На траве возле скамеек, невдалеке от входа, некий молодой человек катался по земле и громко стенал. Вокруг него собралось несколько парней, которые пытались усмирить его и решали, следует ли им вызвать скорую помощь или же в этом нет необходимости. Всем им было примерно лет по 25-30, или около того. Предполагали, что парень тот перекурил курительных смесей, и скоро придёт в себя. Насилу усадили его на скамейку, ибо он вырывался и вёл себя громко. Решили, что следует дать ему воды, чтобы привести в чувство. У меня, конечно, вода с собой была, и вскоре стало ясно, что острая необходимость во врачебной помощи отсутствует. Парни разошлись – остался только один или двое. Тот, который катался по земле, сидел теперь на скамейке, всё ещё не вполне вменяемый, бормоча чего-то, порой не на русском языке. Я тоже сел на скамейку. Чувствовал я себя хорошо, никуда не торопился, и ничьё присутствие не вызывало напряжения. Поскольку мою воду почти всю вылили тому парню на голову, я спросил у другого, неславянскаго вида парня, где можно набрать воды обыкновенной, водопроводной. Он показал что-то в том смысле, что тут же рядом, в переходе, можно такую воду достать. Я предложил ему проводить меня и показать, где именно находится источник такой воды, но он отказался. Я намекнул на то, что просто сказать «там» и «в переходе» может любой, кто не отвечает за свои слова, а если он не может сказать ничего определённаго и непосредственно показать воду, то он, по-видимому, и сам понятия не имеет, о чём говорит. И вместо того, чтобы просто сказать, что не знает, пытается изображать из себя, будто обладает каким-то знанием. И, следовательно, не является деловым человеком, с каковым нельзя вести каких-либо сериозных дел. К тому же выяснилось, что я спрашивал его о водопроводной воде из-под крана, а он, не понимая вопроса, отвечал мне о воде, разлитой в бутылки, которую я и сам догадывался, где найти. Парень с видимым недоверием спросил, являюсь ли я «определяльщиком» людей, раз делаю такие заключения, на что получил утвердительный ответ. Он также спросил, есть ли у меня деньги – «хотя бы» «штука» или половона ея. На мой вопрос, зачем ему деньги, вразумительный ответ он дать не смог. Я заметил, что деньги не валяются на дороге, а зарабатываются трудом, и у меня нет привычки их распылять, куда попало. Затем сходил ко входу в метро, где женщина неславянской внешности без лишних вопросов восполнила мой запас воды из привозимых к ней больших бутылей.
После сего вернулся на жёлтую скамейку, где сидели парни. Тот, что катался по земле, уже куда-то исчез. Второй парень – тот, с которым я разговаривал, спросил, успешно ли я сходил, на что ответ последовал утвердительный. Тогда он сказал «дай воды», на что я ответил на прозрачном языке, что без волшебнаго слова его просьба не срабатывает. Пришлось ему выдавить из себя волшебное слово, после чего он получил возможность воспользоваться бутылкой, что сделал с заметной брезгливостью. Что надо сказать? «Спасибо».
Я достал хлеб и принялся его жевать. Парень сказал «дай хлеба», но ему пришлось вновь произнести волшебное слово, прежде чем он получил отрезанный кусок, и ещё одно волшебное слово пришлось добавить после того. Таким же образом были даны ему и другие один или два куска.
Я спросил, откуда он родом, и тут в разговор включился третий парень, который ответил, что родом он из Дагестана. Тогда спросил, принято ли у них в Дагестане пользоваться волшебными словами, или же в них нету никакой нужды, и получил ответ в том смысле, что принято. Парень курил и, вскоре, докурив, бросил окурок на землю. Я нашёл его и отнёс в урну, которая стояла тут же рядом, а затем поинтересовался, принято ли так же бросать мусор в Дагестане, где попало, как он это делает здесь, на что ответ был скорее отрицательный. Тогда я спросил, почему, в таком случае, он мусорит здесь, у нас, и почему не считается нужным проявлять вежливое обращение, если чего-то просишь. Парень ответил, что, мол, «здесь всё портится». Мне было непонятно, что именно здесь «портится» и почему, и в чём причина того, что, приезжая в другую страну, он не считает необходимым соблюдать простейшие правила приличия, на что получил ответ, что вокруг на земле полно мусора и потому не зазорно добавлять к нему и ещё дополнительный мусор (земля, на которой мы стояли, и правда была вся усеяна окурками). Я заметил, что грязно вокруг именно из-за таких, как он, и что урна стоит не далее, как в пределах четырёх метров (что было измерено мною с помощью шагов), на что услышал в ответ, что поступать подобным образом ему «по кайфу». Я высказал ему в лицо, что он позорит свой народ и в ответ получил отрицание, не подкреплённое никакими аргументами. Дагестанцу стало очевидно не по себе, он стал приходить в раздражение и перешёл на непечатные выражения. Я удивился, отчего он мне грубит, и прозрачно намекнул, что он своею грубостью навлекает позор на своих дедов и прадедов, но в ответ продолжал получать упорное несогласие и грубость. В конце концов стало ясно, что дальнейший разговор безполезен, поскольку пришлось столкнулся c непрошибаемой стеной. Покинув общество дагестанца, я отправился посмотреть, не пришёл ли кто на Стрелу. Спустя некоторое время вспомнил, что, как говорят, жители Дагестана нередко носят с собой ножи и решил узнать, есть ли и у него тоже нож, но дагестанцы к этому времени уже, по-видимому, куда-то ушли со скамеек.
Пользуясь случаем, позволю себе обратиться ко вменяемым жителям Дагестана, которым не надо объяснять, почему нельзя мусорить в столице государства, в котором они являются пришельцами: объясните своим собратьям на доступном для них языке: в гостях так вести себя не принято. Каждый из вас является представителем своего народа на нашей земле, и вы позорите свой народ и своих предков, которые, как оказывается, не научили вас прилично себя вести. Русский народ спит, но когда проснётся, вам мало не покажется. |