Вспомнил… Только птицы немного разные, хотя и выглядят похоже. Кроме того, Пол хотел просто покататься (он же всё-таки вегетарианец!), в то время как Паниковский хотел кушать…
------------------------
«Козлевич не слушал. От сумасшедших бросков руль вырывался
из его рук. Паниковский продолжал томиться.
- Бендер, - захрипел он вдруг, - вы знаете, как я вас
уважаю, но вы ничего не донимаете! Вы не знаете, что такое
гусь! Ах, как я люблю эту птицу! Это дивная жирная птица,
честное, благородное слово. Гусь! Бендер! Крылышко! Шейка!
Ножка! Вы знаете, Бендер, как я ловлю гуся? Я убиваю его, как
тореадор, - одним ударом. Это опера, когда я иду на гуся!
"Кармен"!..
- Знаем, - сказал командор, - видели в Арбатове. Второй
раз не советую.
Паниковский замолчал, но уже через минуту, когда новый
толчок машины бросил его на Бендера, снова раздался его
горячечный шепот:
- Бендер! Он гуляет по дороге. Гусь! Эта дивная птица
гуляет, а я стою и делаю вид, что это меня не касается. Он
подходит. Сейчас он будет на меня шипеть. Эти птицы думают, что
они сильнее всех, и в этом их слабая сторона. Бендер! В этом их
слабая сторона!.. Теперь нарушитель конвенции почти пел:
- Он идет на меня и шипит, как граммофон. Но я не из
робкого десятка, Бендер. Другой бы на моем месте убежал, а я
стою и жду. Вот он подходит и протягивает шею, белую гусиную
шею с желтым клювом. Он хочет меня укусить. Заметьте, Бендер,
моральное преимущество на моей стороне. Не я на него нападаю,
он на меня нападает. И тут, в порядке самозащиты, я его
хвата...
Но Паниковский не успел закончить своей речи. Раздался
ужасный тошнотворный треск, и антилоповцы в секунду очутились
прямо на дороге в самых разнообразных позах. Ноги Балаганова
торчали из канавы. На животе великого комбинатора лежал бидон с
бензином. Паниковский стонал, легко придавленный рессорой.
Козлевич поднялся на ноги и, шатаясь, сделал несколько шагов.
"Антилопы" не было. На дороге валялась безобразная груда
обломков: поршни, подушки, рессоры. Медные кишочки блестели под
луной. Развалившийся кузов съехал в канаву и лежал рядом с
очнувшимся Балагановым. Цепь сползала в колею, как гадюка. В
наступившей тишине послышался тонкий звон, и откуда то с
пригорка прикатилось колесо, видимо далеко закинутое ударом.
Колесо описало дугу и мягко легло у ног Козлевича.
И только тогда шофер понял, что все кончилось…»