Гении и романтики. Математики из «Шотландского кафе»
Автор: Anna Legierska
Очарованные магией математики, мечтатели и поэты, конструкторы атомных бомб и инициаторы первых полетов на Луну, романтики и исследователи. Однажды они встретились за рюмкой коньяку в «Шотландском кафе», а затем вошли в историю.
Вот описанные Мариушем Урбанеком бурные и захватывающие судьбы гениев довоенной Львовской математической школы.
«Современные эмансипированные женщины, которые рады отложить иглу и шило, сменить юбку на мужскую одежду, будут предельно далеки от женственности» 🤦♀️ (Газета Dziennik Polski, 1892)
«Утомленный домашним противостоянием и борьбой с умной и ученой женой, он (муж) не сохранит в душе своей нужного равновесия» 🤷♀️ (Газета Галичанинъ, 1893)
Так ли далеко продвинулась дискуссия о правах женщин за более чем 100 лет? Сравниваем с обществом Галиции на рубеже ХІХ–ХХ веков.
На юго-востоке Польши в горах Низкие Бескиды расположена Лемковщина. Этот малонаселенный глухой уголок ‒ родина одного из самых загадочных европейских национальных меньшинств, лемков. Кто они и почему живут вдали от своей родины?
"Норвид - поэт, чье творчество становится особенно важным в трудные времена", - сказала как-то Гражина Халькевич-Сояк, литературовед, специалистка по творчеству Циприана Камиля Норвида, которого часто называют четвертым классиком польского романтизма. В то же время Иоанн Павел II, любивший и ценивший Норвида больше других авторов, считал его поэтом-пророком, способным раскрыть метафизические и этические глубины действительности.
Свое знаменитое стихотворение "В альбом" Норвид начинает с описания устройства и ужасов ада, однако в дальнейшем он показывает, что испытания могут помочь человеку определиться, понять, кто он: " И сразу видишь, кто ты в самом деле". Закаленный страданиями, он способен прийти к победе - над внешним и внутренним злом, над самим собой.
Жить здесь и там; потом, тогда и ныне; В забвенье укрываться от возврата, — А не вертеться ободом в машине, Не вспоминать, что был в Аду когда-то!..
Ты спросишь, что там? При подобном риске Кого сумел из близких повстречать я? — Там нет ни братьев, ни друзей, ни близких, Там упражненья над сердцами братьев!..
Там чувств не знают — только их пружины, Сводящие запутанные счеты; Там рычаги заржавленной машины Исправно совершают обороты.
Там целей нет, во всем царит рутина. Там нет веков — годам не знают цену. Там каждый час с усердием кретина Тупым гвоздем проламывают стену.
Порожняком, не ведая истоков, Хлыстом судьбы гонимые однако, Часы в столпотворении жестоком Текут без цифры, имени и знака!
Ты скажешь: вечность сослепу таранят Года, минуты — в поисках победы, — Но каждый миг самим собою занят И катится по собственному следу…
Как будто пульс Иронии затронет Тебя, и вдруг постигнешь безупречно, Что ни один тебя не перегонит, Не вызвонит, вызванивая вечно!
И вся машина в скрежете и стуке — Трагедия без реплик и актеров, Как месиво отчаянья и скуки, Как музыка, взыскующая хоров;
И спазмами на горле стынут руки, Как будто бьешься средь морской пучины. Но спазмами бесчинства — а не муки — Которому не выискать причины.
Такая проба и такая мера! Твоя цена — в твоем истлевшем теле. Душа стоит нагая, как химера, И сразу видишь, кто ты в самом деле.
И кто б ты ни был — в том ли, в этом веке, Под чьим гербом ни довелось родиться, — Ты видишь, как растут на человеке Вериги тона, стиля и традиций…
Горишь, как щепка, на смолистом сколе, Золою изошел наполовину. Горишь, не зная, обретешь ли волю Или затронет пламя сердцевину.
Сгоришь ли весь, до основанья, разом, На подать ветру? — или из-под пепла Заполыхает радужным алмазом Твоя победа, что в огне окрепла!..
Станислав Винценц писал о ней, как о «славянской Атлантиде», Юлиуш Словацкий называл ее жителей «бородатыми фавнами», а Винценты Поль сравнивал их с казаками. Край дикой природы прочно оброс мифами. Как же на самом деле живут гуцулы?
Я тоже на досуге заглянул. Кое то с удовольствием перечитал. Судя по количеству просмотров, тема "Польская мозаика" интересна не только автору. Это очень приятно. Тем не менее, спасибо за дополнительную рекламу.
Милош против Пастернака. История первого польского перевода «Доктора Живаго»
«Это бомба, а не книга», — написал Ежи Гедройц, прочитав рукопись знаменитого романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго».
Публикация первого польского перевода романа в издательстве «Instytut Literacki» в 1959 году оказалась сенсацией и стала крупнейшим издательским успехом Гедройца.
О том, как появилась идея выпустить роман Пастернака на польском языке, какие трудности пришлось преодолеть Гедройцу и его коллегам, кому доверили перевод романа и почему Чеслав Милош отказался переводить стихи доктора Живаго, рассказывает Игорь Белов.
В истории Польши не было рабства, но зато была панщина — система, по мнению многих современных ученых, близкая к рабству, которая сыграла ключевую роль в установлении гегемонии Польши в Восточной Европе. Так была ли Польша колониальной империей?