Из старого, легендарного состава приедут Рэй Манзарек (клавиши) и Робби Кригер (гитара). С ними — барабанщик Тай Деннис, басист Фил Чен и вокалист Дэв Брок из Hawkwind. После смерти Джима Моррисона в 1971 году The Doors записали несколько пластинок, а затем почти 30 лет не выходили на сцену. Воссоединение произошло в конце 90-х годов. Правда, оригинальный барабанщик The Doors Джон Денсмор принять участие в проекте отказался. Группа в составе Рэя Манзарека, Робби Кригера и приглашенных музыкантов начала активно гастролировать в 2002 году. Первый концерт в России они дадут в столичном «Крокус Сити Холле» 7 июля, в сороковую годовщину смерти Джима Моррисона.
— Собираетесь ли вы играть в России что-то помимо классических песен The Doors?
— Мы будем играть только песни The Doors: «Light my fire», «Riders on the storm», «Love me to times»… вы получите The Doors, и еще раз The Doors! Так что не волнуйтесь, ни одной вещи с моего сольного альбома «Golden Scarab» вы не услышите. (Смеется.) Это никому не интересно, люди придут на The Doors, боже праведный!
— Вам не обидно, что людей интересуют только The Doors, а ваш сольный материал пользуется значительно меньшим успехом?
— Нет, нисколько. Это закономерная ситуация. Все любят The Doors, и я тоже. Это отличная группа, и я счастлив, что стоял у ее истоков.
— Вам по-прежнему интересно играть песни, которые вы написали почти полвека назад?
— Конечно! Люди часто спрашивают меня, не устал ли я от всего этого. В ответ я спрашиваю, не устали ли они от секса? Никто пока не ответил положительно. То же самое и со мной, почему я должен устать от «Light my fire»? Это фантастическая композиция, написанная Кригером. Многие спрашивают: «Зачем вы собрались спустя столько лет?» Что за бред? Эта музыка слишком хороша, чтобы ее не играть.
— После смерти Джима Моррисона вы выпустили еще два альбома The Doors, но они не были приняты публикой так, как пластинки, записанные в классическом составе. Почему спустя столько лет вы решили возродить проект?
— Где-то в конце 90-х нам предложили выступить как The Doors на телеканале VH1 в программе Storytellers. Мы согласились и пригласили в качестве вокалиста Иэна Эстбери из The Cult. Всем очень понравилось, и кто-то спросил: «Почему бы вам снова не отправиться в тур?» Мы подумали: «Действительно, почему нет?» Боже праведный, мы не играли эти песни, кажется, целую вечность. До того как выступить на VH1, мы не играли вместе почти 30 лет.
И мы решаем снова сесть в автобус и отправиться колесить по миру. Так и выступаем десять лет и все никак не можем остановиться. Жаль только, что Джон Денсмор, барабанщик оригинального состава The Doors, не согласился поехать с нами…
— Кстати, о Денсморе. В одном из интервью он сказал, что воссоединившись в 2002 году, вы просто не позвали его в возрожденные The Doors…
— Он, правда, так сказал? Черт… Разумеется, мы предлагали ему вновь играть вместе. Предлагали ему играть с нами и всегда предлагаем. Да, он говорил, что больше не хочет играть песни The Doors, что он устал от всего этого рок-н-ролла. Помню, он не хотел работать с другими вокалистами, потому что, по его мнению, ни один из них недотягивал до Джима Моррисона. И это правда — Джим был единственным и неповторимым. Уникальный человек, которого вполне можно поставить в один ряд с такими людьми, как Марлон Брандо или Джеймс Дин. Второго Моррисона не будет. Но мы и не пытались заменить Джима, найти ему дублера. Мы просто искали хороших вокалистов и находили. Но Денсмора, к сожалению, это не устраивало.
— Насколько я знаю, еще одной причиной несогласия Денсмора вернуться в The Doors стал его протест против использования песни «Break on trough» в рекламном ролике компании Cadillac. Он считал, что это слишком серьезная песня, чтобы стать саундтреком к продаже автомобилей. Как вы считаете, уместно ли появление песен The Doors в таком контексте?
— Все зависит от того, что это за реклама, как она снята, какой у нее сюжет. В принципе, я не против, почему нет? Однажды я смотрел телевизор, и вдруг из его динамиков полилась музыка Мадди Уотерса! Я не мог в это поверить! Мадди Уотерса прокрутили по американскому телевидению! Это был рекламный ролик, в котором звучала его песня «I’m a man». Можете себе представить? А сразу после этого клипа показали другой, в котором звучала музыка еще одного великого чернокожего блюзмена — Хаулин Вульфа. Таким образом, его музыка пришла в каждый дом. Вся белая Америка слушала Мадди Уотерса и Хаулин Вульфа! Я считаю, это прекрасно. Наверное, было бы неплохо, если бы The Doors тоже хоть как-то проникли в современный эфир. Я был бы также очень рад, если бы по телевизору чаще показывали Джимми Хендрикса и Дженис Джоплин. Возможно, это помогло бы хоть как-то повысить общий культурный уровень, и Америка смогла бы вернуться в атмосферу любви и понимания, царившую в 60-х. Нам всем сейчас ее очень не хватает.
— Мне было важно услышать от вас ответ на этот вопрос, потому что вас постоянно норовят упрекнуть в том, что вы возродили The Doors исключительно с целью заработать денег на ностальгирующих фанатах Моррисона.
— Я слышал подобные упреки в основном от россиян. Не хочу сказать о вас ничего плохого, но такие суждения характерны именно для российских слушателей. Что я могу сказать? Да, мы зарабатываем деньги. Мы капиталисты, что уж тут скрывать. (Смеется.) Но говорить, что мы играем музыку The Doors исключительно ради денег, — безумие. Люди, которые так считают, ничего не понимают. И уж точно они не музыканты. Если вы не музыкант, вам не понять, какое удовольствие играть эту музыку. Когда Робби Кригер начинает свое соло в «Love me two times», боже мой…
— Как вы находили новых вокалистов для The Doors?
— Мы устраивали открытые прослушивания, фактически любой мог попробовать себя в этой роли. Люди приходили, мы общались с ними, и если они нам подходили, брали их в группу. Так произошло с нашим прошлым вокалистом Иэном Эстбери, он был очень хорош. Бретт Скаллионс из Fuel и парень из группы Steelheart, которые пришли ему на смену, также нас абсолютно устраивали. К сожалению, я не помню, как зовут последнего, он хорват, и у него очень сложное славянское имя, которое мне как американцу так и не удалось запомнить. (Четвертого вокалиста The Doors звали Мильенко Матиевич. — Прим. авт.) Сейчас мы работаем с Дэйвом Броком из Hawkwind, и он тоже отлично справляется со своей ролью. Мне не интересны люди, которые скучают по Джиму Моррисону только по причине его необузданной сексуальности. Им мне сказать нечего.
— Почему в группе была такая сильная текучка кадров?
— Не знаю, для меня это такая же тайна, как и для всех остальных. Они разбили мне сердце. Может быть, наши прошлые вокалисты хотели вернуться к своим прежним занятиям, а возможно, они были настолько истощены концертами, что больше не хотели петь. Иэн Эстбери вновь работает телохранителем, Бретт Скаллионс продолжил заниматься музыкой с одним своим старым другом, а у парня из Хорватии, кажется, просто сел голос. Четвертый певец пока еще держится.
В итоге мы работали с пятью вокалистами, включая Джима. Мне нравилось работать с каждым из них, но это тяжелая работа. Часто спрашивают об Игги Попе, якобы он тоже хотел работать с нами… Кто знает, что мы могли бы сотворить, не будь он в те времена так влюблен в Дэвида Боуи. Правда, у нас с ним вряд ли получилось бы выстроить похожие отношения. (Смеется.)
Ладно, я шучу, Игги, он же Джим Остерберг, отличный парень, я бы с удовольствием с ним поработал. Мы также думали пригласить Джо Кокера и даже Пола Маккартни. Последний играет на басу, и мне бы наконец не пришлось играть соответствующую партию на клавишах, было бы весело. Еще мы хотели взять Мика Джаггера, но, к сожалению, у него уже есть группа. Пришлось нам работать с тем, что есть. (Смеется.)
— О Моррисоне и его творчестве было высказано столько противоречивых суждений! Кем был Джим для вас?
— Вспоминая Джима, я всегда произношу одно слово: «ЛСД». Эта вещь сейчас кажется совершенно забытой. Я не понимаю, почему люди не выходят на улицу и не требуют вернуть им ЛСД. (Смеется.) Я считаю, что его отсутствие — это реальная проблема. В свое время этот психоделик помог нам открыть те самые «Двери восприятия», которые так или иначе легли в основу нашей группы. Жаль, что сейчас люди слишком боятся подобных экспериментов. Хотя я знаю, что в России растут особые грибы, которые… впрочем, я увлекся, давайте вернемся к вашему вопросу о Джиме.
Я считаю, что он был великолепным поэтом и великолепным исполнителем. За эти годы о Моррисоне действительно было сказано много разных вещей, в том числе нелицеприятных. Мне было бы интересно спросить у людей, которые считают его третьесортным поэтом, знают ли они, что такое «второсортные» поэты и чем последние отличаются от «первосортных»? Эти люди либо слишком начитаны, либо ничего не смыслят в поэзии. И мне кажется, что вторых среди скептиков гораздо больше.
Джим был прекрасным вокалистом, но, к сожалению, безнадежным алкоголиком. Мы так и не узнали, что произошло с ним в Париже. Знаем только, что это «что-то» убило его. Джим был отличным другом. Как говорили древние египтяне: «Если вы произносите имя человека — значит, он все еще жив». Поэтому я хочу сказать вам: «Джим Моррисон».
— Ваша первая совместная с Джимом группа называлась Rick & the Ravens, в ней также участвовали ваши братья Рик и Джим. Чем они занимаются сейчас?
— Мой брат Рик работает телохранителем где-то в Сибири. Это такой двухметровый штангист, весом за сто килограмм. А Джим сейчас на пенсии, он живет в городе Манхэттен-Бич в Калифорнии.
— Вы сказали, что нынешней Америке не помешало бы вспомнить о своем шестидесятническом прошлом. Насколько я знаю, вас призвали в армию, когда началась война во Вьетнаме. Как вы расцениваете этот опыт?
— О, это было ужасно, но у меня, как и у многих, не было выбора. Когда война началась, власти призвали всех, кого только могли. Пришлось пойти.
Но вы знаете, тут были и положительные стороны. Меня направили в Таиланд, и там я впервые попробовал траву. Тайская трава — это что-то. В остальном все было ужасно. Безумие каждый божий день. Дикий опыт. Тогда же я узнал, что у США есть военные базы по всему миру. До сих пор не понимаю, зачем. К счастью, мне не пришлось принимать участие в боях, они начались гораздо позже. Нами командовали технические консультанты, которые находились на постоянной связи с военными из Южного Вьетнама. Настоящих солдат в Таиланде не было.
— Чем отличается сегодняшняя Америка от той, что была в 60-х?
— Тогда все молодые люди были против войны. Сейчас нет призыва, поэтому протестов тоже нет. В этом, наверное, ключевая разница. А так все то же самое. Мы по-прежнему сражаемся с неведомым врагом, о котором знаем настолько мало, что многие даже не могут показать на карте, где находятся Афганистан или Ирак. Кстати, во время Вьетнамской войны было то же самое — познания людей об этой стране ограничивались тем, что там очень вкусная кухня. Сейчас, к счастью, отношения США с Вьетнамом более чем теплые. Я надеюсь, что вскоре подобная ситуация воцарится и на Ближнем Востоке. Мне очень хочется, чтобы христиане и мусульмане смогли найти общий язык. К сожалению, то, что происходит сейчас в мире, показывает, что до этого еще далеко.
Мне трудно сказать, почему люди сейчас относятся к войне гораздо проще, чем в 1960-х. Возможно, они слишком увлечены своими сотовыми телефонами и прочей техникой, которая кажется им гораздо интереснее, чем то, что происходит вокруг.
