К середине марта я узнал, что Фил Спектор усердно работает над "Let It Be" вместе с Питом Бауном в одной из маленьких комнат для ремиксов. Никто из "Битлз" не присутствовал на этих микшерских сессиях, давно с отвращением покинув проект. Однажды днем мне позвонил Питер Ховард, второй помощник Аллена Кляйна.
"Знаешь, Фил Спектор проделал потрясающую работу над альбомом", - начал он. Я пробурчал что-то невнятное, пока Питер продолжил изливать свои восторги. "Звучание просто потрясающее, уверяю тебя. Более того, на следующей неделе он собирается наложить струнные и хор на некоторые треки, и Аллен сочтет за личное одолжение, если ты придешь".
"Зачем?" спросил я. Кляйн прекрасно знал, что Фил Спектор не хотел, чтобы я присутствовал на его сессиях, о чем мне дали понять, когда я еще работал над "Instant Karma".
"Не знаю", - сказал Питер. "Он просто хотел бы, чтобы ты был там и все".
Я сказал, что постараюсь заглянуть к нему, и, когда я повесил трубку, мне пришло в голову, почему Кляйн так хотел, чтобы я был рядом и смотрел через плечо Спектора. Мне показалось, что, как и большинство сотрудников Apple, Кляйн был убежден, что я "шпион" Пола, несмотря на то, что я практически не общался с Маккартни все время, пока работал там. Кляйн знал, что Пол не хотел, чтобы Спектор прикасался к пленкам, хотя остальные трое Битлз его переубедили. Но Кляйн все еще пытался склонить Пола на свою сторону, поэтому в его интересах было, чтобы Пол услышал, что эксцентричный продюсер действительно создал шедевр из забракованных записей.
Что может быть лучше, чем пригласить шпиона Пола поприсутствовать на сессии? Кляйн явно рассчитывал, что я буду впечатлен и расскажу Полу, как здорово все звучит.
Поэтому я без особой радости и настроения отправился на Abbey Road в День дурака 1970 года в сопровождении Малькольма Дэвиса, которого я пригласил для моральной поддержки. Когда мы приехали, сессия была уже в полном разгаре... и сразу стало ясно, что происходит что-то ужасное и что-то неправильное. Спектор подошел ко мне, немного смущаясь, и произнес отрывистое приветствие. Он знал, что я пришел по просьбе Кляйна, и ничего не мог с этим поделать, хотя явно не был рад меня видеть. Сам Кляйн молча стоял в конце комнаты в окружении двух своих нью-йоркских "помощников", все трое были в одинаковых солнцезащитных очках, кашемировых свитерах с поло-образным вырезом и с демонстративными золотыми цепями. Они пытались выглядеть устрашающе, но мне показалось, что они выглядят просто нелепо. Мне оставалось только сдерживать смех.
"Это звучит как дерьмо; что это вообще за дерьмовая студия?" - плаксивый, высокий голос принадлежал Спектору, а его ругательства были направлены на измученного Пита Бауна. Я оценил ситуацию: Спектор пытался заявить о своем присутствии, проявляя несносный характер - стратегия, которая никогда не срабатывает в стенах студии. Дипломатия явно не была сильной стороной Спектора; он бушевал вокруг, крича не только на Пита, но и на оркестрантов - лучших в Лондоне, - говоря им: "Вы называете себя музыкантами? Вы даже не можете сыграть это правильно!" Он кидался на всех, кого видел. Я полагаю, что для него это была важная сессия, и он явно очень нервничал и действительно все портил.
Ассистентом на сессии был совершенно убитый Ричард Лаш. "Это еще ничего, ты пропустил самое худшее", - прошептал он мне.
По всей видимости, сессионики были в ярости, потому что их попросили сыграть на трех треках вместо двух, на которые они были заказаны, и при этом им не предложили никакой дополнительной оплаты. В ответ Спектор надул губы, крикнув: "Вы будете делать то, что я вам скажу, и вам это понравится!". На что оркестранты просто встали и покинули студийный зал. Когда серьезность ситуации начала осознаваться Спектором, он обратился за помощью к Питу Бауну, потому что знал, что Пит был на короткой ноге с этими музыкантами... и тогда осатаневший и смущенный инженер просто выскользнул за дверь и отправился домой. Это было похоже на что-то прямо из фильма о "Трех тупицах".
Пит вернулся за несколько минут до нашего с Малкольмом прихода, и было объявлено что-то вроде перемирия. Теперь Спектор метался между студией и контрольной комнатой, попеременно пытаясь утихомирить все еще разгневанных музыкантов и заставляя Пита добавить больше эха и реверберации, чем это было возможно для человека. Наблюдая за этим цирком, я к своему ужасу понял, что Спектор свел запись Битлз до одной-двух дорожек, чтобы иметь пять-шесть дорожек для оркестровых и хоровых наложений, как будто они были важнее, чем игра группы. В какой-то момент он захотел еще больше дорожек. Когда Пит сказал ему, что у него нет свободных, Спектор набрался наглости и фактически стер один из вокалов Пола, удалив его навсегда, чтобы освободить еще одну дорожку для одного из своих многочисленных хоров. Я был потрясен.
Все шло от плохого к худшему. Как раз когда сессионики наконец успокоились настолько, чтобы начать репетировать "The Long And Winding Road", Спектор повернулся и сказал Ричарду, достаточно громко, чтобы мы все услышали: "Надеюсь, Полу это понравится, потому что я изменил аккорды".
Я не мог поверить своим ушам. Спектор не просто делал ремиксы на музыку Beatles, он фактически изменял ее. Когда оркестр исполнил партитуру, Спектор стал требовать, чтобы Пит записал их громче, но Пит вежливо отказался, объяснив, что приборы показывают максимум. Пит Баун был отличным инженером, непревзойденным профессионалом, и он не собирался перегружать оркестровое сопровождение для Фила Спектора - да и для кого бы то ни было еще; качественные оркестровые записи были его специальностью, и он гордился своей работой.
Я оглядел комнату. Единственным присутствующим битлом был явно смущенный Ринго. Безумие все нарастало и нарастало, пока Спектор наконец не вышел из себя, размахивая руками и крича: "У меня должно быть больше эха! У меня должно быть больше реверберации!".
Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения Ринго, который схватил Спектора за руку и попросил его выйти на улицу для приватной беседы. Когда они вернулись, Спектор вел себя немного лучше. Я мог предположить, что Ринго сказал ему остыть, но тот все продолжал буянить. На самом деле, случившееся произвело на меня большое впечатление: это был один из немногих случаев, когда я видел, как Ринго самоутверждается и берет на себя ответственность. Будучи единственным битлом, он, вероятно, чувствовал, что задача чьего-либо принуждения ложится на его плечи.
Это была одна из самых нелепых сессий, на которых я когда-либо присутствовал, и все, о чем я мог думать, - это как хорошо, что я не был инженером. Весь стиль работы Фила Спектора заключался в том, чтобы доводить людей до предела. Он был мастером записи, но он был экстремальным мастером. Определенно это было не то, что мне могло понравится в студийной работе. Я повернулся и вышел за дверь, испытывая одновременно отвращение и облегчение.
Из книги: Here, There and Everywhere: My Life Recording the Music of the Beatles
Фил конечно своеобразно талантливый, но второго такого шизоида в музыкальном бизнесе сложно найти. Хорошо еще пистолетом не размахивал, как на сессии с Джоном на будущем альбоме "Рок-н-ролл"... Не удивительно как он закончил.... А вот, что неожиданно, так это как смог Ринго такого психопата несколько успокоить.
