Польская мозаика

С обретением Независимости Украины здание костёла было жителям возвращено. И потомки поляков-переселенцев решили восстановить святыню.
На этом архивном фото тоже хорошо видно место в стене, куда подъезжали грузовики

...

Работы продолжаются!

Долгая ночь коммунизма закончилась

В этом году установили новые скамьи

Всё будет хорошо!

Забыл перевести название книги, хотя вроде это понятно и без перевода. Но, на всякий случай:
TU BYLI POLACY (ТУТ БЫЛИ ПОЛЯКИ)

Ровно 200 лет назад родился Циприан Камиль Норвид.

Последний поэт-романтик или первый модернист? Непонятный или непонятый? Загадочные стихи Норвида — ключ ко всей польской поэзии второй половины XX века, а также к стихам нынешних авторов. За расшифровку поэзии «последнего-пророка» отважно взялся Игорь Белов.






✍️
Как древо, просмоленное, пыланьем
Ты там охвачен весь, но не уверен
В свободе, порождаемой сгораньем:
Не будешь ли ты по ветру развеян?
Останется ли хаос лишь и масса
Пустой золы? Иль результат конечный:
Под грудой пепла — твердого алмаза
Звезда, залог победы вековечной!..
(пер. Иосифа Бродского)

Тот, кто хочет видеть. Как читать и понимать Норвида?

Автор: Игорь Белов Опубликовано: 24 сент. 2021

Циприана Камиля Норвида, последнего польского поэта-романтика и предтечу модернизма, незаурядного художника, скитальца и чудака-нелюдима, современники не понимали. Но обращался он, как оказалось, не к ним. Его загадочные стихи — ключ ко всей польской поэзии второй половины XX века, а также к стихам нынешних авторов. Рассмотрев творчество польского «поэта-пророка» через магический кристалл его судьбы и личности, Игорь Белов рассказывает о том, как научиться читать и понимать поэзию Норвида, и почему это совсем не так сложно.


Далее по ссылке:

https://culture.pl/ru/article/tot-kto-khochet-videt-kak-chitat-i-ponimat-norvida

Чеслав Немен о Циприане Норвиде

Малгожата приносит из крохотной кухоньки еще по стакану чаю. Разговор продолжается. Меня интересует, почему Немен так привязан к поэзии польского романтика Циприана Норвида? 


— Когда-то я думал, что большая поэзия не нуждается в музыке, что она хороша сама по себе. В 1967 году я впервые спел песню Марека Сарта на стихи Тувима… Потом по совету популярного у нас артиста Войчеха Млынарского (певца, композитора и очень хорошего поэта) написал большую композицию на стихи «Траурной рапсодии памяти Бема» Норвида. Почувствовав вкус к этому поэту, стал читать все, что им было написано... И бесконечно увлекся его стихами. Норвид славил труд простых людей: «Именно народ — величайший поэт». Он писал: «Красота существует не для того, чтобы любоваться ею, а для того, чтобы воодушевлять нас к труду». Его уважение к человеку-труженику, его философия добра, его постоянное ощущение кругооборота времени и пространства оказались очень близкими мне — я ведь тоже из простой рабочей семьи и с детства был приучен к мысли, что лишь трудовой хлеб сладок… 

Позже я писал и на стихи других поэтов — Лешмяна, Ивашкевича, Павликовской-Ясножевской, но Норвид навсегда остался самым любимым. Это поэт сложного образа, поэт-философ, поэт-провидец. Он писал о туманах Лондона, которые пахнут горем и деньгами.. Он писал о современной ему цивилизации, цивилизации крови и снова денег… Что изменилось за сто лет? Ничего. Я много, раз был в Лондоне и, проходя по улицам, всегда вспоминал строчки Норвида…


https://snowman-john.livejournal.com/33176.html

https://snowman-john.livejournal.com/28274.html

2 Юрий Осташков :

Спасибо, очень интересно. С Вашего разрешения размещу это материал в теме про исполнителей из стран Восточной Европы.

Циприан Норвид, фото: Цифровая национальная библиотека «Polona»

Циприан Норвид

24.09.1821—23.05.1883

Автор: Culture.pl

Выдающийся поэт-романтик, прозаик, драматург, скульптор и художник. Родился 24 сентября 1821 года в деревне Лясково-Глухы, умер 23 мая 1883 года в Париже.

Молодость провел в Варшаве, учился там живописи. В 1842 году уехал в Германию, а затем в Италию, где продолжил свое художественное образование. В 1846 году в Берлине был арестован по политическим мотивам и некоторое время провел в тюрьме, что, вероятно, и отразилось в дальнейшем на его здоровье. Из Берлина Норвид поехал в Брюссель, где добровольно получил статус эмигранта. В Риме, куда он позже переехал, поддерживал дружеские отношения с Зигмунтом Красиньским и с членами Конгрегации Воскресения.

В 1849 году прибыл в Париж, где подружился с выдающимися представителями польской и международной эмиграции (в частности, с Фредериком Шопеном, Адамом Мицкевичем, Юлиушем Словацким, Адамом Ежи Чарторыским, Георгом Хервегом, Александром Герценом).

Несчастная любовь и отсутствие средств к существованию заставили Норвида отправиться на поиски счастья в Нью-Йорк. Там он пытался — без особого успеха — зарабатывать скульптурой и рисованием.

В 1854 году Циприан Норвид окончательно вернулся в Париж. В артистической среде был известен главным образом как декламатор, художник и гравер (в 1868 году был принят в ассоциацию художников Société des Artistes Français).

Нескончаемые финансовые проблемы и прогрессирующая глухота привели к тому, что в 1877 году Норвид поселился в приюте св. Казимира для бедных польских ветеранов и сирот, где и провел остаток жизни. Был похоронен на кладбище в Иври неподалеку от приюта. В 1888 году его останки были перенесены на польское кладбище в Монморанси и погребены в общей могиле.

Далее по ссылке:

https://culture.pl/ru/artist/ciprian-norvid

Пока дух страждущий не освежит Господь… О поэзии Циприана Камиля Норвида

Автор: Андрей Хаданович - Андрэй Хадановіч Опубликовано: 22 сент. 2021

24 сентября исполняется 200 лет одному из самых великих польских поэтов Циприану Камилю Норвиду (1821-1883), который был не только гениальным стихотворцем, но и очень интересным драматургом, прозаиком, эссеистом, а также художником, скульптором, философом. Но прежде всего — феноменальным лириком, что намного опередил свое время и потому был этим временем сильно недооценен, а вновь открыт только спустя десятилетия после смерти, уже в ХХ веке.

Далее по ссылке:

https://culture.pl/ru/article/poka-dukh-strazhduschiy-ne-osvezhit-gospod-o-poezii-cipri...

Циприан Камиль Норвид. Коллаж: Евгений Приходько / Новая Польша

22 сентября 2021

Валерий Бутевич

С. K. N. Недооцененный пророк литературы

История выдающегося польского классика Циприана Камиля Норвида.

Циприан Ксаверий Герард Валенты (а именно такие имена Норвид получил при крещении) родился 24 сентября 1821-го, в том же году, который подарил мировой литературе таких великих мастеров, как Гюстав Флобер, Шарль Бодлер и Федор Достоевский.

"Циприан Камиль Норвид появился на свет в Мазовии, в родовой деревне Лясково, в нескольких милях от Варшавы, в то время, когда в Греции умирал Ноэл Байрон, — он так и не определился, какое из двух событий печальнее."

Этот несколько мифологизированный фрагмент автобиографии (Джордж Гордон Байрон на самом деле умер 19 апреля 1824 года — польскому поэту тогда шел третий год), написанной в конце нелегкого жизненного пути, демонстрирует не только самоиронию Норвида, но и осознание им величия своего разностороннего таланта, который, к сожалению, недооценили современники.

Далее по ссылке:

https://novayapolsha.pl/article/s-k-n-nedoocenennyi-prorok-literatury

В музее под открытым небом Словинская деревня. Фото: Лукаш Дейнарович / Forum

27 сентября 2021

Томаш Сломчиньский

Кашубы: кто они и откуда? (Часть 1)


Об отдельном народе, живущем на севере Польши.

О том, что на севере Польши, в окрестностях Гданьска, есть Кашубия, знает каждый в стране на Висле. Но чаще всего представление об этом регионе исчерпывается набором информации, который можно назвать фольклорно-туристическим. Он включает в себя только сведения, подготовленные для нужд приезжих — так, чтобы он чувствовал, что знает что-то о кашубах, но вместе с тем не должен был предпринимать большие интеллектуальные усилия.
Чаще всего самая «продвинутая» версия такого набора включает в себя четыре основные темы: географическое положение, язык, народная культура и ландшафт.

Далее по ссылке:

https://novayapolsha.pl/article/kashuby-kto-oni-i-otkuda-chast-1

Роман Крамштык, «Портрет Яна Лехоня», 1919, фото: Wikipedia.org

Гуляли по полю и пили какао... Анекдоты о польских писателях

Автор: Игорь Белов Опубликовано: 1 апр. 2020

Чем была бы история литературы без анекдотов? Скучным набором биографических сведений и унылым филологическим анализом литературных произведений. Подобно специям, придающим еде остроты, анекдот делает жизнеописание литератора пикантнее и веселее.
Игорь Белов пересказывает самые забавные непридуманные истории из жизни польских писателей и поэтов.

Далее по ссылке:

https://culture.pl/ru/article/gulyali-po-polyu-i-pili-kakao-anekdoty-o-polskikh-pisatel...

Я снова в Польше. Вчера вечером открываю здесь beatles.ru - не получается. Повторяю многократно попытки открыть сайт - ну никак! Проверяю другие сайты - всё нормально. Ну думаю, забанили beatles.ru на территории Польши ))) Оно и не очень удивительно, усилиями некоторых товарищей в "Польской мозайке" возможно всё ))) Но оказалось, что это была "Авария на Битлз.ру 29.09.2021". В аварии нет ничего хорошего, но как хорошо, что в Польше по-прежнему можно заходить на beatles.ru и читать "Польскую мозайку" )

Саша!
Из-за таких мелких глупостей сайты не закрывают.

2Andrzej Szablewski:

>Саша!
>Из-за таких мелких глупостей сайты не закрывают.

Да. Но что мне оставалось думать? Приезжаю, всё открывается, а beatles.ru - нет! )

Владимир Высоцкий, Дорожный дневник - VI

Я попаду в Париж, в Варшаву, в Ниццу!
Они — рукой подать, наискосок...
Так я впервые пересёк границу —
И чьи-то там сомнения пресёк.

Ах, дороги скользкие —
Вот и ваш черёд!
Деревеньки польские —
Стрелочки вперёд,
Телеги под навесами,
Булыжник-чешуя...
По-польски ни бельмеса мы —
Ни жена, ни я!

Потосковав о ломте, о стакане,
Затормозили где-то наугад,
И я сказал по-русски: "Прошу, пани!" —
И получилось точно и впопад!

Ах, еда дорожная
Из немногих блюд!
Ем неосторожно я
Всё, что подают.
А напоследок — сладкое,
Стало быть — кончай!
И на их хербатку я
Дую, как на чай.

А панночка пощёлкала на счётах
(Всё как у нас — зачем туристы врут!) —
И я, прикинув разницу валют,
Ей отсчитал не помню сколько злотых
И проворчал: "По-божески дерут".

Где же песни-здравицы?
Ну-ка подавай!
Польские красавицы,
Для туристов — рай?
А вона на поляночке —
Души нараспах —
Веселились панночки
С граблями в руках.

"Да, побывала Польша в самом пекле, —
Сказал старик и лошадей распряг... —
Красавицы-полячки не поблекли,
А сгинули в немецких лагерях..."

Лемех вглубь въедается
В землю, как каблук,
Пепел попадается
До сих пор под плуг.
Память вдруг разрытая —
Неживой укор:
Жизни недожитые —
Для колосьев корм.

В моём мозгу, который вдруг сдавило
Как обручем (но так его, дави!)
Варшавское восстание кровило,
Захлёбываясь в собственной крови...
Дрались — худо-бедно ли,
А наши корпуса
В пригороде медлили
Целых два часа.
В марш-бросок, в атаку ли
Рвались как один,
И танкисты плакали
На броню машин...

Военный эпизод — давно преданье,
В историю ушёл, порос быльём.
Но не забыто это опозданье,
Коль скоро мы заспорили о нём.

Почему же медлили
Наши корпуса?
Почему обедали
Эти два часа?
Потому что танками,
Мокрыми от слёз,
Англичанам с янками
Мы утёрли нос!

А может быть, разведка оплошала —
Не доложила? Что теперь гадать!
Но вот сейчас читаю я: "Варшава" —
И еду, и хочу не опоздать!

1973

2-го октября,закончилось Варшавское Восстание. Говорить ничего не хочется-лучше молча выпьем за них...

Давид Самойлов

…Мы впервые вступили в Варшаву
Поздно ночью. Ни улиц, ни зданий.
Только камни да ветер шершавый,
Налетевший со звуком рыданий.

Ни домов, ни прохожих, ни света,
Только стены одни нежилые.
Мы стояли и ждали рассвета
В иностранной столице впервые.

Не пришлось побывать мне туристом
В городах зарубежных держав.
Мы стояли в разбитой Варшаве,
Автоматы невольно прижав.

И в холодном январском рассвете,
Возникавшем из зимних глубин,
Все казалось сперва лиловатым,
Только снег был слегка голубым.

Словно соль, растравлявшая раны,
Он пропитывался зарей.
Обожженные зданья и храмы
Были странны под снежной корой.

Но страшнее всего были окна —
Сотни, тысячи, в каждой стене —
И рассветное зимнее небо,
Холодевшее в каждом окне.

Словно рты, закосневшие в крике,—
Окна — Оо!
Окна — Аа!
Окна — У у!..
И дырявые тени, и блики
На снегу… на варшавском снегу…

И тогда я до ужаса ясно
Все увидел. Забыть не могу…
Мы стояли на том берегу.
Рядом. В Праге. Отсюда два шага.
Там, за Вислою,— вон она, Прага.
Мы стояли на том берегу.

Здесь отчаянно билась Варшава,
Пред судьбою не павшая ниц,
Горемычная, злая гордячка,
Непокорнейшая из столиц.

Польский город и польское горе,
Польский гонор, и говор, и голод
Здесь легли раскаленной подковой.
А война — наковальня и молот.
Люди жили, служили, корпели,
Все терпели, что им суждено.
Но однажды суровое время
Кулаком постучалось в окно.

И тогда, как бойцы по тревоге,
Поднялись и пошли на редут.
Ни отсрочек, ни белых билетов
В этот час никому не дадут.
Никуда не уйти человеку
От губительных дел и страстей,
От мостов, опрокинутых в реку,
От развеянных в прах крепостей.

Всюду танки корежат заборы,
Под лафетами гибнет трава.
И растут из мальчишек саперы,
А девчонки живут для вдовства.
Век берет человека за ворот,
Век велит защищать ему город,
Не отпустит его нипочем,
В дверь стучится, запоры ломает
И на выбор ему предлагает
Жертвой стать или быть палачом.

Он дает ему гордое право
Воевать, как воюет Варшава,
Умирать, не согнувшись в дугу,
И не жить, превратившись в слугу,
И не ждать — а идти на расправу.
Мы стояли на том берегу…

А в одном осажденном квартале
Автоматы весь день стрекотали
И отрезанный немцем отряд
Был разбит, и у Вислы прижат,
И блокирован в полуподвале.
Десять ружей. Полсотни гранат.
На исходе патроны. Стонали
Трое раненых в дальнем углу,
Остальные у окон лежали.
А эсэсовцы не торопились
И в соседних постройках копились,
Били изредка и наугад.

Утром сунулись и откатились.
Ожидали чего-то. Один
Из повстанцев, по виду — рабочий,
Взял команду. Решили до ночи
Продержаться. Потом — пробиваться
Через Вислу. Не выйдет? Ну что ж!
Будем здесь помирать не за грош!
А Ядвига пусть гибнет без муки.
Дать ей «вальтер». Патронов три штуки.
Так приставишь ко лбу — и нажмешь…

— Ясно?
— Ясно.
— Тогда — по местам! —
И опять разошлись к амбразурам.
Рядом с ними Ядвига легла,
С любопытством немым озирая
Часть двора и обломки сарая,
Клен без кроны и дом без угла,
Битый камень, осколки стекла,

Запустенье, безлюдье.
И вдруг
Неожиданно внятно и четко
Прокричали команду.
И вдруг
Даже воздух напрягся вокруг:
Батарея. Прямая наводка.
Ружья вбиты в плечо и в ладонь.
Щеки к жестким прикладам прижались.
«Дейчланд! Дейчланд!
(Огонь!)
…юбер аллес!»
«Дейчланд…
(Снова огонь!)
…юбер аллес!»
«Дейчланд! Дейчланд!»
(Огонь и огонь!)

Каждый нерв напряжен до предела,
Тишина прорвалась, как нарыв.
«Еще Польска…
(Разрыв!)
…не сгинела!»
«Еще…
(Снова разрыв!)
…не сгинела!»
«Не сгинела!»
(Разрыв и разрыв!)

Штукатурка скрипит на зубах.
На бинты не хватает рубах.
Артиллерия смолкла. Атака.
Оживают обломки сарая.
Клен без кроны. И дом без угла.
Пули градом — обломки стекла.
И опять тишина гробовая.
Жить не хочется. Хочется пить.
Сердце замерло. Оцепенело.
«Еще Польска…
(Разрыв!)
…не сгинела!»
«Еще…
(Снова разрыв!)
…не сгинела!»

Артиллерия смолкла. Ползут.
Как зеленые змеи, ползут.
Ближе, ближе. Все ближе. Все ближе…
Я их вижу. Прекрасно их вижу!
Но молчу. Но помочь не могу…
Мы стояли на том берегу.

Ночью штаб Комаровского-Бура
Выходил, чтобы сдаться врагу.
Генерал безучастно и хмуро
Слушал то же, что слышали мы
Этой ночью, придя на прибрежье:
Средь прорезанной заревом тьмы
Перестрелка звучала все реже.
Реже. Глуше. Короче. Мрачней.
В отраженье багровых огней
Воды Вислы текли, словно лава.
Мы угрюмо стояли над ней.
А к рассвету замолкла Варшава...