Книга "I Me Mine"

Именно так, существуют еще в синей, зеленой и черной обложках.

Beatles. George Harrison. I Me MineGuildford, Genesis Press, 1980.Signed Limited First Edition by George Harrison. Quarto, sepia plates and illustrations. Original black half calf with "guitar" illustration gilt stamped to boards, gilt edges. Original buckram slip-casewith title label to upper. One of a limited edition of 2000 numbered copies, signed by Harrison. Reproduces in facsimile the lyrics of 83 of Harrison's compositions together with his explanation of the story behind each song.Illustrated with photographs. Mint unread condition with original shipping box.

This item has been auctioned to beatleist for
1,900.00 + 342.00 (Buyer's Premium) = 2,242.00 USD

http://www.icollector.com/Beatles-George-Harrison-I-Me-Mine_i8463381

Start Price:10.00 USD
Estimated At:2,000.00 - 3,000.00 USD

Уважаемые!! Подскажите, пожалста, где можно достать книгу Харрисона "I Me Mine" (Я, мне, мое), на русском? Страсть как почитать охота!

Это сообщение (дата создания: 23.04.2009 15:33:57) было перемещено из темы ""Я, мне, мое" - книга Джорджа Харрисона".

А если бы еще на русском, да и в таком исполнении цены бы ей не было. Ведь выпустил же РОСМЭН Антологию в подарочном переплете (я полгода за ней гонялся, нашел одну единственную в ЛОС КНИГАС....и счастью моему не было предела).
Господа, подскажите, а в чем такая сложность выпустить "I Me Mine" на русском?! Поделитесь соображениями плз.

Люди, дайте прочесть у кого есть в эл. виде? Пожалуйста!

http://ifolder.ru/7187426 - работает :)) Да вот только косячный файл тут: местами текст вырезан. Да и "чудесные" картинки, возможно, тоже. Кто-нибудь знает, сколько в оригинале должно быть страниц? И есть ли фотографии в книге? Я только 2 увидела по ссылке на ифолдер.

Да, в книге есть фотографии. Около 20

можно где-нибудь в Москве живьем ее преобрести, а не через интернет

Ребята! Крик о помощи! Скачал книжку по ссылочке http://ifolder.ru/7187426, но, кажется, тут не весь текст и нет ни одного факсимиле рукописных текстов песен Джорджа :( Подскажите, пожалуйста, где можно найти ВСЮ книгу??? Заранее, миллион спасиб! :)

Никто не подскажет, где сейчас в Москве можно купить эту книгу? То есть в каком магазине?

2MUR:

>Никто не подскажет, где сейчас в Москве можно
>купить эту книгу? То есть в каком магазине?
Мне кажется, что её НИКОГДА НЕ БЫЛО в Московских МАГАЗИНАХ!

Ещё как было. Например, мой коллега купил её в книжном магазине в Медведково год назад. На английском. (Переиздание, конечно).

Несколько месяцев она лежала в Союзе на Ленинском проспекте.

Всем привет! Перевёл первую часть книги (собственно биографию, без комментариев к текстам песен пока что). Кину начало, если интересно будет кому, то пишите мэйлы. Ну или сюда могу по частям помещать

Вступление
Я знала стихи песни ‘I Me Mine’ задолго до того вечера в октябре 1974 года, когда познакомилась с человеком, который их сочинил. Джордж и я много раз разговаривали по телефону, потому что я работала в Лос-Анжелесе в его фирме звукозаписи ‘Дарк Хорс рекордз’. Но та первая встреча лицом к лицу – с последовавшими вслед за ней совместными двадцатью семью годами жизни – по-прежнему точно так же жива в моей памяти сегодня, как и последний раз, когда я видела его лицо.
Во время нашей совместной жизни вопросы, связанные с имуществом, привязанностью и определением того, кем ты являешься, наряду с эго занимали важное место нашего сознания. Джордж никогда не лез в карман за словом, чтобы указать, что в действительности нет никаких ‘я’, ‘мне’ или ‘моего’. Джордж был непреклонен в том, что нужно придерживаться нашей настоящей духовной цели. Мы были всего лишь человеческими существами, которые шли по длинной дороге к одной цели, и что касается меня, то я приветствовала любые напоминания об этом.
Бывало, я могла сказать: “А твоя часть сада выглядит замечательно”, на что он отвечал: “Это не мой сад, Лив”. Это был его способ напомнить себе и мне, что мы являемся чистым духом, и что этот дух находится в ‘каждой песчинке’, принадлежащей всем и никому; что нет ничего ‘моего’ и что ‘я’, на которое мы все ссылаемся, нужно осознавать, как маленькое ‘я’ в более масштабной схеме вселенной. Джордж устал от ‘я’, ‘мне’, ‘моего’ этого мира, включая его собственные, и он был сыт по горло ими с очень раннего возраста. Во время поиска названия для этой книги он хорошо осознавал, что тексты к этим песням всегда будут связаны с его именем и будут считаться его песнями, хотя он и знал, что творчество, пожалованное ему, было божественным даром. Поэтому вместо того, чтобы придумать название книги, которое могло бы попытаться разъяснить сочинительский дар с помощью: “Ну, сочинил их я, но на самом деле они не принадлежат мне” – в названии своей книги он использует противоположный подход и рискует, используя немного циничную тройку местоимений.
Чтение того, что рассказал о Джордже Дерек Тэйлор, тоже было увлекательным. Почему-то для меня стало более важно, как воспринимает человека, которого я нежно люблю, кто-то такой проницательный и чётко выражающий свои мысли, как Дерек. Дерек и Джордж обменивались специфичными добродушными подколками, и их словесная стенография часто совершенно сбивала с толку всех, кто находился рядом. Если ты хотел подключиться к их беседе, то требовалось время, потому что упоминаемые ими вопросы охватывали многие сферы и касались десятков как ярких, так и малоизвестных личностей и событий. Многие из них были связаны с феноменальными днями ‘Битлз’, которые подарили Джорджу и Дереку частный мир переживаний, из которого они черпали воспоминания. Джордж цитировал изречения великих мудрецов, ‘Бхагавад Гиту’ и древние ‘Веды’ так же, как остроты Лорда Бакли, ‘Гунс’, Ленни Брюса, ‘Продюсеров’ Мэла Брука и ‘Монти-Пайтон’. В то же самое время Дерек потчевал нас уроками истории о двух войнах, пояснениями текущих событий и политической жизни. Если у кого-нибудь из нашего семейства возникал вопрос, имевший отношение к одной из этих тем, Джордж всегда говорил: “Позвони Дереку и спроси его”. Он был очень хорошо начитан и делился с нами всевозможной информацией, даже той, которую на самом деле мы не хотели знать, но всю её он преподносил изумительно. Я никогда не была уверена, что являлось фактом, а что – байкой (хотя, казалось, это и не имеет значения).
Дни, которые они проводили за работой над этой книгой, были счастливыми и проходили за беспрерывными чашками чая. (В основном эти чаепития были обязаны Брайану Ройлансу, который задумал и опубликовал первоначальное, ограниченное издание ‘Я, мне, моё’ и являлся самым большим фанатом чая со времён Эрл Грэя.)
Беседа Джорджа и Дерека на этих страницах открывает многое об их отношениях, которые начались в Ливерпуле, а – как они часто напоминали нам – “Рождение в Ливерпуле влечёт за собой определённые обязательства”. Они работали вместе на протяжении тридцати лет, поэтому интервью Дерека с Джорджем вошли в привычку для них обоих, но всё равно они всегда умудрялись вспоминать что-то новое из своего прошлого. Во время написания ‘Я, мне, моё’ все мы – кто находился рядом – считали смех само собой разумеющимся. Должно быть, это было настоящее откровение для Брайана, чьи предыдущие публикации являлись более серьёзными документами, такими как ‘Журнал английского военного корабля ‘Баунти’’ и ‘Дневник путешествия Чарльза Дарвина на английском военном корабле ‘Бигл’’.

Держу пари, что Брайан удивился тому, что у него самого проявились озорство и шутливость, которые высоко ценились и поощрялись. Джордж и Дерек в хорошем смысле сбили его с пути, и он стал одним из ближайших друзей Джорджа, особенно после того, как в 1997 году умер Дерек. Теперь Брайан и я делимся воспоминаниями о тех днях наряду с любовью и уважением, которые мы все испытываем друг к другу.
Джордж и Дерек забавлялись, придумывая подписи, не связанные с фотографиями, которые они должны были описывать; некоторые из них попали в книгу. Фото на иллюстрации XXIII демонстрирует, как Джордж держит свой ситар, но подпись привела к письмам в ‘Дженисис’, в которых выражалось недовольство, что в экземпляре читателя, должно быть, не те фотографии, потому что ‘в этой книге Джордж ни с кем не ест никакого бутерброда с сыром’.
И только поклонники ‘Летающего цирка Монти-Пайтон’ поняли подпись к иллюстрации XVII – туманную ссылку, очевидно, предназначенную для тех, кто обладает подобным чувством юмора. У принца Уолтера, одного из персонажей ‘Пайтон’, были деревянные зубы. Сравните с улыбкой бывшего премьер-министра Британии Харольда Вильсона и поймёте идею. Первым вариантом подписи к иллюстрации XLII, на которой другой бывший премьер-министр, Эдвард Хит, был за фортепиано, а Джордж стоял позади, был таким:
(Джордж:) ‘Вы знаете, Ваши яйца видны?’
(Бывший премьер-министр Хит:) ‘Нет, но Вы напойте мне её, и я её сыграю’.
Это был старый анекдот, и у Дерека и Джорджа не было ни стыда, ни совести. Когда я задумываюсь, то по-прежнему вижу и слышу, как они смеются за кухонным столом, и мне ужасно не хватает их обоих вместе с весельем, которое привносили в мою жизнь их совместные юмор, интеллект и привязанность.
Для меня сутью этой книги являются стихи, и я полагаю, они выдерживают испытание временем, ведь они написаны об извечных поисках, вопросах, радостях и печалях человека. По моему мнению, у Джорджа были самые сознательные в духовном плане стихи нашего времени, хотя Джордж, в свою очередь, обычно ссылался на стихи Боба Дилана, когда пытался акцентировать или растолковать свои собственные чувства изоляции и разочарования, вызванные чем-то в этой жизни или за её пределами. Много раз он говорил: “Хотел бы я знать больше слов”, но, возможно, будь даже все слова мира, включая санскрит и мантры, неотъемлемой частью его словарного запаса, они не смогли бы полностью выразить глубину его чувств и сознания. Подобно другим сочинителям, Джордж не был сильно разговорчив при объяснении стихов. Разве недостаточно того, что он выложил свои чувства и мысли, чтобы их мог услышать каждый? В конечном счёте, я перестала спрашивать Джорджа, о чём его песни, ведь его ответы никогда меня не устраивали. “Лив, мне просто нужна была рифма к слову ‘любовь’, поэтому я использовал ‘морковь’”.
Мы соотносим музыку и слова с нашими личными жизненными переживаниями, но некоторые из песен Джорджа по-настоящему раскрываются лишь через более глубокое постижение смысла, и когда позволяешь рассказать историю мелодии, тексту, интонации и выражению, которые отсеивают наши собственные интерпретации. Прошлым летом мы обсуждали его сочинительство, и он рассказал мне, что какая бы мысль или тема ни вдохновила на песню, обычно текст меняется к концу её, а иногда ещё до того, как ручка коснётся бумаги, как в ‘Your Love is Forever’. Он начал эту песню, сочиняя о днях, когда мы впервые с головой погрузились в наш любовный роман с Гавайскими островами и друг с другом, но ‘любовь’ в первом куплете скоро превратилась в любовь к Богу. Джордж написал: ‘Моя любовь принадлежит тем, кто сможет увидеть её’, а его песни принадлежат тем, кто может по-настоящему услышать их. Стихи Джорджа часто пленяют нас одним образом, а затем уводят нас в тридевятое царство, идя дальше его первоначального замысла.

Читая эту книгу, я слышу, как он поёт все песни до одной, а когда я вновь вижу рукописные стихи – некоторые на почтовой бумаге тех мест, где мы находились в то время – они оживляют мои воспоминания о тех моментах. Я вижу свой почерк на авиапочтовом конверте с ‘Learning How to Love You’. Я написала первую строчку стихов за него, так как он работал над мелодией. Затем он взял ручку из моей руки и записал слова, которые позже возвратили его к мыслям, которые он хотел выразить. Леон Расселл однажды сказал, что мне следует записывать все занятные вещи, которые говорит Джордж, и часто я так и поступала. Некоторые из них оказывались в песнях, а некоторые оставались лишь просто привлекательными, такие как: “Мне нравится быть владельцем ничего. Это отличает от всех этих всезнаек-выскочек”. В других случаях внимание Джорджа могло привлечь нечто, сказанное кем-то другим, подобно ударнику Джиму Келтнеру, который часто говорил Джорджу, что тот ‘доверчивый лопух’, что вдохновило на песню¹.
Что бы ни являлось вдохновляющей идеей, быть свидетелем рождения песни всегда являлось счастьем. Можно было видеть, как работает творческая сила музы. Джордж часто играл на гитаре, укулеле или фортепиано и вдруг становился сосредоточенным, словно муза хлопнула его по плечу, чтобы предупредить, что она вот-вот его посетит. Он наклонял голову, как будто слушая нечто, что слышал только он, а его рука двигалась, словно искала дорогу к следующим аккордам, подобно тому, как ивовый прут отыскивает подземные воды. Я старалась не мешать этому процессу и уходила, хотя время от времени я слышу на плёнках на заднем плане свою болтовню о том, что приготовить на ужин. Ох, я готова локти себе кусать, когда слушаю эти плёнки. Джордж был таким терпеливым и сосредоточенным. Он просто продолжал играть независимо от того, шёл ужин или нет.
Мы находились на Британских Вирджинских островах в 1976 году, когда Джордж сочинил ‘Soft touch’. Его краткая заметка о сочинении этой песни описывает расположение духа и то, что происходило вокруг нас, но для меня на той странице находится намного больше – как в настроении, так и в записи – просто эти крохотные значки разговаривают со мной. Внизу второй страницы со стихами ‘Soft Touch’ он напечатал ‘Мост (noch ein mal)’ – ‘ещё один раз’ на немецком языке. Джордж изредка пользовался этой фразой со времён, когда они (битлы) выкрикивали её со сцены во время своих выступлений в Гамбурге.
Помню, во время того отдыха к нам присоединился Эрик Айдл. Однажды днём мы слушали одну песню на небольшом кассетном магнитофоне, когда я открыла на стук в дверь. Телепродюсер Норман Лир представился и сказал нам, что музыка звучит слишком громко и

¹ - ‘Soft touch’ (прим. пер.)
мешает его жене, которая пытается писать. (Год был 1976-й, до эры ноутбуков, поэтому мы отдыхали под клацанье пишущей машинки по соседству и надеялись, что она пишет письма, а не книгу.) Этот небольшой конфликт обескуражил нас, ведь было не очень приятно осознавать, что люди по соседству жалуются на нас. На следующий день Норман узнал, что эту музыку играл Джордж Харрисон, и снова постучал в нашу дверь, на этот раз извинившись и попросив Джорджа играть столько музыки, сколько его душе будет угодно. Не то, чтобы Джордж и Эрик нуждались в большом поощрении, так как они всегда путешествовали с акустическими гитарами.

Прослушивание его записей также помогает мне пройти через муки, вызванные его отсутствием; звучание его голоса и слайд-гитары приносят утешение. Пение Джорджа всегда манило меня, и бесчисленное количество раз я представляла собой его публику из одного человека. Песней, которую я часто просила его сыграть, была ‘Run of the Mill’. В ней такой мудрый текст, особенно напоминание о том, что ‘завтра, когда ты поднимешься, ещё один день для тебя, чтобы понять меня’ (‘меня’ значит Бога) – слова, которые Джордж не только сочинил, но которыми жил. Песни также воскрешают воспоминания о тех первых совместных днях – особенно такие песни, как ‘Your Love is Forever’, которая была написана в Хане, Мауи, в феврале 1978 года, когда мы ожидали рождения нашего сына, Дхани.
Джордж любил тропики и там был счастливее всего. В те дни он чувствовал вдохновение и сочинил несколько песен – ‘Dark Sweet Lady’, ‘Soft Hearted Hana’ и ‘Here Comes the Moon’, стихи которой датировались его днём рождения, 25 февраля. Местный универсальный магазин был полон варенья из гуавы, удочек из бамбука и мачете, но не мог похвастать подарками для мужчины, который являлся для меня всем. Я купила Джорджу множество ручек и бумаги, чтобы поощрить его сочинять, и – когда я читаю стихи того периода – я рада, что так поступила. Мы плавали в окружённых чёрными скалами прудах с названиями вроде ‘Бассейн Венеры’, а один крошечный коттедж стал на те дни нашим роскошным домом – величайшей роскошью было отсутствие телефона и свобода от обычных демонов жизни Джорджа. Местные жители подарили нам не только уединение и атмосферу гавайской любви, но и тропические цветы, которые мы никогда не видели раньше; ракушку, факел и имбирь кахили, смешанный с благоухающими семенами плюмерии. Нам не терпелось вернуться домой и вырастить свой собственный тропический сад. Через несколько лет Дерек и Брайан стали приходящими садовниками, оставлявшими после визитов к нам пышное наследие. За двадцать лет многие фото с того первого отдыха на Гавайях были утеряны. Когда я писала это вступление, они возвратились ко мне. Среди них был снимок восхода полной луны, известного на Гавайях, как ‘Махина’, который вдохновил Джорджа на сочинение ‘Here Comes the Moon’. В последний раз Джордж и я были там вместе в феврале 2001 года. В сумеречном небе солнце закатывалось одновременно с восходом луны, волны бились о скалы, из моря выпрыгивали киты, сияла радуга, а кратер Халеакала вздымался на нашем заднем дворе на высоту три километра. Всё это вновь заставляло нас смиренно склонить головы и обратить наши лица к Господу. Мы собирали гардении и слушали гавайскую музыку за утренним кофе, сидя на солнышке… Солнце, его так любил Джордж, отчасти потому, что он чувствовал себя лишённым этой теплоты, когда рос ребёнком в Англии. Но когда шёл дождь – а с высоты 50 метров лили потоками водопады – Джордж был точно так же счастлив. ‘Безупречен и ленив залив в летнее время. Эти дни превосходны, словно рядом рай’ – написал он в ‘Your Love is Forever’. Да, Джордж, они были превосходны и для меня тоже – превосходны почти в такой степени, насколько это только возможно в этом физическом мире.
Воспоминания о тех совместных вечерах являются даром… он играл на акустической гитаре или укулеле под большой луной там, где ночи были тёплыми, и где мы водили за нос английскую зиму и лишали её возможности поморозить наши кости. Несмотря на склонность людей воспринимать своего супруга, как данность, даже тогда я хорошо понимала, что это драгоценные моменты. Также я находилась в счастливом неведении, как мало нам оставалось совместных дней. Эти воспоминания будут отдаваться эхом наряду с любовью и уважением всю мою оставшуюся жизнь, и – так и быть – по этому случаю я могу сказать, что они 'Мои'.

Оливия Харрисон