Kiss

Как только я вернулся в Канарси, я распустил Nautilus, дал объявление в Village Voice и прошел кучу прослушиваний, но ничего не вышло. Потом мне позвонил парень по имени Майк Брэнд. Он и его партнер по написанию песен Питер Шепли только что закончили колледж и хотели создать группу. Майк был богат: он жил в Деревне в красивом особняке из бурого камня со своей женой Бек, которая тоже была родом из биг Бакса. Питер был женат на девушке по имени Элеонора, но у них не было столько денег. Они познакомились с парнем по имени Барри Мински, который хотел стать рок-менеджером. Его отец был знаменитым владельцем ночного клуба, который лег в основу фильма "Ночь, когда они совершили налет на Мински".
Майк и Питер сказали мне, что этот парень из Мински знал Лу Меренштейна, который снимался в "Астральных неделях" с Ван Моррисоном, а также Джона Кейла из Velvet Underground. Я был впечатлен. Я пошел встретиться с ними в деревню, и они сыграли мне несколько своих песен. Я любил их. Они были похожи на то, как Фрэнк Заппа встречает the Rolling Stones, встречает кантри и вестерн. Я захватил с собой бонго, запрыгнул в него, и мы с самого начала поладили. Мы решили добавить басиста и гитариста.
Мы нашли нашего басиста в Квинсе, большого толстого парня по имени Майкл Бенвенга. Он любил скорость — он мог взять четырех чернокожих красавиц и надрывать задницу, но продолжать играть вечно. Мы с ним так хорошо играли вместе, что стали называть себя the Machine. Майкл знал греческого парня по имени Крис Аридас, который играл на соло-гитаре. На самом деле он был отстой и был богатым парнем с дерьмовым отношением, но они приняли его в группу, несмотря на мои возражения.
Поначалу я действительно сблизился с Питером и Майком. Мы встречались в Деревне каждый день, брали бутерброды, сворачивали косяки и писали весь день и ночь. Я приходил домой и говорил Лидии: “Эта гребаная группа - это все! Это группа!” Мы назвали себя Челси и прошли прослушивание для Decca Records. Они любили нас и дали нам контракт. Мы записали наш альбом с продюсером Лью Меренштейном. Он пригласил Ларри Фэллона, который играл на всех струнных для Astral Weeks, и заставил Джона Кейла играть на электрическом альте. Наша музыка была настолько разной, что все думали, что у нас есть реальный шанс сорвать джекпот.
Альбом вышел в феврале, а несколько недель спустя мы отыграли концерт в средней школе. Питер окончательно накачался выпивкой и вырубился, потому что он так нервничал из-за того, что играл перед людьми. Майк, с другой стороны, накурился травки и не мог вспомнить аккорды. Я был в ярости.
“Это гребаная катастрофа”, - закричал я. “Мы не можем просто записывать пластинки, мы должны выходить и играть гребаные шоу. Питер, ты, должно быть, Мик Джаггер. Ты - солист. Ты не можешь выйти в гребаных брюках цвета хаки и рубашке с короткими рукавами, а потом упасть в обморок. Ты должен быть рок-звездой”.
Я и не подозревал, что у этих двух парней не было опыта выступлений перед аудиторией. После концертных катастроф Крис покинул группу. Я был готов уволиться, но потом Майк и Питер приехали ко мне домой в Бруклин с парнем по имени Стэн Пенридж. Он собирался заменить Криса. Сначала мне совсем не понравился Стэн. В нем было что-то жуткое, что мне не нравилось. Он был греческим парнем, очень ловким, очень умным; они хотели, чтобы он был в группе, и я снова оказался в меньшинстве.
Альбом получил отличные отзывы во всех музыкальных кругах, но ни к чему не привел. Для меня было просто опустошительно, что у этой группы ничего не получилось. Но мы вернулись к написанию. Стэн жил в Деревне, и я приносил конгу к нему домой, и мы накуривались и писали весь день. Потом, позже, Майкл, басист, приходил после работы, и мы втроем джемовали.
У нас концерт в Нью-Джерси с новым составом. Питер и Майк опоздали на шоу, поэтому Стэн, Майкл и я начали без них. И публика сошла с ума. Когда Пит и Майк наконец появились, в заведении царил переполох. Мы сразу поняли, что хотим быть мощным трио. В ту ночь родился Липс.
Мы репетировали пару месяцев, а затем играли в клубе в Оушенсайде в октябре 1971 года как Lips. Затем, естественно, я вернулся к роли хедлайнера с моей новой группой. В январе 1972 года мы играли в клубе под названием "Лазарет Сент-Джеймс" на горнолыжном курорте Хантер в северной части штата Нью-Йорк. Нам платили немного, но они кормили нас этими замечательными хот-догами, и мы казались довольными. Но потом у меня возникали мысли: ”Почему я снова это делаю?" У меня все еще было стремление стать звездой, и я был убежден, что я лучший музыкант, чем Стэн и Майкл.
С Лидией тоже все застопорилось. Она работала, а я играл. Наверное, я был влюблен. Это громкое слово. Люди любят своих собак и свои машины; они любят кататься на лыжах. Но я женился, так что я должен был быть влюблен. Лидия была хорошим поваром и содержала дом в чистоте. Проблема была в деньгах. Она была такой прижимистой. У нас было не так уж много денег, но она давала мне всего по доллару в день на жизнь. Она была рядом со мной, платила со мной взносы, делала все, что делает жена, но я был диким.
Одной из причин была ее ревность, особенно если я сближался с другими парнями. Она хотела, чтобы я принадлежал только ей. Когда вы кого-то вот так сажаете в клетку, забудьте об этом, когда будете его выпускать. Искушение повсюду в рок-н’ролле, особенно в дороге. Ты бы позвонил своей девушке и сказал ей, как сильно ты по ней скучаешь, а потом вернулся бы и переспал. Дорога никогда не менялась.
Еще одна причина, по которой я изменял, заключалась в том, что мы с Лидией на самом деле не ладили в постели. У нее не было реального опыта; до меня она встречалась только с двумя другими парнями. И секса мне никогда не было достаточно. Мне всегда нужно было больше, и в дороге я мог каждую ночь оставаться на одну ночь. Теперь я знаю, что если ты действительно кого-то любишь, это просто неприемлемо. Но в то время я был молод, необуздан и жаждал всего.
К апрелю Майкл уволился из Lips и пошел работать в банк. Я начал зависать в квартире Стэна в Ист-Виллидж, и это было огромной ошибкой. Он продавал марихуану, но потом начал увлекаться героином и спидболами. Стэн был очень манипулятивным парнем, и он мог уговорить кого угодно на что угодно. Моя мечта снова разбилась вдребезги, и я созрел для побега. Поэтому, когда Стэн спросил меня, не хочу ли я попробовать skin popping smack, я сказал: “Почему бы и нет?”

Это не казалось опасным, когда Стэн делал это. Он не потерял сознание на полу. Это было больше похоже на: “Мы снимем немного допинга, а потом напишем еще несколько песен”. Это тоже было захватывающе. Употребление наркотиков - это определенно табу. И это действительно сводило боль на нет. После съемок я не испытывал никаких мучительных сомнений в том, добьюсь ли я когда-нибудь успеха в музыке, никаких чувств, что я становлюсь слишком старым, никакого ощущения, что мой брак вошел в колею. Все казалось идеальным в течение тех нескольких часов, проведенных с ним. Все, что мы написали, звучало гениально, все, что мы делали, было великолепно, все, о чем мы говорили, было в самый раз. Мы жили в мире фантазий. Потом я почувствовал себя виноватым и испугался, что подсяду на героин, поэтому признался Лидии, что кололся. Она взбесилась, и я остановился.
Но я продолжал ходить к Стэну домой, чтобы писать. И он продолжал наносить удары. Однажды мы сидели там наверху и работали, и кто-то позвонил снизу. Мы прокрались вниз по лестнице, чтобы посмотреть, кто это был, и увидели четырех высоких, тощих чернокожих парней, ожидающих у лифта. Они выглядели так, как будто ты не хотел с ними связываться. Поэтому мы побежали обратно наверх и заперли дверь на засов. Стэн схватил винтовку, а я взял нож его жены. Парни вышли из лифта, начали колотить в дверь и попытались проникнуть внутрь. Они охотились за его наркотиками. Я подумал, что нахожусь не в том месте не в то время и умру из-за коробки героина. В конце концов они сдались и расстались. Я дрожал как осиновый лист и гадал, какое это имеет отношение к музыке. Это был последний раз, когда я тусовался у Стэна.
Примерно в это время мне позвонил мой старый товарищ по группе Джоуи Люченти. У него была новая группа под названием Infiniti, его барабанщик сломал ногу, и он хотел знать, не заменю ли я его. Они играли каждые выходные в King's Lounge, этом мафиозном заведении в Уильямсбурге. Я только что покинул группу, которая ассоциировалась с такими гигантами, как Джон Кейл и Лу Меренштейн. Я на короткое время почувствовал, каково это - быть настоящим артистом, создавать новые песни, а потом я возвращался в мафиозный бар и играл гребаную музыку из музыкального автомата. Но Лидия должна была работать по моему делу, так что я согласился на эту работу. Я пошел туда в свой первый вечер и пришел в облегающих брюках из золотистого ламе, шарфе, с лаком для ногтей и макияжем New York Dolls. Я был звездой, по крайней мере, в своем воображении. Джоуи и другие парни к тому времени были лысыми и толстыми, впереди пели “Луи, Луи, уоу, нам пора”, а я был сзади, грохотал на своих барабанах, потому что я был чертовски зол на мир.
Я много пил и трахал каждую цыпочку, которая заходила в ту комнату по выходным, а потом возвращался домой к Лидии. Это было невыносимо. Но, по крайней мере, это отвело меня от Стэна и заставило снова играть перед аудиторией. Я подумал, что, может быть, кто-нибудь придет в клуб и скажет: “Господи, посмотри на этого парня. У него есть талант.” Поэтому я попросил Джоуи распечатать для меня несколько визитных карточек с надписью "УИЛЛ ДРАМ ПУТЕШЕСТВУЕТ, ПИТЕР КРИСС". Когда я был в Челси, я сократил свое имя до Питера Криса, но каким-то образом Джоуи добавил дополнительную букву "с" к моей фамилии, и мне это понравилось.
Так что я снова начал с нуля. Мне только что исполнилось двадцать шесть, и я был в отчаянии. Я бы надел колготки, высокие каблуки и маску Одинокого рейнджера, я так сильно хотел сделать это. Это было мое время. Я знал, что у меня есть что-то особенное. В каждом месте, где я когда-либо барабанил, у нас собиралась все большая и большая толпа, и когда приходило время мне играть, люди сходили с ума. Я знал, что у меня есть харизма, что у меня есть то, чего нет ни у кого другого. Раньше я размещал объявления в The Village Voice, но потом решил разместить объявление в Rolling Stone. Именно там музыканты находили других музыкантов.
Поэтому я снял объявление. Двенадцать простых слов.
ЭКСПД. Барабанщик рок-н-ролла ищет оригинального исполнителя, играющего мягкую и жесткую музыку.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Однажды субботним вечером в апреле 1972 года мы устраивали вечеринку в нашем доме в Канарси, когда зазвонил телефон. Лидия подняла его, а затем окликнула меня. “Это какой-то парень, который хочет поговорить с тобой о твоей рекламе”. Я был наполовину в отключке от выпитого вина "Матеус" и выкуренной травки, но я взял у нее телефон.
“Здравствуйте, это Джин Симмонс, я прочитал ваше объявление и хотел бы задать вам несколько вопросов”, - сказал этот парень. У него был глубокий голос, и он произносил каждое слово так, словно был учителем, разговаривающим с учеником.
“Э-э, конечно, стреляй”, - сказал я. Честно говоря, я не ожидал многого от этого звонка. Я получил несколько откликов на объявление и прошел несколько прослушиваний в Деревне и одно в Йонкерсе, но все они были действительно плохими группами.
“Какой у тебя рост?” - спросил Джин.
“Во мне пять футов десять дюймов”.
“Ты толстый?”
“Нет, я милый и худенький”. Я был гребаной зубочисткой. Я был изголодавшимся музыкантом.
“У тебя длинные волосы?”
“Да, все зависит от моих сисек”, - сказал я.
“Считаете ли вы себя красивым, симпатичным или миловидным?”
Теперь это был тест с множественным выбором? Это становилось нелепым. Поэтому я обратился к своим друзьям в квартире, которые слушали мои ответы.
“Я хорошо выгляжу?” Я спросил их.
”Гребаный А!" “ кричали они.
“Я чертовски великолепен”, - сказал я.
Я должен был отдать его этому парню. Он был дотошен в своих расспросах и, казалось, точно знал, чего хочет от нашего разговора.
“Не хотели бы вы одеться в обтяг?”
“Хотел бы я одеться в обтяг?” Я повторил вопрос для своей аудитории.
“Абсолютно. У меня с этим нет проблем. На самом деле, я буду играть голышом. У меня девятидюймовый член.”
Все в комнате расхохотались. На другом конце провода воцарилась тишина.
“Э-э, ладно”, - наконец сказал Джин. Он сказал мне, что ему нравится, что я был бы готов на все, чтобы добиться этого, потому что он чувствовал то же самое. Мы долго разговаривали, и в ходе беседы он рассказал мне, что у него есть группа со своим другом Полом по имени Wicked Lester. Они только что сделали кое-какую запись и заключили контракт на альбом, но он не вышел, им не понравились ребята из группы, и они хотели перегруппироваться. Каким-то образом он заставил все это звучать очень позитивно. Когда он сказал мне, что его продюсером был Рон Джонсон, я был заинтригован. Рон Джонсон был инженером на моем альбоме "Челси". И когда он спросил, могу ли я встретиться с ним и Полом в Electric Lady Studios в Деревне, где они записывались, я был поражен. Это была студия, которой владел Хендрикс. Теперь я действительно хотел встретиться с этим парнем, который задавал мне все эти нелепые вопросы по телефону.

Несколько дней спустя я надел свой черно-золотой бархатный пиджак, золотые атласные брюки, изумрудно-зеленую рубашку с оборками и зелено-бордовые замшевые туфли, которые купил в Испании. Мои волосы были собраны в прическу афро. Я был дерьмом. Я поехал на поезде в деревню со своим братом Джоуи, который приехал за моральной поддержкой. Мы добрались до Восьмой улицы немного раньше, поэтому зашли в "Шекспир" выпить пару кружек пива. Затем я оставил Джоуи в баре и подошел к Electric Lady. Собираясь войти, я оглянулся через плечо и увидел двух парней, прислонившихся к машине. Они были действительно невзрачными — у обоих были длинные волосы, на них были рубашки с цветочным узором в стиле хиппи и джинсы. Они смотрели на меня, когда я позвонил в звонок и спустился по лестнице в студию.
Я подошел к секретарше. “Здесь есть Джин Симмонс и Пол Стэнли?”
“Да, они ждут прямо снаружи”, - сказала она.
Я вернулся на улицу, и, конечно же, это были те двое парней, прислонившихся к машине. Я сразу же подумал: “Этот гребаный парень заставил меня позвонить насчет того, что я выгляжу круто? Эти парни выглядят как два гребаных попрошайки-хиппи”.
Когда они увидели, что я приближаюсь к ним, они загорелись. Позже они сказали мне, что думали, что я был кем-то знаменитым, идущим на запись. Что касается Пола, то меня наняли на месте. Ему не нужно было слушать, как я играю, он был так впечатлен тем, как я выглядел.
Мы представились друг другу и вернулись, чтобы послушать их музыку. Я не мог поверить, что нахожусь в студии Хендрикса! У него все еще были изогнутые стены, ощущение инопланетного космического корабля. Мы зашли в одну из комнат, и там был Рон Джонсон, мой старый инженер из "Челси".
“Вау, Питер, что ты здесь делаешь?” он сказал.
Мы обняли друг друга, и я сказал ему, что меня рассматривают на роль Злого Лестера.
“Вам даже не нужно его прослушивать”, - сказал Рон Джину и Полу. “Это твой парень. Он дерьмо”. Похоже, им понравилось, как это прозвучало. Рон включил их кассету. Почти все звучит хорошо на студийных мониторах, но этот действительно был хорош. Это была не та музыка, которую я любил или играл. На мой вкус, он был немного тяжеловат. Они явно увлекались Цеппелином. Но я знал, что могу сократить это, и я подумал, что мог бы изменить песни таким образом, чтобы они понравились. Я услышал потенциал, что-то в этой музыке, в что я мог бы вонзить зубы.
Я предложил Джину и Полу прийти посмотреть, как я играю в те выходные в King's Lounge. Со своими длинными волосами и джинсами они выделялись, как больные пальцы в этом суставе. Все были в костюмах за пятьсот долларов, с короткими волосами и бриллиантовыми кольцами на мизинцах. Я был единственным парнем с длинными волосами, за исключением этих двух еврейских парней, которые пытались выглядеть незаметно.
Прежде чем я продолжил, ко мне подошел владелец, Винни.
“Кто эти два гребаных фрукта в цветастых рубашках, сидящие сзади? Ты их знаешь?”
“Да, они пришли ко мне на прослушивание”, - сказал я.
“Прослушивание чего? Ты должен быть на их прослушивании. Ты хочешь, чтобы мы отвели их в подсобку и немного отшлепали? Сказать им, что ты получил работу?”
"Нет! Не делай этого. Я хочу эту работу”, - сказал я.
“Ладно, ладно. Я просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке. Мы любим тебя в этом месте, Питер. Ты приносишь эти фрукты вниз, мы не знаем...”
Пришло время идти дальше. Я поднялся на сцену, а потом вышли Джоуи и другие ребята. Трое 250-килограммовых наполовину лысых парней просто стояли там, как тупицы, а я был сзади, одетый как звезда, молотил и выбивал дерьмо из своих барабанов. Все это место смотрело, как я краду шоу.
Когда мы начали играть “Knock on Wood” Уилсона Пикетта, я открыл рот и начал петь, а Пол позже сказал мне, что он наклонился к Джину и сказал: “Вот и все, это наш барабанщик”.
Джину нравилось, как яростно бил по этим барабанам. Ему нравилась агрессивная атмосфера, которую я излучал. Они хотели настоящего зверя на барабанах, и я был их мальчиком. Но сначала мы должны были играть вместе. Мы назначили дату игры, и я отправился в их лофт на Двадцать третьей улице. Мне пришлось играть на площадке другого их барабанщика, и я чувствовал, что не смогу надрать им задницу — они были не моими скинами. В тот момент у меня было детское представление, что я могу играть только на своей собственной ударной установке. Мы ворвались в песню, за которой было чертовски трудно следить, действительно сложную технически, и я просто не мог собраться с мыслями. Я видел по их лицам, что они были так же разочарованы, как и я.
“Я не думаю, что мы должны оставить это так, - сказал я. “Позвольте мне вернуться и привезти свои собственные барабаны, и я знаю, что это будет иметь огромное значение”.
В следующий раз, когда мы собрались вместе, это было волшебно. Я попросил их сыграть что-нибудь более рок-н-ролльное, например, Чака Берри, и мы ворвались в “Strutter”, и все встало на свои места. Мы все смотрели друг на друга и улыбались, и мы просто знали, что вместе мы - настоящий динамит. И они сказали: “Ты нанят”.
Мы начали практиковаться как друзья. Мы собирались вместе каждый вечер с понедельника по пятницу столько часов, сколько могли, и репетировали их песни. Я был немного разочарован, так как у меня были оригинальные песни, которые я написал с Челси, а позже со Стэном. Я был в том же положении автора песен, что и они, но я подумал, что просто забуду об этом на некоторое время и буду исполнять их мелодии.
Я видел, что они хотели, чтобы все было по-их. Я уже чувствовал проблему с контролем над ними. Но я подумал: “Ладно, Питер, может быть, тебе стоит немного отступить. Это их запись”. Я решил, что сяду на место этого барабанщика и тогда смогу быть немного более напористым. Так что, возможно, впервые в своей жизни я задумался о вещах, а не просто открыл свой длинный рот и вышел из себя. Это была возможность, и я не хотел ее упускать.
Это было не так, как если бы они учили меня играть на барабанах. Если бы они это сделали, я бы немедленно ушел. Они были довольны тем, как я изменил песни в своем собственном уникальном стиле.
Сначала меня тянуло к Полу. Он ходил в художественную школу, и у него была настоящая художественная восприимчивость. С Джином все было так методично, так четко и сухо. Мы должны были сделать A, B, C, D, E. Джин был мыслителем. Он бы все продумал. Иногда в нашем бизнесе у вас не было времени подумать: вы просто должны вмешаться. Рок’н-ролл - это отношение, а не наука.
Я мог понять, почему Джин был таким. Он приехал в эту страну в раннем возрасте из Израиля. Его мать была выжившей в концлагере, чей муж бросил ее ради другой женщины. Джин ненавидел своего отца за это и никогда с ним не разговаривал. Он был большим, неуклюжим, застенчивым ребенком, которого часто дразнили, когда он рос в Бруклине. Я мог понять, почему — после всего, через что прошла его мать, а затем после ухода отца, а затем прихода в странную инопланетную культуру — деньги и власть могли быть привлекательными для него.

The Sun сегодня.

У меня было больше общего с Полом, даже если он был на шесть лет моложе. Он вырос на Манхэттене. У него была старшая сестра, так что он не был единственным ребенком в семье, как Джин. Его отец был трудолюбивым парнем, который продавал мебель. Но потом он поделился со мной тревожащей подробностью. Когда его семья переехала в Квинс, он сказал мне, что, хотя он был толстым ребенком, у него были фантазии о том, что все другие дети будут называть его королем Полом. Бинго. Похоже, у нас в группе тренировались два Макиавелли.
Сначала мне понравились Джин и Пол. Там было гораздо больше профессионалов, чем у любого другого музыканта, с которым я работал. Во-первых, они не были наркоманами. Большинство музыкантов, которых я знал, курили травку или время от времени немного дурили, но эти ребята были чисты, как ангелы. Они были предельно ясны в том, куда они направлялись и как они собирались туда попасть. Я почувствовал, что наконец-то встретил своих родственных душ, которые пойдут со мной по пути к славе и звездности.
Зимой на этом чердаке было холодно — не было отопления, — поэтому я покупал бутылку дешевого хереса "Галло", и мы с Полом делились ею. Мы играли так громко, что соседи всегда жаловались. Торговец антиквариатом внизу даже утверждал, что мы повреждаем его хрупкие изделия вибрациями. Поэтому мы пошли, купили тысячу ящиков из-под яиц и приклеили их к стенам, чтобы звукоизолировать чердак. Проблема заключалась в том, что в ящиках все еще оставались остатки яиц, поэтому мы начали привлекать огромных доисторических тараканов. Джин принес матрас, потому что иногда он там ночевал, а потом он начал приводить женщин и трахать их на этом грязном матрасе на этом грязном морозильном чердаке, где повсюду ползали чудовищные тараканы.
Я думаю, это было его прерогативой. Он также работал полный рабочий день в офисе секретарем, так что он платил арендную плату. Работа в офисе пришлась кстати, потому что Джин мог делать копии биографии и пресс-релизов, которые мы начинали рассылать. Контракт с лейблом Wicked Lester сорвался, и у них не было менеджера, который бы им действительно нравился.
Я думал, мы станем следующим великодержавным трио. Единственная проблема заключалась в том, что мы играли сами для себя в нашем маленьком лофте. Мы практиковались и репетировали в течение шести месяцев, и у меня начинал чесаться язык. Я был старше их, я заплатил гораздо больше взносов, и мои музыкальные биологические часы тикали намного быстрее. Я стонал и жаловался, что мы не играли, мы ссорились, а потом я говорил: “К черту эту группу. Завтра я ухожу отсюда.” Потом всходило солнце, я одевался и возвращался к репетициям в лофте. Вот как я собирался уходить. Действительно ли я это имел в виду? Нет, никогда.
В ноябре 1972 года мы наконец отыграли концерт для Дона Эллиса, главы Epic Records. Мы поставили несколько стульев на чердаке, и Дон спустился вниз с несколькими помощниками. Мы еще по-настоящему не выглядели вместе. У нас были белые лица и помада, а на Джине было что-то вроде матросского костюма. Но мы увеличили громкость, и волосы Дона, казалось, развевались на ветру от абсолютной мощи нашего звука, как в телевизионной рекламе кассет Maxell. Это было так громко, что вы даже не могли разобрать никаких изменений аккордов.
Эллису не терпелось поскорее выйти за дверь. Единственная проблема заключалась в том, что мой брат только что вернулся домой из отпуска в настоящем флоте и был в своей настоящей военно-морской форме, стоял у двери в задней части комнаты, пьяный в стельку. Когда Эллис поспешно ретировался, мой брат начал извергать рвоту прямо на ботинки музыкального магната.
Это открыло нам всем глаза. Мы поняли, что для того, чтобы заключить контракт на запись или даже дать несколько хороших концертов, нам нужен отличный ведущий гитарист. Итак, мы поместили объявление в "Голос" и опросили по меньшей мере тридцать парней. Однажды парень приехал прямо с парохода из Италии. Он даже не мог поговорить с нами: он использовал эту женщину, которая была его женой или, может быть, матерью, в качестве переводчика. Он даже не настроил свою гитару, он просто достал ее из футляра и начал играть. Мы сидели там и наблюдали за этим фиаско, когда на прослушивание пришел следующий парень. Первое, что я увидел в этом новом парне, было то, что на нем были две кроссовки разного цвета, одна красная, другая оранжевая. На нем были облегающие брюки, обтягивающая рубашка, длинные волосы, шарф в горошек, и он казался мне монголом с настоящими глазами с тяжелыми веками, как у Джона Уэйна. Настоящий персонаж.
Этот парень достал свою гитару из футляра и подошел к усилителю. Мы думали, что, черт возьми, этот парень собирается делать? Мы еще не разговаривали с ним, мы даже не знали его имени, а другой парень был в середине своего прослушивания. Но этот новенький просто подключился к усилителю и бац! Он начал подыгрывать другому парню! Мы все были ошеломлены. Он просто разорвал другого парня на куски, он был так хорош. Первый парень собрал свое снаряжение и ушел в слезах, так что мы начали джемовать с нарушителем. Он был фантастическим.
Через некоторое время мы остановились и поговорили. Он сказал нам, что его зовут Эйс, и он из Бронкса, но на самом деле он пришелец с планеты по имени Джандел. Я любил этого парня. Я никогда ни с кем не разговаривал так, как с ним. У него хватило смелости буквально убрать соперника с гребаного пути игры, потому что он знал, что этот парень был куском дерьма, а он им не был. Для меня это было чертовски выигрышное отношение.
После того, как он ушел, мы втроем поговорили. Их главной заботой было то, что у нас не могло быть китайца в группе. Поскольку мы создавали определенный образ с помощью нашего макияжа, мы чувствовали, что все участники группы должны быть белыми. Ранее мы прослушивали отличного гитариста, но он был чернокожим, поэтому его не взяли на работу. Но я утверждал, что Эйс был не китайцем, а монголом.
“Это тот самый парень”, - сказал я. “Он с другой гребаной планеты, он даже так говорит”.
Но они все еще колебались.
“Я знаю, что мы ищем Джимми Пейджа, но мы его не находим. У этого парня все получится, - настаивал я.
Мы говорили об Эйсе несколько дней, а потом, наконец, позвали его обратно. Мы начали джемовать, и звук, который происходил, не был похож ни на что, что я когда-либо слышал в своей жизни. Мы все знали, что Эйс был тем парнем.

С Эйсом в группе мы были намного более уравновешенными. Оказалось, что он даже не был азиатом: он был немецкого происхождения. Он был белой вороной в своей семье, руководил бандой в Бронксе под названием Ducky Boys. Будучи из Бруклина, я не знал, насколько крутой может быть банда, специализирующаяся на использовании рогаток. Но, по крайней мере, у него было подобие беспризорника, и я обнаружил, что у нас много общего. С ним было весело, у него было отличное чувство юмора, и он любил веселиться. Я никогда не встречал парня, который любил бы пиво так сильно, как Эйс, и мог бы выпить его тонну. Он просто любил повеселиться и рассказывать анекдоты своим странным высоким голосом.
Возможно, вся эта выпивка способствовала необычным убеждениям Эйса. Он был убежден, что инопланетяне колонизировали эту планету, и он был одним из них. На самом деле он работал над радио, чтобы поддерживать связь со своей родной планетой — по крайней мере, так он нам сказал. Он верил в призраков, карму и счастливые числа, которые в сумме составляли двадцать семь.
А еще у него было гигантское эго. Возможно, его вера в то, что он был подарком пришельцев этой планете, заставила его думать, что он выше физического труда, но я просто думаю, что он был чертовски ленив. Когда мы начинали играть в городе, он придумывал любой предлог, чтобы выгрузить оборудование. Он отодвигал свой усилитель на несколько футов, а затем говорил: “Керли, я не могу работать, я вывихнул руку”. Или: “Керли, у меня проблемы с дыханием. У меня кружится голова.” Все были близки к Эйсу. Большинство гитаристов - примадонны: они просто хотят подойти, подключиться и играть. Но Эйс поднял это на новый уровень.
Однако он не был ленив, когда дело доходило до отбивания мяса. При каждом удобном случае он дрочил. Мы загружались, а Эйс стоял в углу, потому что было слишком холодно, и он не хотел поранить руки. Поэтому он согревал их, вытаскивая свой огромный член и дроча.
Однажды мы уезжали с концерта в нашем переоборудованном молоковозе. Пол вставал за руль и вел машину. Джин сидел бы с дробовиком, а мы с Эйсом были бы сзади со всем снаряжением. Мы все дрожали в своих пальто и вдруг услышали знакомый звук пощечины. Мы оглянулись и увидели, что Эйс сидит на одном из усилителей и дрочит.
Единственный раз, когда у Эйса была законная причина не загружать оборудование, был, когда мы хранили наше снаряжение в подвале матери Джина в Квинсе. Какое-то время мы хранили там наше оборудование, но мать Джина не пускала нас с Эйсом в дом, потому что мы были язычниками. Может быть, это было потому, что мы были не только язычниками, но и отчасти немцами. Она даже не пустила Пола в дом, потому что он был немецким евреем. Дождь, снег, слякоть, буря - это не имело значения, мы не могли войти в эти порталы. Нам приходилось стоять на холоде или под дождем и передавать оборудование Джину, который затем должен был отнести все это вниз. Эйс тоже всегда насрал бы на Джина по этому поводу.
Теперь, когда у нас был полный состав, нам оставалось сделать еще две вещи: придумать название и начать давать концерты. Однажды ночью Пол, Джин и я ехали в лофт и пытались придумать название для группы. Мы хотели, чтобы это было сексуально и жестко, но в то же время передавало дух рок-н-ролла. “Давайте назовем группу Fuck”, - сказал я в шутку. Ладно, это был главный итог. Но как вы дойдете до этого момента? Я упомянул, что был в группе под названием Lips.
Внезапно Пол сказал: “Поцелуй”.
“Убирайся нахуй отсюда”, - разозлился я. “Это ужасное анютино имя”.
Я посмотрел на Джина, и в его голове, казалось, завертелись колесики. Он знал меня как облупленного.
“Ну, Питер, вот и поцелуй смерти”.
Хм. Он заманил меня туда со всей этой историей с мафией. Как может уличному парню не понравиться Поцелуй смерти?
Итак, мы начали разбирать это на части. Прежде чем залезть к ней в штаны, ты должен поцеловать ее. Разогрейте ее, чтобы добраться до второй базы. Хороший поцелуй способствует хорошей укладке. Это сексуально, это круто, давайте согласимся с этим, подумали мы.
Когда неделю спустя Эйс пришел со своим эскизом логотипа KISS, название было подтверждено на небесах. Эйс - великий артист, и его исполнение ПОЦЕЛУЯ, с двумя последними буквами в виде молний, было совершенно стервозным. И вопреки мнению некоторых людей (а позже и мнению правительства Германии), буквы S не символизировали нацистские СС. Несмотря на то, что Эйс напивался и бегал в полной форме СС, в комплекте с моноклем, и кричал: “Ты умрешь! Дайте мне ваши документы! Я убью твою семью”, - это были молнии из космоса. Затем Пол доработал логотип, сделал букву "К" немного прямее, и у нас появились название и логотип.
Теперь пришло время играть. В конце января 1973 года мы записались в маленький рок-клуб в Квинсе под названием Popcorn (позже название было изменено на Coventry). Конечно, тогда у нас не было подписчиков, так что зрителями, всеми четырьмя, были Лидия, подруга Джина, Джен, ее подруга и подруга Эйса. Но мы старались изо всех сил. Мы играли так, словно зал был битком набит, и позже я понял, что эта группа и была той самой группой. Я так гордился ребятами. Мы все были мокры от пота, и мы устроили лучшее в нашей жизни представление для четырех человек.
В течение следующих нескольких месяцев мы много играли в маленьком клубе в Амитивилле на Лонг-Айленде под названием the Daisy. Мы получили несколько отзывов, и они были в основном отрицательными, но нам было насрать. На самом деле мне нравился тот факт, что мы были настолько несносными и сумасшедшими, что люди ненавидели нас, хотя это немного раздражало меня, потому что я думал, что мы были абсолютным динамитом.
Когда мы только начинали в "Дейзи", у нас собралась немногочисленная толпа. Но по какой-то причине Сид, владелец, продолжал привозить нас обратно, и к четвертому разу мы подъехали к клубу в нашем молочном фургоне, и снаружи было несколько человек, ожидающих, чтобы войти, а внутри было многолюдно. Мы знали, что находимся на правильном пути. Сам клуб был помойкой, и мы переоделись в наши костюмы в кабинете владельца, который был едва ли больше шкафа. К тому времени мы еще не сформулировали наших персонажей: мы просто экспериментировали с разным гримом и костюмами. На мне была черная рубашка с длинными рукавами в виде паутинки, с заклепками на груди, черные шорты с заклепками, которые сшила моя мама, и шарф. Я купил пару пар светло-зеленых туфель Hush Puppies и принес их домой, а моя мама пропитала их клеем и посыпала серебристым блеском, и это были мои сценические туфли. Другие ребята тоже импровизировали, стараясь придерживаться нашего серебристо-черного мотива.

Daily Star сегодня.

Однажды вечером мы собирались продолжить, но перед тем, как уйти из офиса, я сказал: “Давайте выйдем и представим, что это Мэдисон-сквер-Гарден, и мы собираемся раскачать дом, потому что мы лучшие!” Я сказал это, потому что в глубине души знал, что однажды мы будем играть в Саду. И это стало нашей мантрой. Независимо от того, в каком туалете мы играли, мы говорили: “Давайте выйдем, как будто это Мэдисон-сквер-Гарден”. И было невозможно остановить четырех парней, которые обладали этой невероятно позитивной энергией.
Джин прыгал в аудиторию, хватал людей наугад и заставлял их хлопать в ладоши в такт музыке. Для этого потребовалось несколько серьезных усилий. Он подходил к огромным, устрашающего вида парням и заставлял их хлопать. Я был убежден, что однажды ночью он будет сбит с ног, потому что то, что он сделал, было таким унизительным. Но этого так и не произошло. И после каждого шоу я был в восторге.
В то время мы справлялись сами. Когда у нас намечался концерт, Джин печатал несколько брошюр на работе, а затем мы делили город и развешивали их везде, где люди могли их видеть. Мы были группой братьев, все думали одинаково, все двигались в одном направлении. Что было в нас тогда замечательного, так это то, что мы были такими непредубежденными. Ты хочешь надеть нейлоновые чулки? Конечно, никаких проблем. Ты хочешь нанести жирную краску? Отлично. Ты собираешься надеть платье? Здорово. Все, что нам нужно было сделать, чтобы добиться этого, мы все были готовы сделать.
Теперь нам предстояло поработать над нашими образами. Андрогинность тогда была действительно популярна, с такими парнями, как Боуи, и даже с группой моего друга Джерри, the New York Dolls. Так что сначала мы просто одевались в драг и пользовались женским макияжем. Это была катастрофа. Джин выглядел как старый трансвестит в светлом парике и с помадой на губах. Эйс выглядел точь-в-точь как Ширли Маклейн. Пол тогда был немного коренастым, так что выглядел как какая-нибудь проститутка, работающая на углу Бауэри и Деланси. Я был тощим маленьким ублюдком, поэтому мне сходило с рук переодевание в женскую одежду, но в конце концов мы были не такими милыми, как Dolls. На самом деле, мы все выглядели как плохие трансвеститы. Именно тогда мы поняли, что должны придумать что-то такое, чего больше ни у кого не было.
Прозрение от ПОЦЕЛУЯ произошло в ту ночь, когда мы пошли в Мэдисон-сквер-Гарден посмотреть игру Элиса Купера. Элис и его группа вышли на сцену, и Эйс с Полом пробежали весь путь до передней части сцены, как фанатки. Мы с Джином сидели на своих стульях сзади, но Элис произвел на нас одинаковое впечатление. Это был удивительный театр. Элис был в полном гриме, и дети в зале сходили с ума из-за этого парня, который вышел с огромной змеей и повис на сцене. Мы вчетвером собрались вместе после концерта, и все это начало доходить до нас. Мы хотели остроумия "Битлз", такого же веселья в сочетании с высоким уровнем креативности. Но мы хотели быть жестче "Битлз" — больше похожи на "Стоунз", но не совсем на "Стоунз". Мы боролись за то, чтобы быть в некотором смысле более бандитскими, более жесткими, почти байкерскими, не связывайтесь с нами. После того концерта я забыл, кто это сказал, но кто-то сказал: “Что, если у нас будет четыре Элиса Купера?” Элис была главной достопримечательностью и единственным в гриме в его группе. Но что, если вся группа была накрашена, и макияж каждого парня выражал какой-то аспект его личности?
Итак, Элис вдохновил нас перейти от кричащего макияжа, который использовали Dolls, к более театральному макияжу в стиле Кабуки. Мало-помалу мы начали приносить на репетиции крем для обуви, белую помаду и другие элементы грима. Теперь мы использовали грим, чтобы каждый из нас создал уникального персонажа. Джин любил фильмы ужасов, поэтому он стал Демоном, воплощением зла. Поли всегда был звездой, так что он должен был быть Звездным ребенком. Эйс определенно был космическим кадетом, следовательно, космонавтом.
Однажды ночью ко мне пришел мой персонаж - Человек-кошка. Я разрабатывала один из своих сценических костюмов дома. Я делал наброски и курил косяк, а потом просто как бы отключился и начал пялиться на черного кота моей жены, которого звали Матеус. Я понял, что у нас обоих много общих черт характера. Мы оба были дикими, независимыми, агрессивными, сильными — и в то же время мягкими, нежными, теплыми и успокаивающими одновременно. Я любил кошек. Я обнаружил, что они самые мистические, загадочные животные на планете. Они либо любили тебя, либо выцарапали тебе глаза. И, как и у меня, у них было девять жизней. Так что стать кошкой для меня было несложно. Я вернул идею ребятам, и им это понравилось.
К марту 1973 года пришло время записать демо-кассету. Благодаря связям Джина и Пола мы собирались записываться в Electric Lady, что было действительно захватывающе для меня, но еще лучше то, что Эдди Крамер, старый продюсер Хендрикса, собирался быть за бортом. Это было действительно тяжело для меня. Он был известен великолепным звучанием барабанов и гитар на своих пластинках. Я не мог уснуть ночью перед сеансами, мне так хотелось приступить к работе. За один день мы записали три песни: “Strutter”, “Deuce” и песню под названием “Black Diamond”. К тому времени, когда мы были готовы взяться за “Black Diamond”, Эдди уже слышал, как я пою гармонии на других треках, и я думаю, ему понравился мой скрипучий голос.
“Black Diamond” была песней, написанной Полом, и он спел первый дубль. Эдди стоял за пультом, слушая воспроизведение, и я сказал: “Чувак, я мог бы спеть все дерьмо из этой песни”.
«Действительно?» сказал он со своим сильным британским акцентом. “Ну, давай, приятель, попробуй”.
Я пошел в студию и распоясался. ”Зарабатываю на жизнь на улице..." Я убил его. Эдди это нравилось.
“Почему бы нам не попросить Питера спеть это? Эта песня была создана для него”, - сказал он.
“Это звучало довольно неплохо”, - признал Пол.
Я вложил в эту песню все, что у меня когда-либо было, потому что я так долго ждал этого волшебного момента в Electric Lady. Так что у меня наконец-то был ведущий вокал в полном моем распоряжении.
Когда я вернулся домой в тот вечер, я проигрывал демо-запись двадцать четыре часа в сутки в течение нескольких недель, я так гордился этим. Я принес его своей маме, которая всегда была моим самым доверенным критиком моей музыки.
“Детка, вот оно. Это твой прорыв”, - сказала она. “У этой группы это есть”.
Казалось, все встает на свои места. У нас было горячее демо; мы выступали в регионе. Но нам нужен был менеджмент, который помог бы нам заключить контракт на запись. К лету 1973 года я снова начал нервничать. Я все еще играл по выходным с Infiniti, делал каверы, и у них было больше концертов, чем у KISS. Поэтому я снова начал жаловаться. Я много путешествовал по музыкальным дорогам Нью-Йорка, и, за исключением Эйса, который когда-то играл на Purple Onion, у других ребят не было такого опыта.

Наконец-то мы назначили концерт на 10 августа в бальном зале отеля Diplomat на Манхэттене, который, несмотря на то, что был грязной дырой, был очень классным местом для выступлений. Так что я был немного успокоен. В ночь шоу Пол и Джин сделали для меня кое-что действительно приятное. Они арендовали коричневый лимузин "Мерседес", чтобы отвезти нас на шоу, чтобы я чувствовал себя звездой, выходящей на сцену. Они надеялись, что это изменит мое настроение. Ну, это сработало на пару минут. Но потом все начали загружаться в лимузин. Вместо того, чтобы быть только вчетвером, там была Лидия, звукорежиссер, несколько друзей, а затем роуди положили часть нашего оборудования в багажник и втиснулись внутрь. Внезапно лимузин превратился в такси. Я пришел в ярость.
“Мы собираемся остановиться перед этим местом, и все эти люди выйдут из лимузина, как будто это цирковая машина? Это не круто”.
Но когда мы добрались до входа в отель, тротуар был пуст! Там не было никого, для кого можно было бы сделать вход.
Джин продвигал это шоу и принял мудрое решение поместить нас в средний слот, хотя группы, которые открывались и закрывались, были намного популярнее, чем мы в то время. Многие люди ушли бы до того, как последняя группа отправилась бы куда-нибудь еще, так что это был хитрый ход. Мы готовились к выступлению, и я увидел парня постарше, стоящего рядом с моими сестрами впереди, возле сцены. Он собирался уходить до того, как мы сыграли, но он был заинтригован тем, что девушки рядом с ним были одеты в самодельные футболки KISS, поэтому он завязал с ними разговор - и моя сестра Донна сказала этому парню, что мы самая невероятная группа в мире. Поэтому он решил остаться.
Этим джентльменом был Билл Аукойн, и он продолжал руководить нами, превратив нас во всемирную суперзвезду. Конечно, мы не знали, что Билл был в аудитории в тот вечер. Джин неустанно рассылал приглашения сотням людей, так или иначе связанных с музыкальной индустрией, в надежде, что кто-нибудь из них придет к нам и решит управлять нами.
В тот вечер Билл действительно пришел, и после шоу он договорился встретиться с Джином и Полом позже на той же неделе. В тот день мне позвонил Джин, когда они были в офисе Аукойна.
“Этот парень великолепен, он должен управлять нами”, - сказал Джин. “Он мог бы заключить с нами контракт на запись”.
“Вероятно, он просто еще один мудак, который обещает сделать нас богатыми и знаменитыми”, - сказал я.
“Нет, нет, он не такой, как ты думаешь”, - сказал Джин. Он сказал мне, что у Аукойна было музыкальное шоу по телевизору под названием Flipside. Я вспомнил, что однажды видел Джона Леннона на том шоу, и подумал, что, возможно, этот парень просто может быть настоящим.
“На самом деле, он говорит, что если он не сможет заключить с нами контракт на запись в течение шести месяцев, он уйдет отсюда”, - сказал Джин. Он уговаривал меня пойти встретиться с Биллом.
Несколько дней спустя я поехал на своей "Веге" в город и встретился с Биллом в его офисе. Я был в своей позе мудреца, не выказывая никаких эмоций, но я был действительно впечатлен. Билл был невероятно милым, с мягким голосом, дотошным и очень, очень умным. Я покинул этот офис, зная, что это все. Я не признался ребятам, что на самом деле немного доставил им неприятности из-за этого, но я был взволнован.
Последующие недели только подтвердили, какое замечательное решение мы приняли. Билл был замечательным человеком. В отличие от большинства людей в музыкальной индустрии, он был чувствительным и сентиментальным. На самом деле, я подписал наш контракт ручкой, которую нашел в канаве по дороге в его офис, и он сохранил эту ручку и вставил ее в рамку! Когда мы познакомились с Биллом поближе, то увидели, что у него есть артистическая восприимчивость. Он был классным. Он был одет безукоризненно. Он действительно казался тем парнем, у которого были знания и средства, чтобы сделать нас знаменитыми.
Первым советом Билла нам было то, что мы должны выполнить наши ранее сделанные заказы в Ковентри в Квинсе. Затем нам было приказано больше нигде не играть. Он также сказал нам, что в конце лета мы собираемся выступить с концертом для крупного игрока в музыке, который основывает свой собственный звукозаписывающий лейбл.
Итак, всего через несколько недель после подписания контракта с Биллом мы собирались на прослушивание к Нилу в небольшую танцевальную студию в центре города. У Билла была партнерша по имени Джойс Биавиц, очень милая девушка, которая постоянно приставала к Нилу, чтобы он пришел к нам. За несколько дней до даты Билл и Джойс раскручивали прослушивание, рассказывая нам, насколько это будет важно для нашей карьеры. Мы нарядились так, как будто собирались играть в клубе, и установили наше оборудование в этой маленькой репетиционной комнате. Билл поставил несколько стульев для Нила и пары человек со своего лейбла. Мы выключили весь свет перед началом, а потом включили его, и начался настоящий ад. Они, наверное, слышали нас в Джерси. После первой песни реакции не последовало, поэтому Джин спустился с импровизированной сцены, подошел к Нилу, схватил его за руки и заставил хлопать, точно так же, как он делал в the Daisy. Затем, во время “Пожарной части”, Пол проделал свой обычный трюк. Он подбежал к Нилу с чем-то похожим на ведро воды в старом красном пожарном ведре и выплеснул его Нилу в лицо. Но в ведре было конфетти, а не вода. И Нил начал истерически смеяться.
Когда мы закончили, Нил, казалось, был в полном шоке. Но я заметила, что Джойс обнимала Нила, который был женатым мужчиной, и они выглядели довольно дружелюбно.
“Я сам себя не слышу, вы, ребята, так громко играете”, - сказал нам Нил. “Но Джойс была права, вы, ребята, совершенно не похожи на всех остальных. Я, конечно, не ожидал этого”.
Несколько дней спустя Билл позвал нас в свой офис. “Нилу нравится эта группа. Он хочет, чтобы вы, ребята, первыми подписали контракт с ”Касабланкой"."
Я не мог дождаться возвращения домой, чтобы сказать Лидии и моей матери, что у меня снова контракт на запись.
Мы знали, что уже в пути. За нами стояли два дикаря, Билл и Нил, парни, которые сделали бы все, чтобы сорвать представление. Парни, которые не думали нестандартно: они, блядь, разбили стандарты вдребезги. Но чего мы не знали и что поразило бы здравомыслящих Джина и Пола, так это того, что наше будущее теперь было в руках двух мужчин, которые через несколько лет оба станут главными наркоманами кокаина.

Metal Hammer Germany August 2023.

ГЛАВА ПЯТАЯ
Мы были в середине игры, когда Пол начал чесать в затылке. Это было все, что нужно было увидеть Шону Делани. Он дунул в свисток и остановил репетицию.
“Ты не можешь выглядеть как рок-звезда и чесать в затылке”, - рявкнул Шон.
“Но у меня голова чешется от краски, которую ты использовал”, - надулся Пол. “Что я должен делать?”
Шон подошел к Полу.
“Сделай из этого ход”, - сказал он. И он взял гитару Пола и перекинул ремень через плечо.
“Забрось гитару за спину”, - драматично продемонстрировал он. “Тогда возьми обе свои руки и просто разорви кожу головы, как будто она была в огне. Затем поднимите руки в воздух и идите вперед, как какая-нибудь модель красоты”. Шон очень точно продемонстрировал модель, идущую по подиуму. И родился первый фирменный сценический ход Пола.
Шон Делани был, по моей оценке, пятым участником KISS. Он был чрезвычайно талантливой творческой силой. Он писал замечательные песни. У него был голос, за который можно было умереть. У него были талант и стиль. Он был великим танцором. Он знал театр. Он работал с Теннесси Уильямсом. В свободное время он был трансвеститом. И он был постоянным любовником нашего менеджера Билла Аукойна.
Мы не знали, что Билл гей, когда впервые встретились с ним. В те дни, особенно если вы занимались музыкальной стороной бизнеса, вам приходилось оставаться в тени. Но как только Билл стал нашим менеджером, он пригласил Шона, чтобы усовершенствовать и расширить нашу игру. Это еще мягко сказано.
Билл познакомился с Шоном в баре в Ист-Виллидж, когда Шон собирал гей-группу под названием Manhole. По какой-то причине этот проект провалился, и все, с чем остался Шон, - это серьги в его сосках. Потеря музыкального мира стала нашим приобретением. Он идеально подходил нам, разносторонне одаренный музыкант, который знал, как создать образ и донести его до слушателей. В тот момент он был намного, намного впереди нас.
Первое, что сделал Шон, это убедил нас покрасить волосы в иссиня-черный цвет.
“Вы - группа. У всех вас должны быть волосы одного цвета. И сине-черный цвет действительно будет выделяться на фоне белого макияжа”, - сказал Шон.
Он отвел всех нас в квартиру одного из своих друзей-геев в Деревне. Одного за другим он покрасил наши волосы в ванне. Когда мы закончили, квартира была в руинах, но мы чувствовали себя великолепно. Мы вышли на Восьмую улицу, и все смотрели на нас. Кто когда-либо видел группу, где цвет волос у всех четырех парней был абсолютно одинаковым?
Шон хотел одеть нас в золото и черное, но золото меняет цвет при освещении, поэтому мы сменили его на серебристо-черный. И черный цвет, конечно же, был бы кожаным. Раньше мы носили ошейники для собак с шипами, которые покупали в зоомагазинах, но Шон повел нас в "Сундук удовольствий", магазин одежды S &M в деревне, где было много клиентов-геев. Вот где мы купили тяжелые кожаные ошейники для собак с шипами, браслеты и кожаные жилеты, кожаные петушиные сумки с шипами и цепи.
Пол в то время был пухленьким, и Шон знал, что толстой рок-звезды быть не может, поэтому он попросил владельца the Pleasure Chest разработать корсет на шнуровке, чтобы втиснуть в него ручки Пола. Пол надевал это кожаное приспособление, а мы заходили за него и туго затягивали шнурки.
Затем Шон начал работать над нашими сценическими движениями. Он привел нас на чердак в Чайнатауне, где раньше репетировала его старая группа. Пол оказал наибольшее сопротивление. Они вдвоем сражались несколько часов.
“Я не могу так двигаться — я плохо выгляжу”, - говорил Пол.
“Конечно, хочешь”, - отвечал Шон. “Поджми губы еще немного. Это сведет девочек с ума”.
Нам пришлось отказаться от сложной хореографии, потому что Шон сделал наши туфли на платформе выше. Теперь они были более полуметра высотой, и ребята продолжали падать, поэтому он научил их, как выполнять прыжки с парашютом, а когда это не сработало, он научил их, как сделать так, чтобы падения выглядели как часть шоу, и как незаметно подбирать друг друга. Сначала мы хотели, чтобы Шон пригласил профессионального хореографа, поэтому он нашел известного гея, который работал на Бродвее. Парень ничего не знал, поэтому вмешался Шон. Его движения сразили парня наповал.
Мы сами придумали несколько отличных ходов, но ребята даже не осознавали, что они их делают. Эйс лежал боком, расставив ноги, затем Джин подходил и ставил свою ногу между ног Эйса, а затем Пол садился сзади, и они все вместе вращались. Шон сразу понял, что это был динамичный ход, и он даже назвал его, по-моему, KISS Swerve. Шон сказал, что это было физическое воплощение музыкально заряженного оргазма.
Эти движения были сделаны не только для эстетики. Иногда Эйс так напивался, что терял сознание во время исполнения соло. Джин и Пол видели, как это происходит, и быстро перепрыгивали через него, делали небольшое движение и, в конце концов, поднимали его. Мне было трудно играть и сохранять невозмутимое выражение лица: я не мог поверить, что им все сходило с рук, делая обморок Эйса частью представления.
Сексуальный элемент сценического шоу не остался незамеченным автором из журнала Mandate, журнала для геев, который дал нам один из наших первых положительных отзывов. Парень сказал, что Пол “би-модулирует би-сексуальность” на сцене, и Пол был расстроен. Но чего он ожидал? Раньше он делал движение, когда надевал красный пояс с подвязками, как стриптизер, подходил к краю сцены и выставлял ногу. Все в зале, как мужчины, так и женщины, ухватились бы за это. Ему это нравилось — он не мог дождаться этого момента.
Сексуальность Пола стала предметом спекуляций даже для нас, ребят из группы. Пол всегда любил рисовать каракули. И он нарисовал лучшие члены во вселенной: он мог бы получить работу в гей-порнографическом журнале. У него были опущены вены, у него были просто идеальные яйца. Эйс сказал бы: “Ты должен сосать член, чтобы так хорошо рисовать член”. Джин просто сидел там и ничего не говорил, только улыбался, как бы говоря: ”Ты думаешь?"
Конечно, одной из причин, по которой Пол рисовал такие идеальные пенисы, было то, что его окружали отличные модели для работы. Тогда мы были молодыми сумасшедшими парнями, и мы с Эйсом прославились тем, что без промедления вытаскивали свои члены. Потом мы хватали друг друга за члены. Это не было сексуальным, просто глупое подростковое дурачество.
Иногда мы делали это, чтобы спровоцировать Джина. Мы накладывали макияж, у меня был огромный стояк, и я спускал штаны, подходил к Джину, когда он наносил макияж, и клал свой стояк ему на плечо. Затем Эйс проделывал то же самое с другим плечом. Джин кричал, выходил из себя и орал: “Отвали от меня на хрен!” Но он понял шутку.
“Иди к Полу”, - говорил он.
Когда мы делали это с Полом, он съеживался.

Джин и Пол никогда не вытаскивали свои члены наружу. На самом деле, у Джина была особенность никогда не раздеваться перед нами. Он никогда не принимал душ с нами после шоу. Полу было все равно, но он не был таким эксгибиционистом, как мы с Эйсом. Может быть, это потому, что Пол и Джин заняли далекое третье и четвертое места после Эйса и меня, когда мы устроили соревнование, у кого самый большой член. Мой был самым длинным, у Эйса - самым толстым, а потом Пол и Джин сильно отстали. Они на самом деле назвали мой член. Они назвали это Спойлером, вероятно, потому, что, как только женщина получит меня, она будет избалована навсегда. Когда я пишу об этом сейчас, будучи шестидесятишестилетним мужчиной, все это кажется таким глупым. О чем, черт возьми, я думал? Но мы были молоды, и это было весело, и в то время всем это нравилось.
Эйс и я были достаточно умны, чтобы не обнажать свои члены перед Биллом или Шоном. Может быть, потому, что они могли снять их на видео. Одним из замечательных нововведений Билла и Шона, когда мы тренировались в этом лофте, было снимать наши выступления на видео, проигрывать их нам и критиковать нас, как если бы они были футбольными тренерами, разбирающими пьесы. Билл немного занимался режиссурой на телевидении, и ему действительно нравились визуальные аспекты шоу. Итак, Шон устанавливал две камеры по обе стороны от нас, мы выходили на сцену в полном костюме и гриме и репетировали часами, а он снимал это на видео. Когда мы заканчивали, мы просматривали всю пленку, и Шон читал нам лекцию.
“Пол, ты видишь, когда ты это делаешь? Это полный пиздец. Не делай этого больше. Не открывай там свой рот.”
Или: “Питер, ты видишь, когда делаешь это с палочками? Мне это нравится. Держи это там.”
Мы бы исключили все, что было не круто, и сохранили бы то, что было здорово. Возможно, это выглядело спонтанно, но в нашей группе каждое маленькое движение было спланировано.
Шон понимал и любил театральность. Мы только что разработали наших сценических персонажей с помощью грима, но Шон позаботился о том, чтобы мы оставались в образе на протяжении всего шоу. Шон действительно работал с Джином, чтобы полностью развить свою демоническую ипостась. Однажды Джин показал Шону свой потрясающий язык, чтобы быть несносным, и Шон заявил, что на него снизошло озарение прямо тогда и там. Джин должен быть монстром на протяжении всего шоу. Поэтому они работали над тем, чтобы ходить как монстр и не отклоняться от этого персонажа. Всякий раз, когда Джин выходил из себя, Шон доставал свой свисток, дул в него и останавливал репетицию. Мне тоже ничего не сходило с рук. То же самое относилось к Полу и Эйсу. Однако Шону не нужно было много делать, чтобы убедиться, что Эйс постоянно ведет себя как космический кадет.
Что пугает, так это то, что чем больше мы вживались в наши роли и грим, тем больше мы на самом деле становились нашими альтер-эго. Как только мы отказались от женских теней для век, подводки для глаз и губной помады и фактически создали этих четырех персонажей с полным театральным гримом, мы превратились в разные сущности. Джин превратился прямо в демона. Этого маленького мальчика-хасида нигде не было видно, когда Демон завладел мозгом Джина. Он плевал прямо в лица нашим роуди. Просто расхаживая в этих туфлях на платформе, которые увеличивали его естественный рост, он излучал угрозу. Люди буквально съеживались от страха, когда он приближался. Особенно когда он высунул этот язык. Его язык был таким длинным, что ходили слухи, что он был косметически увеличен. С языком, мелькающим во рту, он был похож на какую-то демоническую ящерицу. Джин однажды сказал мне, что если бы он мог постоянно краситься и никогда не выходить из этого образа, он бы это сделал.
Пол в буквальном смысле стал бы Звездой. Та-да! Эта пухленькая малышка из Квинса стала Лайзой Миннелли, Родом Стюартом, Миком Джаггером, и все они сияли в одном лице. Он знал, что может заполучить любую женщину, какую захочет. У него очень женственные руки, но на сцене он использовал бы их как свенгали. Подобно Дракуле, он жестикулировал девушке в зале, как будто командовал ею. Он драматично хватался за лицо, шел по краю сцены и смотрел на людей сверху вниз, как будто они были ничем, потому что он был Звездой. А потом на него падал белый свет, и я видел, что его мозг бурлил, потому что все говорило: “Посмотри на меня! Посмотри на меня!”
Эйс был настоящим космонавтом, парнем, который спотыкался и падал сам, потому что никогда не мог полностью приспособиться к земной гравитации. Он действительно говорил это нам, и даже не тогда, когда был в костюме!
Когда я нанес этот кошачий макияж, я действительно преобразился. Забудь о Питере Крискуоле, парне из Бруклина. Его не существовало. Я верил, что я супергерой, самый культовый кот из всех кошек, сидящий там, наверху, и наблюдающий за своей добычей. Я был мерзким маленьким уличным котом, готовым схватить все, что захочу. Не подходи ко мне слишком близко, потому что я могу просто напасть. Это было безумное отключение питания. Я почувствовал себя выше. Мои руки почувствовали себя сильнее. Я действительно превратился в этот источник энергии. Я не мог достаточно сильно ударить по своим барабанам. Было почти страшно чувствовать такую мощь.
Шон питался этой энергией. Я помню так много раз на репетициях, когда Шон кричал мне в лицо, чтобы я убрал эти барабаны, сломал этих ублюдков. Это было почти по-военному: все, что мы делали на сцене, было направлено на уничтожение. Когда мы открывали концерты, нашей целью было убить так сильно, чтобы хедлайнеры не захотели выступать после нас. Шон помог нам развить этот животный инстинкт, и все это началось с барабанов. Другим парням приходилось не отставать от меня, играя со скоростью пятьдесят миллионов миль в час.
Шон работал с нами 24/7. Он был похож на одержимого сержанта-инструктора. Когда мы входили в репетиционный зал и все вместе поднимались на сцену, он вставал перед нами, и казалось, что он руководит самым большим оркестром в мире, он был так увлечен этим. Тогда я был никем, но когда я был рядом с Шоном, я чувствовал себя членом королевской семьи, как будто я был величайшим барабанщиком в мире. И Шон, и Билл инстинктивно понимали, что важно относиться ко всем нам как к звездам, и они абсолютно это делали.
Шон тоже защищал нас.
“Я убью любое гребаное тело, которое прикоснется к вам четверым”, - сказал он нам. “Я перережу им гребаное горло от уха до уха. Вы мои малыши”.
Шон тоже был крутым ублюдком, и если бы ему пришлось стать немного круче и показать свою мясницкую сторону, чтобы защитить нас, он бы сделал такое лицо, которое напугало бы до чертиков любого, кто попытался бы нас облапошить.

Не лампочка Ильича.

Globe 31 July 2023.

Он также поддерживал мир между нами. Каждый из нас проводил много времени наедине с Шоном, и он знал, на какие кнопки нажимать для каждого парня. Он помог мне справиться с моим характером, он помог Джину поработать над своим отношением. У Джина была покровительственная манера разговаривать с остальными из нас, почти как если бы он снова преподавал в шестом классе, что он делал много лет назад. Шон увидел, что у Пола появилось высокомерие рок-звезды по отношению к нему задолго до того, как мы выпустили наш первый альбом. Это разозлило бы Эйса, поэтому Шону пришлось быть как рефери и все время поддерживать мир. Но когда пришло время получить честную обратную связь, мы положились на Шона. Он бы рассказал все так, как оно было. Он никогда не морочил нам голову.
Я очень сблизился с Шон, или Шоной, как я ее называл, когда она была в драге. Сначала я немного стеснялся его, потому что я был мачо из Бруклина - Боже упаси, чтобы я общался с педиком, не говоря уже о трансвестите. Он показал нам фотографии, и ему было жарко, когда он был одет по полной программе. Но мало-помалу мы сблизились, и Шон любил водить меня во все гей-клубы в районе мясокомбината города. Однажды он повел меня в клуб, и мы зашли в заднюю комнату, а там был голый парень, стоящий на четвереньках. Этот другой парень смазал его, а потом засадил кулаком ему в задницу по самый локоть.
“Добро пожаловать в клуб кулачных ублюдков”, - сказал Шон.
“Эй, мне пора идти”, - сказал я Шону.
Я вылетел оттуда в мгновение ока. Я никогда не забуду эту сцену до самой своей смерти.
Иногда Шон заходил слишком далеко в моем присутствии. Он хватал меня за задницу или за член и переворачивал меня. Я должен был гоняться за ним повсюду, бороться с ним и валить его на землю.
Билл мог сделать то же самое, как мы потом узнали. Мы были на вечеринке в клубе, и я был в ванной, и я чувствовал, как чья-то рука скользит по моей заднице сзади, и я слышал: “О, какая у тебя милая задница”. Это был Билл.
“Убирайся отсюда на хрен”, - сказал я.
“У тебя самый милый маленький туалет. Я просто люблю твою задницу”, - настаивал он.
Но Билл был так мил с ним, что это просто казалось игривым.
К сожалению, Шон так и не получил по заслугам за то, что превратил нас в суперзвезд. Если вы послушаете Джина или Пола, они были движущими силами нашего успеха, а Шон, возможно, помогал с переездом сюда или туда. Но Шон был там с самого начала и приложил руку ко всему, что мы создавали, от наших персонажей до нашего гардероба и постановки. Он даже внес свой вклад в песни.
Вклад Билла также сводится к минимуму в ревизионистской истории Джина и Пола. Билл помог нам воплотить в жизнь концепцию "Битлз" о четырех суперзвездах, к которым мы инстинктивно стремились. Он относился к каждому из нас как к особенному и уделял каждому из нас свое безраздельное внимание.
Билл считал, что каждый из нас в группе должен получать равную долю доходов, независимо от того, кто что писал, в отличие от the Beatles. Мы все были на сцене по два часа за ночь, и я бил по своим барабанам как ублюдок, а ты играл на своем басу, а потом, когда мы снова переоделись, ты надел "Ролекс" от Тиффани, а я получил гребаный "Сейко"? Я так не думаю. Он знал, что неравное распределение денег просто приведет к хаосу, особенно когда вы - группа, которая собирается с нуля, выдвигает оригинальные идеи и концепции и борется со всем дерьмом, которое встает у вас на пути. Вам нужно было какое-то подобие равенства, и Билл знал, что это будет через равное распределение денег.
Я был полностью доволен этим соглашением. Все это было великолепно. Мы хорошо проводили время вместе — мы были четырьмя братьями в группе. Я ничего так не хотел, как этого чувства единства, быть частью группы. Я не хотел руководить группой. Я просто хотел быть равным винтиком.
Я помню, как однажды вечером Джин набросился на меня в своей обычной покровительственной манере по какому-то поводу, и мы начали яростно спорить, и я повернулся к нему и сказал: “Вот в чем ирония. Ты учился в колледже, ты надрывал задницу в школе, потом ты преподавал в школе. У вас есть все эти знания. И я никогда не заканчивал среднюю школу, я вырос на улице, но, несмотря на все твои обширные знания, сегодня вечером, когда нам заплатят, я зарабатываю то же самое, что и ты. Так что иди на хуй”. Он тут же заткнулся: после этого он ничего не мог сказать. В этом была красота видения Билла.
По-своему Билл также поднял нашу самооценку до стратосферы. Он поощрял нас выражать свои чувства и никогда не заставлял нас чувствовать себя маленькими или глупыми из-за того, что мы ими делимся. Он был отличным образцом для подражания для нас, особенно для меня. Иногда он брал нас к себе за город и готовил свой знаменитый завтрак "Аукойн" — яичницу-болтунью с экстрактом ванили и другими экзотическими специями. На вкус это было дерьмово, но я съел это: я не хотел ранить его чувства. У кого был менеджер, который готовил для них?
Билл был для меня наставником. Он помог превратить меня в джентльмена. Он научил меня этикету. Он заставлял меня одеваться, а потом водил в действительно хороший ресторан и показывал, какими столовыми приборами пользоваться, какое вино заказывать, какая еда к какому вину подходит. Потом мы ходили по магазинам, и он пытался увлечь меня мокасинами от Gucci и дорогими часами, но я бы никогда не надел Gucci. Билл знал, насколько я неуверен в себе и что скоро я буду на виду у всего мира. Он хотел, чтобы мне было комфортно в этой роли.
Билл видел, что Джин и Пол будут придираться ко мне, потому что я не был таким образованным, как они, и что это ранило мое сердце, поэтому он помогал мне пополнять словарный запас. Билл знал, что моя реакция как крутого парня на Джина и Пола была всего лишь прикрытием. В глубине души он знал, что у меня золотое сердце и что я действительно хороший ребенок. Я думаю, что он действительно любил меня. Я знаю, что любил его.
Как и Шон, Билл был таким позитивным и проницательным. Он ничего не делал по наитию, как сделал бы я. Все, что он придумывал, было больше и лучше, чем то, что сделала бы любая другая группа. Он не стал бы отвергать никаких идей. “Ты хочешь пролететь над аудиторией? Почему бы и нет? Будь Мэри Поппинс”. Это никогда не было “Нет, ты не можешь”. В мозгу Билла Аукойна не было ничего, что мы не могли бы попробовать или сделать. Итак, Билл и Шон добавили отличные завершающие штрихи к довольно грубому холсту, который им был представлен. И они оба сделали это с классом, стилем и щегольством.
Вдобавок ко всему, у нас был самый сумасшедший президент звукозаписывающей компании в округе. Нил Богарт был последним Барнумом и Бейли рок-н-ролла. Он преуспевал в зрелищности и готов был потратить сто долларов, чтобы заработать один доллар. Нил был шоуменом. Вам просто нужно было посмотреть на то, что он продолжал делать. Помимо подписания контракта с нами, он привел The Village People, Parliament/Funkadelic и Донну Саммер к суперзвездам.

Нил был очень практичным парнем, и у него сразу же появились идеи, которые помогли бы нам усовершенствовать наше сценическое шоу. Он был большим поклонником магии, поэтому однажды привел в офис фокусника, чтобы посмотреть, какие магические эффекты мы могли бы включить в шоу. Фокусник перебрал свой набор трюков, и мы отбрасывали все, пока он не добрался до огнедышащего. Эйс, Пол и я сразу же отказались.
“Я попробую это”, - сказал Джин.
Огнедышащий эффект был достигнут путем удержания небольшого количества топлива, такого как керосин, во рту, а затем выдувания его в открытое пламя факела. Когда Джин попробовал это в первый раз, он чуть не сжег офис дотла. Затем это стало основным элементом нашего живого выступления.
Однажды я разговаривал с Нилом и полушутя сказал, что было бы круто, если бы барабаны могли левитировать прямо со сцены. Мы начали обсуждать это, и нам пришла в голову идея использовать шкив, чтобы поднять меня в воздух. Мы разработали подъемник барабана, который поднимался бы на восемь футов в воздух, используя очень ненадежную систему звеньев цепи. Они прикрутили цепи к каждому углу платформы, прикрутили барабаны к платформе, а затем соединили цепи в каждом углу с большим крюком, который был прикреплен к другой цепи. Потом они наняли четырех здоровенных роуди, чтобы они подтянули меня на шкивах.
Это всегда было приключением. Бывали вечера, когда кто-то из команды был в дерьме и не подтягивался равномерно, так что барабаны съезжали набок. Много ночей цепь провисала, и весь комплект опускался на два или три фута. Этого толчка было достаточно, чтобы опрокинуть барабаны и чуть не сбросить меня с платформы. Я цепенел каждый раз, когда они заводили меня. Моя жизнь была буквально в руках этих парней, пока у нас не появилось достаточно денег, чтобы придумать гидравлическую подъемную систему, чтобы поднять меня в воздух. Но в этом и была прелесть Нила. Он был таким же мечтателем и шоуменом, как и мы, и у него хватало смелости вывести все на новый уровень.
В конце концов Джойс вышла замуж за Нила, Билл выкупил ее долю в управляющей компании, и у Джойс и Нила сложился прекрасный брак.
С такой замечательной командой, окружавшей нас, мы стреляли на полную катушку. И мы все были счастливы. Мы все заботились друг о друге, как могли. Джин использовал свой книжный склад ума, чтобы убедиться, что все деловые отношения идут на лад. Я справился с медосмотром. Если бы ты посмел прикоснуться к Джину, Полу или Эйсу, я бы надрал тебе задницу. Я любил этих троих парней, и они были мне так же близки, как семья, может быть, даже ближе. Я, без сомнения, был самым опасным из нас четверых, поэтому, если мы попадали в ситуацию, когда нам угрожали крутые парни из других групп или их команда, я немедленно оказывался впереди и спрашивал: “О, правда, ты собираешься на что?” И ситуация внезапно изменилась бы, потому что вы действительно не хотели идти против двадцативосьмилетнего Питера Крисса. Мне всегда нравился адреналин, и я любил битву.
В те первые дни Пол сравнивал KISS с автомобилем с четырьмя колесами. Это было правдой: мы нуждались друг в друге, чтобы двигаться дальше плавно. И поначалу мы действительно двигались плавно. Мы были настоящими братьями по оружию, братьями на сцене, братьями во тьме. Все за одного и один за всех.
Если кто-то из нас когда-нибудь отклонялся от этой командной работы и начинал терять голову, у нас была очень простая проверка реальности. Может быть, это произошло из-за того, что мы так часто наносили макияж. Но если кто-то выходил из себя, унижая других людей, один из нас говорил: “Вы собираетесь говорить о таком-то и таком-то? Посмотри в зеркало, а потом скажи это снова”.
10 октября 1973 года мы отправились в студию Bell Sound Studios, чтобы записать наш первый альбом. Мы наняли Кенни Кернера и Ричи Уайза в качестве продюсеров, что для меня было загадкой. Мы записали демо dynamite с Эдди Крамером, почему мы не использовали его? В то время я этого не знал, но Кернер и Уайз прошли долгий путь с Биллом и Нилом. Они были в группе, которая записывалась для Нила, и они продолжили продюсировать для него. Итак, они получили концерт. Мне действительно нравился Кенни, но мы с Ричи совсем не ладили. Для меня Уайз был лучшим целовальником в жопу, которого я когда-либо видел. “Ты прав, Джин”. “Ты прав, Пол”. Это было тошнотворно.
Я вкладывал все свое сердце и душу во все, что играл на этих сессиях. Уоррен Дьюи, инженер, и я перебрали сотни малых барабанов, чтобы попытаться получить действительно мощный звук барабана. Когда я закончил записывать барабанные дорожки, я ушел — моя роль была выполнена, если только мне не нужно было спеть песню или сыграть гармонию. Но когда я пришел на прослушивание, я был ошеломлен. Задача Кернера и Уайза состояла в том, чтобы запечатлеть энергию живого шоу на виниле, но ее там не было. Между этими канавками не было яиц. Я думаю, было нереалистично ожидать иного, потому что Кернер и Уайз были слишком старой закалки. Они заставляли нас звучать как поп-группу. Я ненавидел то, как они микшировали барабаны. На мой вкус, у них были отличные, замечательные песни — даже шедевры, — и они заставили их звучать банально. Сила, энергия и могущество нашей группы были притуплены. Мы все были действительно разочарованы.
Но 1973 год был для нас поистине монументальным годом. И мы собирались заявить об этом первым концертом нашей новой эры. Мы были приглашены на новогоднее шоу в Академии музыки, на разогреве у Blue Oyster Cult, Teenage Lust и Iggy and the Stooges. В раздевалке Джин задавал тон.
“Давай убьем их сегодня вечером”, - сказал он своим глубоким монотонным голосом. “Как только мы закончим, никто не захочет видеть этих других парней”.
Это было наше прекрасное высокомерие. Мы выступали на разогреве, но остальные участники сошли с ума, когда пришли на место и увидели загоревшуюся неоновую вывеску размером десять на четыре фута с надписью KISS. Эта вывеска стала для нас сюрпризом от Билла. Я никогда не забуду, как сидел в задней части кинотеатра перед тем, как открылись двери, и просто смотрел на эту вывеску. Увидев это, я понял, что мы обречены на славу.
Но наш подъем на вершину мог легко сорваться в ту ночь. Джин зажег какую-то светящуюся бумагу и бросил ее в толпу, и, к сожалению, она попала ребенку в глаз. Это был крупный судебный процесс, который должен был состояться, и Билл мог потерять весь свой бизнес. Но мы были такими изобретательными мошенниками. Билл провел парня за кулисы после шоу, и мы попросили его попозировать с нами для фотографии, а затем Билл подарил ему пожизненный пропуск в Академию музыки.

Good Times August-September 2023.

Fuzz апрель 1999 (67)

Fuzz август 2006 (155)