Любимые стихи

Марина КУДИМОВА

ГЕОРГИЙ

Мне пусто без бомжа Георгия –
Куда-то делся по весне.
Ему не подала ни корки я,
А он приветлив был ко мне.

Так и живу теперь с нагрузкою,
Так и саднит во мне, как шпень,
Растяжливое, южнорусское,
Прокуренное: «До-о-обрый де-е-е-нь!»

Не осадил повадкой гордою
И не обидел никого.
Скучаю по бомжу Георгию,
По отщепенчеству его.

Он ни гроша себе не выклянчил
И – на войне как на войне –
Растащен был до полной выключки
И выровнен по ширине.

Мне стыдно за шмотье добротное,
За недоумный гонор свой,
За новоделы наворотные
На желтоземах под Москвой.

Ужель небесная моторочка
Несет Георгия легко
Туда, где глянцевая корочка
И небодяжное пивко?

Но и моя звезда вечерняя
Просвечена почти насквозь,
И предприятие дочернее
Нельзя сказать, чтоб удалось.

И я судьбу остроконечную
Предам, как рукопись, огню
И плоскодонку скоротечную
Одним замахом нагоню.

А там, глядишь, и жив пока еще,
И чьей-то жалостью согрет
Георгий, удостоверяющий,
Что душу не свести на нет.

Что пластиковые стаканчики
Висят на сучьях до зимы
И от сумы да от тюрьмы
Заречься, может, и заманчиво,
Но что об этом знаем мы?

Константин Райкин празднует юбилей 65 лет
http://tvkultura.ru/video/show/brand_id/20915/episode_id/170583/video_id/170583/
Долгие лета Вам, великий мастер!

Я хочу быть понят моей страной,
А не буду понят —
что ж.
По родной стране
пройду стороной,
Как проходит
косой дождь.

(с)В.Маяковский

Как много тех, с кем можно лечь в постель,
Как мало тех, с кем хочется проснуться...
И утром, расставаясь , улыбнуться,
И помахать рукой, и улыбнуться,
И целый день, волнуясь, ждать вестей...

Э.Асадов

Юнна МОРИЦ

НА КОНВЕЙЕРЕ УЛЫБОК


Акробатика улыбок, автоматика улыбок, -
Вам наврали, что здоровье улучшает этот спорт.
От механики улыбок – мозг становится не гибок,
Гибнут связи, происходит самобытности аборт.

На конвейере улыбок – нет причин для связи тонкой,
Все причины ждут кончины, улыбаться нет причин, -
Упаковкой для улыбок вы становитесь, картонкой
Для улыбок, нет ошибок, самобытных величин.

Надо выглядеть обёрткой для улыбок постоянных
На конвейере!.. А как же – быть? Не выглядеть, абыть!
Автоматика улыбок – загляденье в лучших странах,
Это выглядит прекрасно, их товары легче сбыть!

Быть и сбыть – плохая рифма? Нет, прекрасная посути.
На конвейере улыбок можно сбыть товар любой,
Улыбаясь в упаковке, и в обёртке, и в посуде, -
Но не быть, не быть при этом никогда самим собой!

Мой Читатель драгоценный, для тебя такую новость
Я пою, с тобою вместе улыбаясь в купола, -
Нас конвейеры улыбок упрекают за суровость,
Но зато улыбка наша не с конвейера сошла!

Я пью за военные астры, за все, чем корили меня,
За барскую шубу, за астму, за желчь петербургского дня.

За музыку сосен савойских, Полей Елисейских бензин,
За розу в кабине ролс-ройса и масло парижских картин.

Я пью за бискайские волны, за сливок альпийских кувшин,
За рыжую спесь англичанок и дальних колоний хинин.

Я пью, но еще не придумал — из двух выбираю одно:
Веселое асти-спуманте иль папского замка вино.

Осип Мандельштам

Вл. ХОДАСЕВИЧ

БАЛЛАДА

Мне невозможно быть собой,
Мне хочется сойти с ума,
Когда с беременной женой
Идёт безрукий в синема.

Мне лиру ангел подаёт,
Мне мир прозрачен, как стекло,
А он сейчас разинет рот
Пред идиотствами Шарло.

За что свой незаметный век
Влачит в неравенстве таком
Беззлобный, смирный человек
С опустошенным рукавом?

Мне хочется сойти с ума,
Когда с беременной женой
Безрукий прочь из синема
Идет по улице домой.

Ремянный бич я достаю
С протяжным окриком тогда
И ангелов наотмашь бью,
И ангелы сквозь провода

Взлетают в городскую высь.
Так с венетийских площадей
Пугливо голуби неслись
От ног возлюбленной моей.

Тогда, прилично шляпу сняв,
К безрукому я подхожу,
Тихонько трогаю рукав
И речь такую завожу:

"Pardon, monsieur*, когда в аду
За жизнь надменную мою
Я казнь достойную найду,
А вы с супругою в раю

Спокойно будете витать,
Юдоль земную созерцать,
Напевы дивные внимать,
Крылами белыми сиять,-

Тогда с прохладнейших высот
Мне сбросьте пёрышко одно:
Пускай снежинкой упадёт
На грудь спаленную оно".

Стоит безрукий предо мной,
И улыбается слегка,
И удаляется с женой,
Не приподнявши котелка.

Не будь, Россия, ничьей добычей!
Не следуй правилам тех приличий,
Какие хищник диктует жертвам, -
Не будь съедобной!.. Не верь экспертам,
Чей опыт славен словесным блудом, -
Тогда не будешь дежурным блюдом,
Закуской, жертвой звериной страсти –
Порвать с восторгом тебя на части!

Не будь безгрешной!.. Из тех, кто живы,
Никто не ангел, - упрёки лживы.
Не будь пушистой, а будь зубастой!
Чисты фашисты, как тюбик с пастой,
Чисты фашисты, как зубик с пломбой,
Как в небесах санитары с бомбой.
Не говори, что бывает хуже!..
Не жди пощады в глобальной луже.

Не будь, Россия, страной-тарелкой,
Разбитой вдребезги подлой сделкой, -
Страной осколков, отдельно взятых
В разъединённых российских штатах.
Не будь разъёмной!.. Не верь экспертам,
Не следуй правилам тех приличий,
Какие хищник диктует жертвам…
Не будь, Россия, ничьей добычей!

© Юнна МОРИЦ Из книги "СквОзеро"

Завяжи меня узелком на платке.
Подержи меня в крепкой руке.
Положи меня в темь, в тишину и в тень,
На худой конец и про черный день,
Я - ржавый гвоздь, что идет на гроба.
Я сгожусь судьбине, а не судьбе.
Покуда обильны твои хлеба,
Зачем я тебе?

Борис Слуцкий

Улица провалилась, как нос сифилитика.
Река — сладострастье, растекшееся в слюни.
Отбросив белье до последнего листика,
сады похабно развалились в июне.

Я вышел на площадь,
выжженный квартал
надел на голову, как рыжий парик.
Людям страшно — у меня изо рта
шевелит ногами непрожеванный крик.

Но меня не осудят, но меня не облают,
как пророку, цветами устелят мне след.
Все эти, провалившиеся носами, знают:
я — ваш поэт.

Как трактир, мне страшен ваш страшный суд!
Меня одного сквозь горящие здания
проститутки, как святыню, на руках понесут
и покажут богу в свое оправдание.

И бог заплачет над моею книжкой!
Не слова — судороги, слипшиеся комом;
и побежит по небу с моими стихами под мышкой
и будет, задыхаясь, читать их своим знакомым.

Вл. Маяковский

Корабль дураков

Себастьян Брандт

Душеспасительные книжки
Пекут у нас теперь в излишке,
Но, несмотря на их число,
Не уменьшилось в людях зло:
Писанья эти ничему
Теперь не учат!
В ночь и в тьму
Мир погружен, отвергнут богом,
Кишат глупцы по всем дорогам.
Жить дураками им не стыдно,
Но узнанными быть обидно
«Что делать?» — думал я.
И вот Решил создать дурацкий флот:
Галеры, шхуны, галиоты,
Баркасы, шлюпки, яхты, боты.
А так как нет таких флотилий,
Всех дураков чтоб захватили


О БЕСПОЛЕЗНЫХ КНИГАХ

Вот вам дурак библиофил:
Он много ценных книг скопил,
Хотя читать их не любил.
На корабле, как посужу,
Недаром первым я сижу.
Скажите: «Ганс-дурак», и вмиг
Вам скажут: «А! Любитель книг!» —
Хоть в них не смыслю ни аза,
Пускаю людям пыль в глаза.
Коль спросят: «Тема вам знакома?» —
Скажу: «Пороюсь в книгах дома».
Я взыскан тем уже судьбой,
Что вижу книги пред собой.
Царь Птолемей собрал подряд
Все книги мира, говорят.
Весьма гордился Птолемей
Сокровищницею своей,
Но в грамоту не слишком вник —
И мало почерпнул из книг.
Я книги много лет коплю,
Читать, однако, не люблю:
Мозги наукой засорять —
Здоровье попусту терять.
Усердье к лишним знаньям — вздор,
Кто жаждет их — тот фантазер!
Хоть неуч я, а все ж могу
В академическом кругу
Блеснуть словечком «item».
Латынь, конечно, мне чужда,
Родной язык доступней, но
Я знаю: «vinum» есть «вино»,
«Cuculus» — олух,
«sus» — свинья,
«Dominus Doctor» — это я.
Но уши прячу, чтоб не счел
Меня ослом наш мукомол.

Не меньше, чем глупцов, заметьте,
И дур встречается на свете.
Пусть прикрываются вуалью,
Я колпаки на них напялю
И потаскух не пощажу —
В костюм дурацкий наряжу!
Им любы шутовские моды —
Соблазн, беда мужской породы:
Игриво-остронос ботинок,
Едва прикрыт молочный рынок
...

О НОВЫХ МОДАХ

Кто вечно только модой занят –
Лишь дураков к себе приманит
И притчей во языцех станет.
Что было встарь недопустимо,
Теперь терпимо, даже чтимо.
Считалось ведь не без причин,
Что борода — краса мужчин.
А ныне — кроме деревенщин,
Не отличишь мужчин от женщин:
На всех помада и румяна
(Раб Моды — та же обезьяна!),
И шея вся обнажена,
В цепях и в обручах она.
О, пленник Моды, до чего ж
Он на невольника похож!
Корзиной — волосы, кудряшки —
Как на овечке иль барашке.
Кто сушит голову в окне
На солнышке, кто при огне.
А вши — они не пропадут, —
Напротив, обретут приют
В несчетных складках сокровенных
Одежд моднейших, современных!
В кафтанах легких и в тяжелых,
Широкофалдных, долгополых,
В штанах, фуфайках и жилетах,
В пантуфлях, сапогах, штиблетах
Еврейский вкус царит опять!
Да, Мода то вперед, то вспять
Толкает нас неугомонно,
Свидетельствуя, что мы склонны
Всегда бродить туда-сюда
Путем порока и стыда.
Всесильна Мода, говорят.
И вот на ней другой наряд —
Кургузый, чуть не до пупа!
Но модников толпа глупа.
Позор вам, немцы!
Прихоть Моды
Противна замыслам природы:
Что сокровенным быть должно,
То Модою обнажено.
Но есть всему пределы, сроки —
Страданьем платят за пороки.

ОБ АСТРОЛОГИИ

О звездах ныне столько чуши
Наворотили — вянут уши.
Но верят в чушь глупцы, кликуши!
Наобещает вам дурак
То, что свершить нельзя никак:
«Любую хворь я излечу,
Я, мол, и горы сворочу!»
Весь мир того не совершит,
Что посулить дурак спешит.
Глупцов безмозглых предсказанья
Мозг обрекают на терзанья.
что бог судил нам в мире этом,
То по созвездьям и планетам,
Забыв, что ими правит бог,
Предречь нам тщится астролог,
Как будто мы постигнуть можем,
Что уготовил промысл божий.

Хоть не язычник он слепец,
Но он христианин-глупец:
Ужель в созвездьях разберешь,
Какой хорош иль нехорош
Для купли день, и для продажи,
И для строительства, и даже
Для объявления войны,
И для женитьбы, между прочим,
И для всего, о чем хлопочем?..

С прискорбием гляжу теперь я,
Как расплодились суеверья.
Да, чернокнижья лжеученье
Теперь для многих — увлеченье!
Как простолюдье, так и знать
Все тайное хотят познать —
И обязаться чем угодно.
Но все напрасно, все бесплодно!
Они не только бег планет
Истолковать дерзают, — нет! —
По ходу звезд хотят исчислить,
О чем способна муха мыслить
И приговор судьбы грядущей:
Кому привалит куш большущий,
Кто будет счастлив, кто умрет.
Морочат чепухой народ!
От глупости весь мир оглох,
Глупец глупцам — пророк и бог!
Мне ль о печатниках смолчать?
Им что ни дай, они — в печать:
Истолкованье снов, судеб —
Все им пожива, все им хлеб.
Срам — тискать книжечки с такой
Невежественной чепухой!
Какую чушь теперь ни порют,
Никто против нее не спорит.
Когда б учений ложных зло
Бед и напастей не несло,
Не утверждали б мы так смело,
Что это — дьявольское дело.
Зловредна астрологов ложь:
Пророчат и скота падеж
По звездным измененьям неба,
Неурожай плодов и хлеба,
И гибель виноградных лоз,
И дождь, и ветер, и мороз.
Крестьянам на руку оно.
Зерно придержат и вино, —
Ведь петля голода туга —
Раскупят все втридорога.
А надо бы к сему причастных
Лжепрорицателей опасных
Судить, карать, и очень строго
Бог неподвластен астрологу!

Но божья милость оскудела —
И процветает черта дело!

О ЗАСТОЛЬНОМ НЕВЕЖЕСТВЕ

«Невежедурни» — так зовут их,
Мужланов этих пресловутых

Пьют, громко чмокая, с особым,
Преотвратительным прихлебом.
Питье вина бывало как-то
Почти что ритуальным актом.
Теперь на ритуал плюют —
Пьют торопливо, грубо пьют.
Поднимут высоко сосуд,
Глоток побольше отсосут,
Во здравие друг дружке крякнут
И вновь — чок-чок! — посудой звякнут,
И другу честь не воздана,
Коль ты не выпил все до дна.
Но как мой друг ни будь ме люб,
По мне, обычай этот глуп:
Что мне в твоем пустом стакане?
Я пить люблю без понуканий:
Пью для себя и в меру я.
А кто без меры пьет — свинья!

Площадь. Темную листву раздвинув,
тяжелеют ядра апельсинов.

Взапуски из школы выбегает
малышей ватага озорная,
буйным кличем голосов зеленых
полусонный воздух наполняя.

Радость детства в тихих закоулках
запустелых древних захолустий,
где порою встретим ненароком
тень былого - и проводим с грустью...

Антонио Мачадо

пер.М.Самаева

СУДЬБА ИНОСТРАНЦА В РОССИИ
Судьба иностранца в России похожа на ключ, только вот
теперь уж никто не отыщет тех славных дверей и ворот,
тех шкафчиков, тех секретеров, тех ларчиков в чудной пыли,
которые с музыкой тайной когда-то открыться могли:
ушли гувернёры, арапы, монголы и немцы, теперь
из третьего мира арабы то в окна влезают, то в дверь.

Он вечно – то гость, то захватчик, то друг он, то враг, то истец,
а то и умелый строитель, а то и с товаром купец.
В нём ищут черты лжемессии, Антихриста видят, а он –
то деньги даёт под проценты, то рыщет впотьмах, как шпион.

Четыре мучительных века с тоской мы глядим на Афон,
Максима, учёного грека, мы просим приехать, а он,
пока мы в его переводе читаем Псалтырь по нему,
всё едет по русской равнине в тверские пределы, в тюрьму.
Его уже века четыре мы как преподобного чтим –
под вьюгу, по чтенье Псалтири, и сосны бушуют над ним.

В России судьба иностранца трагична, комична, – она
роскошна, когда не трагична, комична, когда не страшна.
В ней видно Россию далёко, и стынут средь утренней мглы
ампир, рококо и барокко – её роковые углы.

Но быть иностранцем в России почётно, когда не грешно,
надёжно, когда не опасно, печально, когда не смешно.
Он принят по высшему чину, как ангел, сошедший с небес,
и он же – взашеи и в спину крестом изгоняем, как бес.
И то здесь страстями Голгофы окончат над ним самосуд,
то в лучших российских покоях присягу ему принесут.

В России судьба баснословна, странна, иностранна, чудна,
то праведна, то уголовна, абсурда и смысла полна.
Небесного поприща странник! Отечество славя своё,
ты тоже – избранник, изгнанник, чернец, иностранец её!
Всем миром встаёт на колени великодержавный приют,
когда «На реках Вавилонских...» его домочадцы поют.

Олеся НИКОЛАЕВА

Папрыгуний стрекоза, целый лета толка пригал,
водка жрал, нагами дрыгал, билять, работат нэ хател!
А Мураш завскладом биль, он домои в мешках насиль
чаи, урюк, киш-миш, хурма, гатавлялся на зима.
А стрекоз над ним смеяль, водка жраль, нога болталь.
- Ты смеешся пачему?, говорит Мураш ему,
скоро с неб вада летит, где тогда твоя сидит?
Стрекоза "ха-ха" запель, вдаль послал и улетель.
Скоро с неб вода пошоль, стрекоза к мураш пришоль:
- Салям Алейкум, как дела! Ты пусти мене пака.
И пака на двор хана, буду я тебе жина.
- Целый лета только прыгал, водка жраль, нагами дрыгаль.
Не здоровался со мной, а иди вон, песни пой.
В этой басен правда есть: если хочеш викусна ест,
лэтам нада рабатать, а зимой нага балтать.

Пророк

Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился,
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился.
Перстами легкими как сон
Моих зениц коснулся он:
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он,
И их наполнил шум и звон:

И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.

Как труп в пустыне я лежал,
И бога глас ко мне воззвал:
"Востань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей."

1826
А.С.Пушкин

***

Брожу ли я вдоль улиц шумных,
Вхожу ль во многолюдный храм,
Сижу ль меж юношей безумных,
Я предаюсь моим мечтам.

Я говорю: промчатся годы,
И сколько здесь ни видно нас,
Мы все сойдем под вечны своды —
И чей-нибудь уж близок час.

Гляжу ль на дуб уединенный,
Я мыслю: патриарх лесов
Переживет мой век забвенный,
Как пережил он век отцов.

Младенца ль милого ласкаю,
Уже я думаю; прости!
Тебе я место уступаю:
Мне время тлеть, тебе цвести.

День каждый, каждую годину
Привык я думой провождать,
Грядущей смерти годовщину
Меж их стараясь угадать.

И где мне смерть пошлет судьбина?
В бою ли, в странствии, в волнах?
Или соседняя долина
Мой примет охладелый прах?

И хоть бесчувственному телу
Равно повсюду истлевать,
Но ближе к милому пределу
Мне все б хотелось почивать.

И пусть у гробового входа
Младая будет жизнь играть,
И равнодушная природа
Красою вечною сиять.

А.С.Пушкин

in memory of D.B.

НЕ ПИСАЛ СТИХОВ - И НЕ ПИШИ!

Не писал стихов и не пишу, —
Ими я, как воздухом, дышу.
Им я, как себе, принадлежу.
Под подушкой утром нахожу.
Не писал стихов и не пишу, —
Просто я себя перевожу...
(Николай Доризо)

Не писал стихов - и не пиши!
Лучше погуляй и подыши.
За перо поспешно не берись,
От стола подальше уберись.

Не спеши, не торопись, уймись,
Чем-нибудь, в конце концов, займись.
Выброси к чертям карандаши.
Полежи, в затылке почеши.

Суп свари, порежь на кухне лук.
Выпей чаю, почини утюг.
Новый телевизор разбери -
Посмотри, что у него внутри.

Плюнь в окно и в урну попади!
В оперетту вечером пойди.
Вымой пол, прими холодный душ,
Почитай на сон грядущий Чушь...

Что-нибудь, короче, соверши!
Не писал стихов -
И НЕ ПИШИ!

Александр Иванов

КАПРИЗНЫЙ СТАРИК

Входя будить меня с утра,
Кого ты видишь, медсестра?
Старик капризный, по привычке
Еще "живущий" кое-как.
Полуслепой, полудурак.
"Живущий" впору взять
в кавычки.

Не слышит - надрываться надо,
Изводит попусту харчи.
Бубнит всё время -
нет с ним сладу.
Ну, сколько можно, замолчи!
Тарелку на пол опрокинул.
Где туфли? Где носок второй?
Последний, мать твою, герой.
Слезай с кровати!
Чтоб ты сгинул...

Сестра! Взгляни в мои глаза!
Сумей увидеть то, что за...
За этой немощью и болью,
За жизнью прожитой, большой.
За пиджаком, побитым молью,
За кожей дряблой, "за душой".
За гранью нынешнего дня
Попробуй разглядеть МЕНЯ...

...Я мальчик! Непоседа милый.
Веселый, озорной слегка.
Мне страшно. Мне лет пять
от силы.
А карусель так высока!
Но вон отец и мама рядом.
Я в них впиваюсь цепким взглядом.
И хоть мой страх неистребим,
Я точно знаю, что любим...

...Вот мне шестнадцать, я горю!
Душою в облаках парю!
Мечтаю, радуюсь, грущу.
Я молод, я любовь ищу...

...И вот он, мой счастливый миг!
Мне двадцать восемь. Я жених!
Иду с любовью к алтарю,
И вновь горю, горю, горю...

...Мне тридцать пять, растет
семья,
У нас уже есть сыновья.
Свой дом, хозяйство. И жена
Мне дочь вот-вот родить
должна...

...А жизнь летит, летит вперед!
Мне сорок пять - "круговорот"!
И дети не по дням растут.
Игрушки, школа, институт...
Всё! Упорхнули из гнезда!
И разлетелись кто куда.

Замедлен бег небесных тел.
Наш дом уютный опустел...

...Но мы с любимою вдвоем!
Ложимся вместе и встаем.
Она грустить мне не дает.
И жизнь опять летит вперед...

...Теперь уже мне шестьдесят.
Вновь дети в доме голосят!
Внучат веселый хоровод.
О, как мы счастливы!
Но вот...

...померк внезапно Солнца свет.
Моей любимой больше нет!

У счастья тоже есть предел...
Я за неделю поседел.
Осунулся, душой поник.
И ощутил, что я старик...

...Теперь живу я без затей.
Живу для внуков и детей.
Мой мир со мной, но с каждым
днем
Всё меньше, меньше света в нем...

Крест старости взвалив на плечи,
Бреду устало в никуда.
Покрылось сердце коркой льда.
И время боль мою не лечит.
О Господи, как жизнь длинна,
Когда не радует она...

...Но с этим следует смириться.
Ничто не вечно под Луной.

А ты, склонившись надо мной,
Открой глаза свои, сестрица.

Я не старик капризный, нет!
Любимый муж, отец и дед...
...и мальчик маленький, доселе
В сиянье солнечного дня
Летящий вдаль на карусели...

Попробуй разглядеть МЕНЯ...
...и, может, обо мне скорбя,
найдешь СЕБЯ!

http://www.rg.ru/2016/01/21/starik.html