Как и в других странах, в Польше празднованию Пасхи предшествуют 40 дней Великого поста и особые богослужения Великой Недели, во время которых верующие вспоминают и заново переживают страсти Христовы. В эти дни люди сосредоточены на выполнении религиозных обязанностей, кульминация которых приходится на Страстную пятницу. В былые времена в пасхальных богослужениях участвовали целые толпы, тогда даже возникла поговорка, что на Пасху самый последний лодырь — и тот идет в храм.
В предпасхальные дни также готовили праздничную пищу. Согласно традиции, еда должна быть щедрая и обильная, чтобы люди смогли набраться сил для начинающегося сезона сельскохозяйственных работ. В каждом доме и по сей день можно услышать рассказы о том, что готовили наши бабушки: об окороках, паштетах и прочих мясных блюдах, а также о потрясающих пирогах.
Непременно выпекали и бабы, большие куличи из дрожжевого теста. Их старались сделать огромными и пышными: старые польские кулинарные книги предлагают рецепты бабок из 60 яиц! Cам процесс приготовления — очень сложный и требует соблюдения определенных условий. Дрожжевое тесто должно подниматься в тепле, но в предпасхальное время много других дел, часто приходится открывать двери — а ранней весной погода то и дело меняется, в дом может ворваться холодный воздух, и тесто из-за этого опадает... Вот почему сохранилось множество рассказов о том, с какими трудностями и хлопотами было связано печение баб. Второй традиционной выпечкой были мазуреки — торты из песочного теста, украшенные орехами, сухофруктам и конфитюром. Рецептов их приготовления очень много.
Силезский Колоч и Пасхальный мужин. Деликатесы на праздничном столе в Силезии
На пасхальном столе в Силезии всегда преобладали яйца и мясо, которые нельзя было есть в течение всего Великого поста. Что касается сладких деликатесов, то во время праздников обязательным является традиционный силезский Колоч.
Перед Великим постом убивали свиней. Ели то, что могло испортиться, например, крупнёки, а потом коптили колбасы, ветчины. Женщины носили ключи в карманах, чтобы мужчины не ели мясо, — говорит Марек Шолтышек, историк и автор книг, посвященных силезской культуре.
Она подчеркивает, что пасхальный завтрак не заменял ужин. Ели рано утром, потому что праздники начинались воскресной мессой в воскресенье на рассвете.
Одним из пасхальных блюд в Силезии был пасхальный мужин, также известный как шолдра или свенцельник. Была бедность, и даже если на Пасху готовили мясо, то делали лепешку, клали внутрь кусок мяса или копченой колбасы и запекали целиком. Тесто могло быть разным - кто-то предпочитал колоч, кто-то хлеб, - говорит Шолтышек. Он добавляет, что в Тешинской Силезии это блюдо называлось негром (по-силезски: мужин), в окрестностях Радлина - szołdra, а в Поломии - święcelnik.
Праздничный стол не может быть полным без Силезского Колоча. Это дрожжевое тесто без начинки или с начинкой из сыра, мака или яблока и с посыпкой сверху.
Kołacz (по-силезски: kołocz) имеет защищенное географическое указание - европейский знак, присуждаемый региональным продуктам исключительного качества, с названием, относящимся к месту, где они производятся, и подчеркивающим их связь с этим местом.
Традиционный силезский колоч пекут в Верхней Силезии и Опольской Силезии. Оно происходит от старопольского Колоч, хотя и не имеет круглой формы. Силезский Колоч имеет прямоугольную форму. Раньше это был церемониальный свадебное тесто. Пекли их также по случаю праздников: Пасхи, Рождества, Святого Причастия и т. д. В настоящее время оно более распространено, доступно в кондитерских.
В это воскресенье большинство поляков будут отмечать католическую Пасху. В Польше традиционный пасхальный стол невозможно представить без разноцветных писанок. Традиции их создания уже около тысячи лет, а в каждом регионе существует собственный способ декорирования пасхальных яиц 🎨
Прославим, братья, сумерки свободы, Великий сумеречный год! В кипящие ночные воды Опущен грузный лес тенет. Восходишь ты в глухие годы — О солнце, судия, народ.
Прославим роковое бремя, Которое в слезах народный вождь берет. Прославим власти сумрачное бремя, Ее невыносимый гнет. B ком сердце есть — тот должен слышать, время, Как твой корабль ко дну идет.
Мы в легионы боевые Связали ласточек — и вот Не видно солнца, вся стихия Щебечет, движется, живет; Сквозь сети — сумерки густые — Не видно солнца и земля плывет.
Ну что ж, попробуем: огромный, неуклюжий, Скрипучий поворот руля. Земля плывет. Мужайтесь, мужи, Как плугом, океан деля. Мы будем помнить и в летейской стуже, Что десяти небес нам стоила земля.
Живописные шедевры «Молодой Польши», о которых вы даже не слышали
Автор: Piotr Policht
Польское модернистское искусство рубежа XIX-XX столетий, получившее название «Молодая Польша», давно и по праву пользуется огромной популярностью. Мы расскажем вам о менее известных произведениях этого периода, отодвинутых в тень полотнами Выспяньского, Мальчевского и Хелмоньского.
Ведущий живописец и график периода «Молодой Польши», выдающийся представитель реалистического направления в польском искусстве. Родился 11 апреля 1852 года в Хуте Мястовской под Седльце, скончался 27 декабря 1936 года в Варшаве.
12 лет назад произошла авиакатастрофа под Смоленском. Траур по погибшим каждый переживал по-своему и по-своему запомнил. Своими воспоминаниями о трагических днях поделились фотографы, которые тогда пытались запечатлеть эмоции — собственные и чужие.
К 30-й годовщине ухода из жизни великолепного Польского писателя, автора книг о приключениях Томека - Альфреда Шклярского.
Наверное, не было в ПНР подростка, который бы не зачитывался увлекательными повестями о приключениях Томека Вильмовского на разных континентах. Автор этой суперпопулярной книжной серии —польский писатель Альфред Шклярский.
О его очень непростой судьбе, похожей на авантюрный роман, и книгах для молодежи, покоривших сердца миллионов юных читателей, рассказывает Игорь Белов.
Я много стран сменял, как паспорта... Девять жизней Бруно Ясенского
Автор: Игорь Белов
Биография этого удивительного писателя и поэта больше похожа на авантюрно-приключенческий роман с трагическим финалом. За свою недолгую, но яркую жизнь Бруно Ясенский сменил не только несколько стран и паспортов, но и множество масок, каждая из которых на какое-то время становилась его собственным лицом: лидер польского футуризма, хулиган и позер, активист левого движения, изгнанник, советский номенклатурный писатель...
О девяти воплощениях одной из самых противоречивых личностей в истории польской литературы рассказывает Игорь Белов.
«Мольбу к тебе возносим: ниспошли нам, Господь, побольше Пестелей и Герценов!»
Выдающийся писатель и мыслитель Александр Герцен был одним из немногих русских интеллектуалов, открыто поддержавших национально-освободительную борьбу поляков во время Январского восстания 1863 года. Лондонский изгнанник и по сей день остается символом свободной России.
О том, как знаменитый русский политэмигрант помогал полякам бороться за свободу, рассказывает Игорь Белов.
Мосты сгорели, углубились броды, И тесно — видим только черепа, И перекрыты выходы и входы, И путь один — туда, куда толпа. И парами коней, привыкших к цугу, Наглядно доказав, как тесен мир, Толпа идёт по замкнутому кругу — И круг велик, и сбит ориентир. Дождём размыта и грязна палитра, Врываются галопы в полонез, Нет запахов, полутонов и ритмов, И кислород из воздуха исчез. Ничьё безумье или вдохновенье Круговращенье это не прервёт. Но есть ли это — вечное движенье, Тот самый бесконечный путь вперёд?
Гении и романтики. Математики из «Шотландского кафе»
Автор: Anna Legierska
Очарованные магией математики, мечтатели и поэты, конструкторы атомных бомб и инициаторы первых полетов на Луну, романтики и исследователи. Однажды они встретились за рюмкой коньяку в «Шотландском кафе», а затем вошли в историю.
Вот описанные Мариушем Урбанеком бурные и захватывающие судьбы гениев довоенной Львовской математической школы.
«Современные эмансипированные женщины, которые рады отложить иглу и шило, сменить юбку на мужскую одежду, будут предельно далеки от женственности» 🤦♀️ (Газета Dziennik Polski, 1892)
«Утомленный домашним противостоянием и борьбой с умной и ученой женой, он (муж) не сохранит в душе своей нужного равновесия» 🤷♀️ (Газета Галичанинъ, 1893)
Так ли далеко продвинулась дискуссия о правах женщин за более чем 100 лет? Сравниваем с обществом Галиции на рубеже ХІХ–ХХ веков.
На юго-востоке Польши в горах Низкие Бескиды расположена Лемковщина. Этот малонаселенный глухой уголок ‒ родина одного из самых загадочных европейских национальных меньшинств, лемков. Кто они и почему живут вдали от своей родины?
"Норвид - поэт, чье творчество становится особенно важным в трудные времена", - сказала как-то Гражина Халькевич-Сояк, литературовед, специалистка по творчеству Циприана Камиля Норвида, которого часто называют четвертым классиком польского романтизма. В то же время Иоанн Павел II, любивший и ценивший Норвида больше других авторов, считал его поэтом-пророком, способным раскрыть метафизические и этические глубины действительности.
Свое знаменитое стихотворение "В альбом" Норвид начинает с описания устройства и ужасов ада, однако в дальнейшем он показывает, что испытания могут помочь человеку определиться, понять, кто он: " И сразу видишь, кто ты в самом деле". Закаленный страданиями, он способен прийти к победе - над внешним и внутренним злом, над самим собой.
Жить здесь и там; потом, тогда и ныне; В забвенье укрываться от возврата, — А не вертеться ободом в машине, Не вспоминать, что был в Аду когда-то!..
Ты спросишь, что там? При подобном риске Кого сумел из близких повстречать я? — Там нет ни братьев, ни друзей, ни близких, Там упражненья над сердцами братьев!..
Там чувств не знают — только их пружины, Сводящие запутанные счеты; Там рычаги заржавленной машины Исправно совершают обороты.
Там целей нет, во всем царит рутина. Там нет веков — годам не знают цену. Там каждый час с усердием кретина Тупым гвоздем проламывают стену.
Порожняком, не ведая истоков, Хлыстом судьбы гонимые однако, Часы в столпотворении жестоком Текут без цифры, имени и знака!
Ты скажешь: вечность сослепу таранят Года, минуты — в поисках победы, — Но каждый миг самим собою занят И катится по собственному следу…
Как будто пульс Иронии затронет Тебя, и вдруг постигнешь безупречно, Что ни один тебя не перегонит, Не вызвонит, вызванивая вечно!
И вся машина в скрежете и стуке — Трагедия без реплик и актеров, Как месиво отчаянья и скуки, Как музыка, взыскующая хоров;
И спазмами на горле стынут руки, Как будто бьешься средь морской пучины. Но спазмами бесчинства — а не муки — Которому не выискать причины.
Такая проба и такая мера! Твоя цена — в твоем истлевшем теле. Душа стоит нагая, как химера, И сразу видишь, кто ты в самом деле.
И кто б ты ни был — в том ли, в этом веке, Под чьим гербом ни довелось родиться, — Ты видишь, как растут на человеке Вериги тона, стиля и традиций…
Горишь, как щепка, на смолистом сколе, Золою изошел наполовину. Горишь, не зная, обретешь ли волю Или затронет пламя сердцевину.
Сгоришь ли весь, до основанья, разом, На подать ветру? — или из-под пепла Заполыхает радужным алмазом Твоя победа, что в огне окрепла!..