The Rolling Stones Family: Brian Jones' Lonely Hearts Club

№18

Думаю, и этот материал будет интересен поклонникам таланта Стю...

+++ Boogie With Stu ( by Bill German ) +++

During my seventeen years publishing Beggars Banquet (1978-1996), I conducted about a dozen interviews with the various members of the Stones. But before I had the chance to grill Mick, Keith, Ronnie, or Bill Wyman, I launched my "Stones interviewing career" by sitting down with Ian Stewart.

Ian, or "Stu" as he was known, was the perennial pianist for the Stones until his death in December 1985. Commonly referred to as the "Sixth Stone," he was, chronologically speaking, actually the "Second Stone." It was he and Brian Jones who formed the band. In fact, when Keith Richards showed up to audition for the band, it was Stu who greeted him at the door.

Because Stu didn't fit the Stones' bad boy image, and because the Stones were not so much a piano-driven band, he was placed in the background by the group's eventual manager, Andrew Oldham. But knowledgeable Stones fans, as well as the Stones themselves, continued to appreciate his presence. Stu played piano on almost every Stones album and tour until his death and held various administrative positions with the band. He also took on several pet projects. He helped organize 1983's ARMS tour (to benefit research into multiple sclerosis) and did session work with groups like Led Zeppelin, the Stray Cats, and George Thorogood. He especially enjoyed playing boogie woogie music in small British pubs with a bunch of his local mates.

I was 18 years old in 1981 when Stu came to New York to promote the "Rocket 88" album. It was an album of boogie woogie standards that featured Charlie Watts on drums, Jack Bruce on bass, Alexis Korner on guitar, and Stu on piano. When I interviewed him at the Stones' office in Rockefeller Center, I could tell he was as proud of this humble project as he was of his association with the world-famous Rolling Stones.

Stu was in it purely for the music. He didn't care about all the extras that came with rock 'n' roll. He maintained a quiet lifestyle and never fell into the drugs & sex & booze scene like so many others. He was content to go home after a Stones tour and spend his time playing golf. Which is why his death at 47 came as such a shock.

He was the only person who could whip the Stones into shape, offering them all sorts of harsh criticism. He'd refer to them as "Showers of Shit" and "Three-Chord Wonders" and they'd take it from him. At Stu's funeral, Charlie Watts lamented, "Now there won't be anyone to sneer at us and disapprove anymore." It's fair to say the Stones looked up to him like an older brother and that he was the glue that held them together. Without him, they truly felt lost for a while.

Here is an excerpt of my interview with Stu, which originally appeared in a 1981 issue of Beggars Banquet.

Bill German: You've been called road manager, company secretary, and Sixth Stone. Which term suits you best?

Ian Stewart: They're all vaguely correct, except that I was the second Stone, not the sixth Stone. I am actually company secretary, which is an administration thing. Road manager still applies. You can call me anything you like.

Bill German: Apart from recording sessions and tours, do you see much of the other Stones?

Ian Stewart: No, because they wander about so much. I see Charlie quite a lot, but Mick and Keith just wander. Well, Keith spends a lot of time in New York, but Mick just wanders. I'll tell you, my friends -- the people I see and hang around with -- are all guys I've been friendly with for years, because I still live exactly where I used to before the Stones came around. Most of them have nothing to do with music whatsoever. That's just the way it happened, basically. I don't like rock 'n' roll as a way of life. I think it's awful. Most of the people who are living on rock 'n' roll are living in a dream world.

Bill German: So you enjoy the fact that, unlike the other Stones, you can be a "star" one day and anonymous the next?

Ian Stewart: I can't really say I'm a star, but it is nice to get up there and play a little bit and then have some peace and quiet. But just because you're up there doesn't mean you have to become a star. I play golf with Roger Waters [of Pink Floyd], one of the most successful and richest bloody rock stars. And I can take him to the golf club and nobody would recognize him. If he walked in this room right now, you probably wouldn't know it. Floyd's made an absolute fortune, yet they've kept their faces out of the papers. I don't think that's really fair to your fans, to have no contact with them whatsoever, but that's the way Roger likes it. Floyd have kept themselves in a little capsule. Their own fans don't know what they bloody all look like.

Bill German: I'm sure if Bill Wyman walked down the street many people wouldn't recognize him.

Ian Stewart: They wouldn't now. But with Floyd they never did. There was a time when Bill would've gotten torn apart walking into the street. In '66, I used to see Bill Wyman come back to the hotel with half his bloody clothes off!

Bill German: So there's no regrets about not being up front with Mick, Keith, and Brian?

Ian Stewart: Nope, no.

Bill German: So Andrew Oldham almost did you a favor...

Ian Stewart: Almost, almost. He didn't do it [phasing Stu out of the main line-up] very nicely. I honestly don't like Andrew Oldham as a person.

+++ окончание +++

Bill German: Does it stem from that incident?

Ian Stewart: No, I just don't like his attitude. He's a brilliant guy, actually. And if it were not for him, I don't think the Stones would've gotten to where they are now. They would have made it no matter what. I mean, there would've been a group exactly like the Rolling Stones and they would've been as good as the Rolling Stones, whether Brian and I existed on the face of this earth or not. But they would've probably, if not for the careful handling of the group by Andrew, burned themselves out in two years by playing too much. Andrew was very careful about the exposure and image of the group. He only slipped up when he tried to become a record producer. He knows nothing about music whatsoever. I mean, you can still be a record producer and not know anything about music. But when Andrew started this producing bit, he was more interested in the image of Phil Spector, running around in big cars, with bodyguards, collecting money, and buying clothes. That's how he thought producers should act.

Bill German: Is it true you helped put food in the Stones' mouths [when the band was first forming]?

Ian Stewart: I was the only one with any money. They were living in that apartment. Well, Mick had a university grant -- he had a little money -- but Keith and Brian had nothing. Andrew? No, Andrew had money. But I wouldn't feed Andrew anyway. I wouldn't piss on him if he were on fire.

Bill German: Why do you think you've stayed with the Stones for so long? And would you do it all again?

Ian Stewart: I like the music. And yeah, oh sure, I'd do it all again.
Stu died on December 12, 1985, succumbing to a massive heart attack while in the waiting room of his doctor's office. It all seemed so ironic. The one guy around the Stones who eschewed all the drugging and boozing.

Reflecting on that irony a few weeks later, Bill Wyman wryly told me, "I'll never play golf. I won't play golf or eat cheeseburgers. I mean, those were Stu's only vices."

Just days after Stu's death, I found myself in Ronnie Wood's kitchen, at his house on New York's Upper West Side. It was me, Ronnie, and Keith. I told them I was planning a special tribute issue for Stu (the cover of which is shown above). As I showed Keith some of the pictures I was going to include, he made this comment:

"Why'd you have to leave us like that, you sod? At least he went out on an upswing. He was excited about the new album ["Dirty Work"] and was delighted about the Charlie Watts Big Band. But I thought he'd be the one holding the shovel, the one to bury all of us. What a hole he's left, such an obvious gap. He would always be the one to comment on everything, and sometimes you'd think he was crazy. But then you'd go and realize that he was right all along. I mean, no one has a bad word to say about him. You know, I've had other friends pass on, and you'd go, 'Gee, it's a shame.' But with Stu, it was different. I could think of a hundred other fuckers who should have gone instead of him. He wasn't even on my list."

That's exactly how Keith put it. I memorized it as it came out of his mouth. And when he finished saying it, I ran to the bathroom so I could write it on an index card before I forgot it. When I came out of the bathroom, I told Keith I'd just jotted down everything he'd said and I asked him if he'd let me print it in the tribute issue. He said, "Of course."

A couple hours later, after Keith went home, Ronnie said that he wanted to write something for the issue. He grabbed a pen and notepad and sat in his basement studio, as a Vivaldi CD blasted from the speakers. He told me to leave him alone for a few minutes so he could come up with something heartfelt about Stu.

I retreated to the guest room where I watched a rerun of "Mary Tyler Moore." About fifteen minutes later, I peeked in on him. He was leaning back in his chair, lost in thought. His eyes were closed and the pen and pad were resting on his lap. Nothing written so far.

I came back after another fifteen minutes and found him in the same position. He was still bathing in a sea of memories, eyes closed. I gave him another fifteen minutes. And another. Nothing had changed. Two episodes of "Mary Tyler Moore." It was now 4 o'clock in the morning and he hadn't moved in an hour. Not a single word in the pad.

I called out his name.

No response.

I nudged him a bit.

No response. Either this guy is a deep sleeper, I thought, or Ron Wood of the Rolling Stones is dead right here in front of me.

I got up close to his face, but it was hard to tell if he was breathing. I figured, if he's asleep, let him sleep, if he'd dead, there's nothing I can do about it. He seemed so peaceful.

I took the notepad and wrote something like, "I must've bored you to sleep," and put it back on his lap. I tiptoed out of his house and hailed a cab back to my apartment. I gave it a 50% chance that the headline of the next day's New York Post would read: "Rock Star Found Dead in Upper West Side Home."

Thankfully, we know how that one turned out.

Good luck! To new meetings!

See you later!.. :)

+++ Памяти Владимира Семёновича...+++

Ой, где был я вчера

Ой, где был я вчера - не найду, хоть убей!
Только помню, что стены - с обоями,
Помню - Клавка была, и подруга при ей, -
Целовался на кухне с обоими.

А наутро я встал -
Мне давай сообщать,
Что хозяйку ругал,
Всех хотел застращать,
Будто голым скакал,
Будто песни орал,
А отец, говорил,
У меня - генерал!

А потом рвал рубаху и бил себя в грудь,
Говорил, будто все меня продали,
И гостям, говорят, не давал продыхнуть -
Донимал их блатными аккордами.

А потом кончил пить -
Потому что устал, -
Начал об пол крушить
Благородный хрусталь,
Лил на стены вино,
А кофейный сервиз,
Растворивши окно,
Взял да выбросил вниз.

И никто мне не мог даже слова сказать.
Но потом потихоньку оправились, -
Навалились гурьбой, стали руки вязать,
А потом уже - все позабавились.

Кто - плевал мне в лицо,
А кто - водку лил в рот,
А какой-то танцор
Бил ногами в живот...
Молодая вдова,
Верность мужу храня, -
Ведь живем однова -
Пожалела меня.

И бледнел я на кухне разбитым лицом,
Делал вид, что пошел на попятную,
"Развяжите, - кричал, - да и дело с концом!"
Развязали, - но вилки попрятали.

Тут вообще началось -
Не опишешь в словах, -
И откуда взялось
Столько силы в руках! -
Я как раненый зверь
Напоследок чудил:
Выбил окна и дверь
И балкон уронил.

Ой, где был я вчера - не найду днем с огнем!
Только помню, что стены - с обоями, -
И осталось лицо - и побои на нем, -
Ну куда теперь выйти с побоями!

...Если правда оно -
Ну, хотя бы на треть, -
Остается одно:
Только лечь помереть!
Хорошо, что вдова
Все смогла пережить,
Пожалела меня -
И взяла к себе жить.

1967

Товарищи ученые

Товарищи ученые, доценты с кандидатами!
Замучились вы с иксами, запутались в нулях,
Сидите, разлагаете молекулы на атомы,
Забыв, что разлагается картофель на полях.

Из гнили да из плесени бальзам извлечь пытаетесь
И корни извлекаете по десять раз на дню, -
Ох, вы там добалуетесь, ох, вы доизвлекаетесь,
Пока сгниет, заплесневеет картофель на корню!

Автобусом до Сходни доезжаем,
А там - рысцой, и не стонать!
Небось картошку все мы уважаем, -
Когда с сольцой ее намять.

Вы можете прославиться почти на всю Европу, коль
С лопатами проявите здесь свой патриотизм, -
А то вы всем кагалом там набросились на опухоль,
Собак ножами режете, а это - бандитизм!

Товарищи ученые, кончайте поножовщину,
Бросайте ваши опыты, гидрид и ангидрид:
Садитеся в полуторки, валяйте к нам в Тамбовщину, -
А гамма-излучение денек повременит.

Полуторкой к Тамбову подъезжаем,
А там - рысцой, и не стонать!
Небось картошку все мы уважаем, -
Когда с сальцой ее намять.

К нам можно даже с семьями, с друзьями и знакомыми -
Мы славно тут разместимся, и скажете потом,
Что бог, мол, с ними, с генами, бог с ними, с хромосомами,
Мы славно поработали и славно отдохнем!

Товарищи ученые, Эйнштейны драгоценные,
Ньютоны ненаглядные, любимые до слез!
Ведь лягут в землю общую остатки наши бренные, -
Земле - ей все едино: апатиты и навоз.

Так приезжайте, милые, - рядами и колоннами!
Хотя вы все там химики и нет на вас креста,
Но вы ж ведь там задохнетесь за синхрофазотронами, -
А тут места отличные - воздушные места!

Товарищи ученые, не сумлевайтесь, милые:
Коль, что у вас не ладится, - ну, там, не тот аффект, -
Мы мигом к вам заявимся с лопатами и с вилами,
Денечек покумекаем - и выправим дефект!

1972

Милицейский протокол

Считай по-нашему, мы выпили не много, -
Не вру, ей-бога, - скажи, Серега!
И если б водку гнать не из опилок,
То че б нам было с пяти бутылок!

...Вторую пили близ прилавка в закуточке, -
Но это были еще цветочки, -
Потом - в скверу, где детские грибочки,
Потом - не помню, - дошел до точки.

Я пил из горлышка, с устатку и не евши,
Но - как стекло был, - остекленевший.
А уж когда коляска подкатила,
Тогда в нас было - семьсот на рыло!

Мы, правда, третьего насильно затащили, -
Ну, тут промашка - переборщили.
А что очки товарищу разбили -
Так то портвейном усугубили.

Товарищ первый нам сказал, что, мол, уймитесь,
Что - не буяньте, что - разойдитесь.
На "разойтись" я тут же согласился -
И разошелся, - и расходился!

Но если я кого ругал - карайте строго!
Но это вряд ли, - скажи, Серега!
А что упал - так то от помутненья,
Орал не с горя - от отупенья.

...Теперь позвольте пару слов без протокола.
Чему нас учит семья и школа?
Что жизнь сама таких накажет строго.
Тут мы согласны, - скажи, Серега!

Вот он проснется утром - протрезвеет - скажет:
Пусть жизнь осудит, пусть жизнь накажет!
Так отпустите - вам же легче будет:
Чего возиться, раз жизнь осудит!

Вы не глядите, что Сережа все кивает, -
Он соображает, все понимает!
А что молчит - так это от волненья,
От осознанья и просветленья.

Не запирайте, люди, - плачут дома детки, -
Ему же - в Химки, а мне - в Медведки!..
Да, все равно: автобусы не ходят,
Метро закрыто, в такси не содят.

Приятно все-таки, что нас здесь уважают:
Гляди - подвозят, гляди - сажают!
Разбудит утром не петух, прокукарекав, -
Сержант подымет - как человеков!

Нас чуть не с музыкой проводят, как проспимся.
Я рупь заначил, - опохмелимся!
И все же, брат, трудна у нас дорога!
Эх, бедолага! Ну спи, Серега!

1971

Письмо в редакцию телевизионной передачи «Очевидное - невероятное» из сумасшедшего дома с Канатчиковой дачи

Дорогая передача!
Во субботу, чуть не плача,
Вся Канатчикова дача
К телевизору рвалась, -
Вместо чтоб поесть, помыться
Уколоться и забыться,
Вся безумная больница
У экрана собралась.

Говорил, ломая руки,
Краснобай и баламут
Про бессилие науки
Перед тайною Бермуд, -
Все мозги разбил на части,
Все извилины заплел -
И канатчиковы власти
Колят нам второй укол.

Уважаемый редактор!
Может, лучше - про реактор?
Про любимый лунный трактор?!
Ведь нельзя же! - год подряд:
То тарелками пугают -
Дескать, подлые, летают;
То у вас собаки лают,
То руины - говорят!

Мы кое в чем поднаторели:
Мы тарелки бьем весь год -
Мы на них собаку съели, -
Если повар нам не врет.
А медикаментов груды -
В унитаз, кто не дурак.
Это жизнь! И вдруг - Бермуды!
Вот те раз! Нельзя же так!

Мы не сделали скандала -
Нам вождя недоставало:
Настоящих буйных мало -
Вот и нету вожаков.
Но на происки и бредни
Сети есть у нас и бредни -
Не испортят нам обедни
Злые происки врагов!

Это их худые черти
Бермутят воду во пруду,
Это все придумал Черчилль
В восемнадцатом году!
Мы про взрывы, про пожары
Сочиняли ноту ТАСС...
Тут примчались санитары -
Зафиксировали нас.

Тех, кто был особо боек,
Прикрутили к спинкам коек -
Бился в пене параноик
Как ведьмак на шабаше:
"Развяжите полотенцы,
Иноверы, изуверцы!
Нам бермуторно на сердце
И бермутно на душе!"

Сорок душ посменно воют -
Раскалились добела, -
Во как сильно беспокоят
Треугольные дела!
Все почти с ума свихнулись -
Даже кто безумен был, -
И тогда главврач Маргулис
Телевизор запретил.

Вон он, змей, в окне маячит -
За спиною штепсель прячет, -
Подал знак кому-то - значит,
Фельдшер вырвет провода.
Нам осталось уколоться -
И упасть на дно колодца,
И пропасть на дне колодца,
Как в Бермудах, навсегда.

Ну а завтра спросят дети,
Навещая нас с утра:
"Папы, что сказали эти
Кандидаты в доктора?"
Мы откроем нашим чадам
Правду - им не все равно:
"Удивительное рядом -
Но оно запрещено!"

Вон дантист-надомник Рудик -
У него приемник "грюндиг", -
Он его ночами крутит -
Ловит, контра, ФРГ.
Он там был купцом по шмуткам
И подвинулся рассудком, -
К нам попал в волненье жутком
С номерочком на ноге.

Прибежал, взволнован крайне, -
Сообщеньем нас потряс,
Будто - наш научный лайнер
В треугольнике погряз;
Сгинул, топливо истратив,
Весь распался на куски, -
Двух безумных наших братьев
Подобрали рыбаки.

Те, кто выжил в катаклизме,
Пребывают в пессимизме, -
Их вчера в стеклянной призме
К нам в больницу привезли -
И один из них, механик,
Рассказал, сбежав от нянек,
Что Бермудский многогранник -
Незакрытый пуп Земли.

"Что там было? Как ты спасся?" -
Каждый лез и приставал, -
Но механик только трясся
И чинарики стрелял.
Он то плакал, то смеялся,
То щетинился как еж, -
Он над нами издевался, -
Сумасшедший - что возьмешь!

Взвился бывший алкоголик,
Матерщинник и крамольник:
"Надо выпить треугольник!
На троих его! Даешь!"
Разошелся - так и сыпет:
"Треугольник будет выпит! -
Будь он параллелепипед,
Будь он круг, едрена вошь!"

Больно бьют по нашим душам
"Голоса" за тыщи миль, -
Зря "Америку" не глушим,
Зря не давим "Израиль":
Всей своей враждебной сутью
Подрывают и вредят -
Кормят, поят нас бермутью
Про таинственный квадрат!

Лектора из передачи!
Те, кто так или иначе
Говорят про неудачи
И нервируют народ!
Нас берите, обреченных, -
Треугольник вас, ученых,
Превратит в умалишенных,
Ну а нас - наоборот.

Пусть - безумная идея,
Не решайте сгоряча.
Отвечайте нам скорее
Через доку главврача!
С уваженьем... Дата. Подпись.
Отвечайте нам - а то,
Если вы не отзоветесь
Мы напишем... в "Спортлото"!

1977

"К Нему не зарастет народная тропа!!!"

+++ Monterey Pop Festival +++

(текст - Максим Якушев, подборка фотографий - Rollover)

Monterey Pop Festival - фестиваль поп-музыки, прошедший в Калифорнии 16-18 июня 1967 и ставший знаковым событием шестидесятых.

Объявленный, как «Музыка, Любовь и Цветы» поп-фестиваль в Монтерее не только оправдал свое название, но и оказался гораздо большим. На фестиваль люди одевались как можно более дико. Это был первый большой рок-фестиваль на музыкальной сцене Западного побережья. 200.000 человек приехали на трехдневный некоммерческий концерт в Калифорнию в Монтерей Каунти Фэйрграундз, место проведения ежегодного джазового фестиваля.

Организованный Луи Адлером и Джоном Филлипсом из The Mamas & Papas с помощью рок импресарио Билла Грехема (Bill Graham) и прочих, Монтерей привлек к себе сливки музыкальной тусовки. Пол МакКартни посоветовал пригласить Джими Хендрикса и The Who (для них это был первый концерт в Америке). Среди других исполнителей были Eric Burdon & The Animals, Simon & Garfunkel, Canned Heat, Big Brother & The Holding Company с Дженис Джоплин, The Steve Miller Band, The Byrds, The Jefferson Airplane, Ravi Shankar, Buffalo Springfield, The Grateful Dead, Scott McKenzie и, The Mamas and Papas.

Это был крупнейший рок-концерт того времени. Он оказался прелюдией к тем большим рок-фестивалям, которые стали проводиться позже. Посетители были отлично приняты, концерт был великолепно организован, и все началось довольно гладко. На входе раздавали гавайские орхидеи, обслуживающий персонал указывал посетителям их места, здесь же можно было достать пакетики с пурпурной кислотой от Оусли. К психоделическому ощущению фестиваля было добавлено типичное для Сан-Франциско световое шоу.

В течение трех дней слушатели наслаждались лучшей музыкой. Джими Хендрикс и Дженис Джоплин создали рок-историю, затронув душу каждого из присутствующих. До Монтерея они были почти совсем неизвестны. Дженис была первой, кто похитил сердце аудитории, исполнив блюз Большой Мамы Тортон «Ball and Chain». Ни одной другой женщине до Джанис или после нее не удалось так глубоко тронуть публику своими эмоциями.

Брайана Джонса из Rolling Stones в Монтерее вспоминает Al Kooper: "Во время фестиваля Брайан тусовался с хиппи, валяясь с ними на земле и принимая LSD. Его золотистое пальто из парчи, усеянное бусинами и блестящими нитями ярко сверкало".

Брайан Джонс и Джими Хендрикс испытывали друг к другу огромное взаимное уважение и восхищение. И именно Брайан представил Джими публике перед его историческим выступлением.

У Пита Таунсенда (The Who) и Джими Хендрикса вышел спор, кому за кем выступать. Питу выпал жребий выступать первым. Во время своего выступления его группа разнесла сцену, свои гитары и прочие инструменты. Джими такие трюки не понадобились. Он завел толпу своим мастерством, своим искусством извлекать всевозможные звуки из гитары. Слушая его игру, каждый понимал, что такая музыка не повторится. Чтобы превзойти Таунсенда Хендрикс бросил свою гитару в огонь, после того, как занялся с ней любовью. Образ Хендрикса, ставшего на колени перед горящей гитарой тотчас стал иконическим и навсегда оставил след в истории рок-н-ролла!

Рави Шанкар отыграл трехчасовой гипнотический сет и удостоился продолжительных бурных оваций стоя. Его исполнение превратило его в икону индийской музыки. Некоторые команды типа The Byrds и The Mamas and The Papas были на грани развала, и их выступление отражало внутренне недовольство.

О Монтерее сняли фильм, который при первом выпуске не получил большого успеха. Сегодня он считается классическим документальным фильмом о том периоде, в основном, благодаря Джими Хендриксу и Дженис Джоплин. Фестиваль вдохновил других учредителей на проведение крупных концертов, и психоделическая рок-сцена охватила всю страну.

Расписание выступлений на Monterey Pop Festival

16 июня 1967, пятница:
The Association
The Paupers
Lou Rawls
Beverly
Johnny Rivers
Eric Burdon & The Animals
Simon & Garfunkel