их альбомы целиком, и если я эти пластинки слышал, они мне целиком не нравились. Не помню, что именно мне не нравилось, может "Сержант", может что-то еще - но у меня была, например, кассета, где на одной стороне какой-то совершенно нелепый самодельный сборник был, там и Lady Madonna, и Penny Lane, всё в одну кучу. И вот я просто слушал все это как отдельные песни.

И саму эту фишку, концептуальность битловских альбомов и их феноменальное развитие, так сказать, по экспоненте от первого альбома до двенадцатого, я как раз не просекал. Но где-то мне переписали "Past Masters", и вот эта компиляция мне почему-то очень понравилась. А потом со временем всё изменилось, когда я стал глубже музыку копать; я понял, как это всё надо слушать, и оценил это, конечно, всё совершенно по-другому.

И, кстати, в 11-м классе Леннон у меня ходил в больших таких любимчиках, я, наверное, наизусть знал его песни. У нас были факультативные уроки английского языка в школе, который вела аж преподавательница из МГУ, и почему-то она нас заставила песню Imagine выучить. Уж что там, я не знаю, в чем там фишка, там глаголы в императиве, что ли?

Но мне это так понравилось, я тут же у кого-то переписал с болгарской пластинки альбом "Imagine", и, в общем, потом очень долго фанател от Леннона.

— Слушай, у Джона очень много идиоматических выражений, игры слов и всего, что с этим связано. Вот ты оцениваешь Леннона как что-то большее, чем рок-музыканта и человека, который накладывает какой-то подстрочник текста на музыку?

Знаешь, странно, что не существует термина "леннонизм". Хотя вот как есть "шекспиризм", так есть и "леннонизм". Кому-то нравится, кому-то не нравится, но, конечно, у него есть свой "идеолект" такой чистой формы, это писатель, у которого есть свой язык. Джон Леннон, очевидно, это феноменальное сочетание простых слов вместе с их игрой, а с третьей стороны между этим всем как-то проскакивает прямо тебе в мозг очень глубокий смысл.

И, конечно же, это не музыка плюс там какие-то вирши — это песни, цельные произведения, они вот великие сами по себе.

И очень мне нравятся какие-то простые словечки такие, типа "I'm just sitting here watching the wheels go round and round", такое, где вот ничего особенного нет, понимаешь? Вот у Леннона есть такое вот личное, разрастающееся до общего, и телесное, соединяющееся с духовным. Та же песня Mind Games мне по тексту очень нравится, плюс какое-то сочетание вот с этой мелодией, такой расслабленной, эта вся манера, что просто в какое-то блаженство впадаешь.

- А ты согласен, что Маккартни, в первую очередь, это человек, который пишет музыку, а текст уже придумывает абы как?

- Ну, во-первых, это не абы как! Во-вторых, знаешь, у меня просто другая позиция: вот есть песня, это жанр, и там вот если разделять, что у этого лучше музыка, у этого лучше текст, мы не придем ни к чему. И Леннон, и Маккартни создали огромное количество гениальных песен, и песен реально важных.

Вот Леонард Коэн - он поэт, Боб Дилан тоже в первую очередь поэт, а Пол Маккартни - он прям композитор. Конечно, это все люди-песенники, это просто такой вот жанр, который они очень все по-своему разрабатывают, очень круто это делают и очень сильно нас этим поражают.

И там, где может быть нужно на выражение одной идеи несколько страниц, у гениального композитора достаточно одного абзаца с правильной интонацией пропетой.

— Саша, ты владеешь английским языком, ты переводчик, работал в очень многих музыкальных изданиях. Это прям комбо, и если бы тебя попросили взять интервью, например, у сэра Пола Маккартни, о чем бы ты его спросил, что тебе было бы интересно?

- Слушай, ну у меня уже была прямая возможность что-то спросить у Пола Маккартни, на той импровизированной "прессухе" на Красной площади, после саундчека. Но я тогда даже не думал, что можно что-то спросить, потому что ожидал, что будет какой-то гвалт вопросов - а его особо и не было, и каких-то вопросов умных тоже не было.

Вот мне кажется, с такими людьми, понимаешь, надо РАЗГОВАРИВАТЬ, они уже переросли любой формат любого интервью. Я не знаю, я бы, наверное, готовился неделю просто, придумал бы какую-нибудь такую стратегию, которая на хороший роман выйдет. Может быть, действительно начать спрашивать про какой-то там отцовский и дедовский опыт, вот что-нибудь такое, чтобы совсем отвести его от музыки, куда-нибудь подальше.

Вот меня, например, в каком-то интервью Маккартни зацепило, что он говорит о своих детях: "Ну вот дочь Стелла, она что-то рисует, что-то еще делает, и я не хочу детей втягивать в музыку, потому что я их научу сам или с помощью преподавателя, куплю инструменты, обеспечу, а они мне потом скажут: "Ты тащил нас в музыку, а мы ее ненавидим". И чем дело закончилось? Стелла Маккартни стала выдающимся дизайнером.

И они все как-то вот состоят в творческих профессиях, но совершенно не тех очевидных типа "бэк-вокалист отца", "менеджер отца", понимаешь? Дети Пола — вот как-то сами состоялись, в каких-то смежных областях. И даже непонятно, это вообще музыкальные люди или нет?

Хотя как музыкант там проявился Джеймс Маккартни - и, собственно, так слушаешь его, слушаешь и думаешь, а нафиг ты вообще проявлялся?

И вот это, знаешь, опять-таки к вопросу о важном жизненном опыте, который могут дать такие люди с необычным положением в мире как Пол Маккартни. Это тоже важно, про человеческий опыт разговаривать; другой вопрос - насколько персонаж откроется тебе и кто ты такой вообще, чтобы он стал тебе все это рассказывать.

- Был ли ты на концертах Пола Маккартни или Ринго Старра?

— А чё это "или"? Я был на концерте Маккартни на Красной площади и на Ринго на втором концерте только, к сожалению. Почему-то в 1998 году то ли у меня денег не было, то ли еще что-то. Но про тот концерт я прям жалею — это все ностальгия, конечно, игра в известные песни. Ну, слушайте, все равно это такая супергруппа, которая действительно играет такую плотную, клевую программу. А это дорогого стоит!

Там же был Гэри Брукер, и там был Джек Брюс, и там звучали как минимум две мои любимейшие песни - Sunshine of Your Love и Whiter Shade of Pale. И ты представляешь, я такую мощь просто ушами прохлопал!

А к концертному Маккартни у меня какое-то странное отношение. Я его то люблю, то не люблю; то меня раздражало, что как-то очень много выходит его концертников с перепевками битловских песен, один сплошной такой "Beatles medley". А с другой стороны, потом начинаешь как-то это переслушивать, думаешь, блин, вот классное концертное исполнение, елки-палки!

Плюс еще какие-то песенки проскакивают неизвестные, там одна-две на альбом. Все равно это приятно и здорово!

- Саша, возвращаясь к твоей основной сейчас специальности, это работа переводчика - у тебя прямо серьезное, солидное портфолио. Можешь про книги рассказать, которые ты переводил? Что больше всего тебе запомнилось?

- Понимаешь, работа над книгой - она муторна. Это ты на нее должен выделить 4 часа времени в день, или 3 часа, или 2 с половиной, но рано утром или в каком-то таком напряжении. Или у тебя должен быть очень хороший задел, ты сто раз эту книгу прочитал и у тебя в голове что-то сложилось.

Но так не бывает. Обычно дают тебе книгу, кладут какие-то там ерундовые три месяца, ты делишь количество страниц на количество дней, и вот эту норму, извини, блин, но сделай - утром, вечером, днем, и поэтому все это превращается в такую, вообще говоря, каторгу. Поэтому сказать, что вот что-то там прям запомнилось? Ты, когда сдаешь рукопись, наоборот, хочешь это забыть все нафиг.

Но я могу выкрутиться из этой ситуации таким образом, что я скажу, что на меня, конечно, очень сильное впечатление произвела автобиография Эрика Клэптона. Это вообще была первая книжка, которую я перевел — вот за деньги, чтобы ее издали, чтобы мне ее заказали, вот так вот серьезно. До этого я переводил свои интервью, в основном, и в очень меньшей степени какие-то там покупные в агентствах большие интервью, которые мы в журнале Play публиковали. Вот что-то я, может быть, там переводил, но книжного ничего не было, а я к этому стремился.

И вот нашлись добрые люди, олигархи, которые через моего друга Михаила вышли на меня, я сделал тестовое задание, им очень понравилось. И я, по-моему, полгода Клэптона, а то и дольше переводил. Меня никто никуда не гнал, и поэтому я мог как бы сосредотачиваться.

И я себя представлял читателя. Я этого заказчика никогда не встречал, но с его родственниками общался. И я просто понимал, что этот человек - фанат, и ему надо, чтобы нормально этот самый Клэптон прозвучал на русском языке. Это вообще кредо мое - надо, чтобы текст звучал на русском вот с такими же интонациями.

А он, Клэптон, своеобразный такой человек, и речь у него, по-видимому, своеобразная, и отношение его к жизни. И вот то, что он, будучи стариком, англичанином, сдержанным таким, вдруг вывалил вот такую автобиографию, это было здорово.

И само повествование на меня производило очень большое впечатление. Один мой коллега, который у меня выманил рукопись эту, еще не опубликованную - я ему говорю, "ладно, фиг с тобой, бери, надеюсь, что-нибудь напишешь про меня хорошее" (я уже такой в сиянии будущей славы, так сказать, пребывал, как мне казалось). И этот мужик, отец шестерых детей, он мне потом взял и написал смс, типа "вот ты, сука, меня до слез довел".

Я говорю: "Что ж надо сделать, чтобы тебя до слез-то довести, твое запястье жирное прижечь что ли, блин, сигаретой, что ж такое, это ж невозможно". Он отвечает: "Да я ехал в метро, в телефоне почитывал Клэптона и дошел до момента, когда его сын из окна выпал". Я говорю: "А я здесь при чем? Это ж Клэптон так написал". Вот у него какое-то отмороженное такое повествование, при этом оно действительно доводит до слез. Я когда это читал в оригинале, естественно, те же самые эмоции испытывал, как у перехваченного горла. И то, что мне это удалось передать, это, вообще говоря, не доблесть, нам за это деньги платят.

А еще, чтобы ты не подумал, что я отмазываюсь там хронологически - все эти книги мне нравились. Плюс еще какие-то совпадения, знаешь, странные были - типа идет Чемпионат мира по футболу, а я живу в Лужниках на метро Спортивная. Мало того, это был год, когда у меня мама умирала от рака, то есть мне, как человеческому существу, было вообще ни до чего, мне надо было что-то делать с мамой, чтобы она более-менее себя нормально чувствовала. И мне надо было делать что-то с собой, чтобы какие-то деньги зарабатывать.

И тут язва эта еще на меня навалилась, тоже я такой слабый, лысый. Какой тут нафиг Чемпионат мира? А у нас еще ходят толпы, в доме сдаются квартиры - по идее праздник у всех, только не у меня. И вот в определенный момент я сижу уже задолбанный, перевожу очередную эту норму мемуаров Робби Уильямса, и тут вдруг где-то там слышу в новостях по радио, что он будет сейчас петь на открытии Чемпионата мира, рядом с моим домом.

Кстати, меня очень поразила еще другая книга, я прям зауважал этого человека. Ну, не зауважал, но стал на него смотреть, как на настоящую такую значительную фигуру, которую я просто не просек, к которому я просто не с теми критериями подходил — это Мэрилин Мэнсон. У него по жанру очень сложная книга, такая автобиография, но при этом там есть какие-то ранние его стихи, какие-то потуги на написание садистских рассказов, есть интервью - то есть там надо довольно часто переключать регистр.

И эта книга очень умная, она показывает офигенный вообще путь, путь героя. И не простого какого-то эпатажника, идиота, а вот прям реального героя. И Мэнсону было дофига что сказать, он считал, что надо всех потрясти, да, вот прям такая задача — это здорово, это прям почетно, и тут есть чему музыкантам учиться, понимаешь?

Вот, кстати, опять-таки к вопросу о жизненном опыте музыкантов, о чем их спрашивать и чему у них вообще учиться - вот, понимаешь, есть какие-то прекраснодушные ребята (в том числе, из наших с тобой общих знакомых), они просто сидят год и в соцсетях пишут, как они здесь аранжировочку бы пилили, как здесь сейчас вот красиво будет, как надо бы на краудфандинге найти там меллотрончик бы, и вот мы перфекционисты, и вот мы такую сейчас красоту в мир принесем. Ты это все читаешь не один год и думаешь - а где песня? У вас песен нет, и объективно вам нечего сказать.

Ну это же всё ерунда, понимаешь? И вот идут годы, и ты понимаешь - люди себе придумали, что они там авторы, а они на самом деле… Им просто нравится лабать на гитаре. Ну и хорошо, лабайте, чё мучиться-то?

— Мы ступаем на тонкую грань, что имеет право на жизнь, что не имеет.

— Нет, подожди, имеет право на жизнь всё, у человека есть возможность. Ты знаешь, сколько лет я вообще писал, блин, тексты, и вообще с ними возился, и тексты эти вообще не шли и не могли пойти никуда. И я понимаю, чтобы жизнь просто так не прошла, и чтобы в конце концов развиваться, надо что-то когда-то заканчивать. Если что-то не заканчивается, значит, ты просто не понимаешь, о чем всё это.

— А как же по понятию самурая важность самого пути?

— Ну вот и чё самурай, и чё? "Для самурая важен путь". Ну это концерты, наверное, играть, опять-таки. Нет, ну путь, конечно, важен, но просто, блин, произведение искусства, оно чем-то должно завершиться, оно не может быть разговорами о том, какие мы хорошие, милые, какую прекрасную музыку мы сделаем и как мы по расписанию будем выкладывать вам все это на радость.

Это ерунда всё полнейшая, это всё не работает. Я сам начинал писать кучу разных длительных, не знаю, повествований. И вот они либо через какое-то время просто сжимались до рассказа или поста или очерка, либо просто эти бумажки выбрасывались, потому что ну я просто не понимал глубинную идею, сам ее не придумал.

А вот свою там эту биографию, "Человек в бандане", я просто сел и накатал, потому что это крик души, вот тебе пожалуйста.

Да, все имеет право на существование, никакой цензуры быть не может и так далее. Ну просто люди-то, сами люди, ну задумайтесь!

— В этом плане безумное восхищение вызывает Пол Маккартни, который доводит практически все свои, даже самые плохие проекты, до завершения, и они издаются. А то, что не издается, отлеживается 30−40 лет где-нибудь на какой-то полочке, потом случается пандемия и Маккартни выпускает альбом «McCartney III», куда этот архив входит. Это потрясающая история!

— Вот именно. Пока, понимаешь, великие московские блюзмены, джазмены и последователи этого самого Пола Маккартни сидят и раздумывают, когда ж нам дадут студию, а когда ж нам дадут репбазу, а я не могу по интернету, а мне здесь нужен ситарист, а он там застрял в Индии... И вот они месяцами об этом рассуждают, а такой нормальный Пол Маккартни, оригинальный, просто берет и выдает альбом, и можно сколько угодно говорить, что он там так себе звучит, что там он какой-то бедный, и так далее.

Но там есть песни. Вот и всё!

Кстати, Юрий Абрамович Башмет пару лет назад рассказывал, что у него было в 1990-е какое-то предложение в рамках какой-то программы, где рокеры и классики актуальное что-то делают. Вот и было там предложение присоединиться к Полу Маккартни, а тогдашний менеджер Башмета его отговорил - типа, Юрий, тебя будут там воспринимать как какого-то там подыгровщика. В общем, как-то обосновывалось, что, дескать, это будет такой кроссовер, а это вроде бы и не нужно, ведь Башмет действительно в мире такой серьезный музыкант и такой настоящий виртуоз.

И Башмет говорит - да я бы сейчас послал бы нафиг этого менеджера и конечно же сыграл бы со своим любимым музыкантом, но не вышло. А потом он хотел, ну как-то задумался, чтобы что-то симфоническое маккартниевское где-то поставить, сыграть на одном из своих фестивалей, но ему просто музыка не понравилась. Я уж не знаю, что он слушал - "Ливерпульскую ораторию" или другие какие-то вещи, но вот ему это как бы не зашло.

- Кстати, я же правильно понимаю, что последняя твоя книга - это перевод битловской биографии авторства Дэвида Старка?

— Ну да, думаю, что во всех смыслах последняя, потому что я сейчас ничего брать не буду.

А повествование это удивительное совершенно. Это опять-таки про путь героя, вот опять, знаешь, мне кажется, такой литературы вот вообще нет; это, с одной стороны, роман воспитания, роман как бы становления, и мемуары, и ну вот, казалось бы, пересекался человек, вот видел The Beatles живьем всего один или два раза, видел там сольный концерт битлов живьем ну тоже пару раз, потом все вот эти какие-то случайные встречи, и "Случай, бог изобретатель"... И вот как-то Дэвид Старк попадал все время в этот битловский контекст, сам что-то придумал, музыкальную b2b-журналистику.

А отечественные книги про The Beatles - ты знаешь, что-то не читаю я их. Что-то меня вот как-то… Вот вы, например, публикуете на портале Beatles.Ru эти самые, господи, отрывки, но что-то не знаю, мне это как-то не нравится. "Как мы любили Битлз"... Да какая мне разница, как вы их любили?

Видимо, потому что я тупо просто не битломан. Мне не нужна очередная апология влияния The Beatles, я и так ее понимаю.

Тут понимаешь, феномен The Beatles в том, что 10 лет их карьеры и эти 12 плюс-минус альбомов, это переход от молодежной такой фигни, не воспринимаемой приличными людьми вообще за музыку и творчество, до произведения искусства. В каком-то смысле там идеальное такое сочетание: было много подростков, у которых завелись какие-то карманные деньги, которые можно было потратить на сладости, а можно было на сингл блюзовый или роковый. И много появилось молодежи, которая вдруг стала музицировать, вот этот рокабилли там, такой молодежный язык, не только музыкальный, но и телесный. Все же говорят, "я удивился, как он двигал бедрами, я офигел и решил, что стану музыкантом". Вот нам с тобой это непонятно, понимаешь?

И вот битлы тоже, они как-то так воспользовались своим положением, таких выходящих в звезды, в элиту молодых совершенно людей, они все свои заработки, силы и так далее тратили на развитие именно музыки. Кто их заставлял оркестры таскать в студию? Какие, блин, деньги? Ради чего? Ради даже не просто красивой аранжировки, а ради какой-то Revolution 9 атональной. Вот кто их заставлял? А всё, что они не делали, всё оказывалось каким-то вот этим самым поворотным пунктом.

И когда это всё добралось до 1969 года, уже все поняли, что рок-музыка —это бизнес, и вот на этом закончился этот этап и начался другой. И поэтому те битловские времена никогда не вернутся, потому что там комбинация уникальная вообще всего.

И те же ранние песни The Beatles - они очень талантливые, очень мелодичные, очень своеобразные, потому что это не эстрада, как какой-нибудь, не знаю, Пэт Бун или, прости господи, Клифф Ричард, это все-таки не просто песни.

- А теперь блиц, какой у тебя самый любимый альбом The Beatles?

— Пусть будет "Revolver".

- Леннон или Маккартни?

- Да ну тебя!) Харрисон.

 - Первые три песни The Beatles, которые тебе приходят на ум?

— Да опять-таки Let it be, Hey Jude, еще что-то надо сказать?

Подожди, раз я назвал альбом "Revolver", там есть песня, которая со мной очень резонирует, это I'm Only Sleeping. А также, по большому счету, Strawberry Fields Forever, Penny Lane, вот вся вот эта психоделия уже вдогонку.

— Есть ли какие-то у тебя коллективы, которые ты бы поставил в ряд вместе с битлами в числе любимых?

— Crowded House, ну и, очевидно, Джон Колтрейн, Майлз Дэвис, Дэйв Брубек, Чик Кориа, Кит Джарретт, а как иначе?

Из рока еще Queen, например — ну это, блин, надо подойти к полке, посмотреть, что стоит и лежит. Вот Deep Purple почему-то люблю всю жизнь, вот правда, искренне, нежно.

- У тебя с годами отношение к The Beatles каким-то образом менялось? Или как в детстве они тебе понравились, вот так оно и осталось?

- Естественно, я вместе с ними, в общем-то, развивался, стал слушать их альбомы, потом стал слушать тексты, потом начал какие-то там фразочки, афоризмы из песен соотносить со своей жизнью — это тоже важно!

Слушай, да я сам, понимаешь, человек жанра. Вот мне говорят - спектакль "Человек в бандане", что это такое? Вот я бы сам до такого не додумался бы никогда в жизни. Просто я не мог себе никогда представить, чтобы человек сидел на сцене, рассказывал про свою жизнь, тем более про лечение такое мутное, долгое и неинтересное.

А мне вот сказали - нет, ты знаешь, ты вот так говоришь, это так выглядит, это прям как будто документальный театр. И вот это, блин, сработало, второй сезон уже играем.

Но я, кстати, не знаю, что со мной будет. Вот в прямом смысле не знаю, что со мной будет. У меня что-то такие фокусы опять пошли, блин, может, я и отменю спектакли. Но пока там даты забиты.

Понимаешь, попытался бы я сделать как надо, пьесу какую-то там сочинить. А я что-то и сочинял даже, но вот никому это нафиг не надо было. А тут вот, пожалуйста, где-то на мастер-классе рассказал, что вот, блин, лечусь себе, понимаете, надеюсь, живу на улице Доватора с раннего детства и надеюсь пожить еще.

Это у меня такая ударная фраза там в начале, и все такие, "ой, блин, как здорово, как здорово!" И режиссер тоже такой говорит: "У вас театральная органика, вам там ничего не надо, просто надо комфортно чувствовать себя на сцене. Хотите - молчите, хотите - говорите, лишь бы вам было хорошо. И вот главное, что от вас требуется, это искреннее высказывание".

Почему-то людям это вот нужно.

Комментариев еще нет