Albert Goldman. The Lives of John Lennon. (Фрагмент)
Говард Смит сообщил Джону, что собирается на интервью с Фрэнком Заппой. "Вот это да! - воскликнул Леннон, к которому словно вернулся мальчишеский задор. - Всегда мечтал с ним познакомиться. Я восхищаюсь этим парнем". "В каком смысле?" - озадаченно поинтересовался Смит. "Он, по крайней мере, пытается придумать что-то новое в смысле формы, - объяснил Леннон. - Просто невероятно, как ему удается так плотно держать группу, будто это на- стоящий оркестр. Он привносит в рок дисциплину, на которую никто до него не был способен". "Хочешь поехать со мной?" - предложил Смит. "Я бы очень хотел познакомиться с ним", - повторил Леннон. Смит тут же постарался вкратце обрисовать Леннонам, каким непростым человеком был знаменитый Заппа. "Он всегда пассивно-агрессивен, - объяснял он, - и при этом старается сделать так, чтобы собеседник чувствовал себя в его присутствии крайне неловко". И Джон, Йоко, Говард и его звукооператор направились на Пятую авеню, где располагался полуотель-полуобщежитие для студентов, где на время гастролей остановился тот, кого Смит называл "Бартоком рока". Когда высокий и мрачный Заппа открыл дверь, Говард поприветствовал его, небрежно сообщив: "Я тут привел кое-кого". Заппа взглянул на Джона и Йоко с деланной невозмутимостью и как можно более небрежно бросил: "О, привет, рад познакомиться". Леннон отнесся к Фрэнку с огромным уважением, - рассказывал Смит. - Джон будто говорил: "Пусть я и знаменит, зато именно он играет настоящую музыку". А Йоко вела себя так, словно Фрэнк Заппа украл у нее не только все, что она делала, но даже и то, о чем только мечтала. "Да. Да. Да. - говорила она. - Это я делала еще в 1962 году". Заппа же игнорировал ее. Ему было плевать на то, что она несла". На самом деле мысли Заппы были заняты вечерним концертом, которому суждено было отметить закрытие величайшего в мире рок-театра "Филлмор Ист".. Когда разговор зашел о предстоящем концерте Говард как бы невзначай заметил, обращаясь к Джону и Йоко: "А почему бы вам не выйти сегодня на сцену вместе с Фрэнком?" Музыканты восторженно зашумели. "Фрэнк смерил меня убийственным взглядом, - признался Смит. - Он никак не мог сообразить, хорошая это была мысль или не очень". Ответ Джона был вполне прогнозируемым. "Я очень давно не играл, - сказал он. - Я даже не знаю, где вступать! Нам надо порепетировать!" "Но только не с группой Фрэнка! - резко возразил Говард. - Тебе вообще не надо репетировать!" Наконец до Фрэнка дошло, что это и в самом деле могло бы быть грандиозно, и он сказал, обращаясь к Леннону: "Я думаю, мы знаем твой репертуар". А ребята из группы закричали: "Ты шутишь! Мы знаем каждую ноту!" - "Я думаю, никаких проблем не будет, - подытожил Фрэнк. - А ты знаешь какие-нибудь из наших вещей?" Затем они с Джоном обсудили некоторые технические детали и окончательно договорились. Заппа предложил им выйти в конце второго отделения, примерно в два часа ночи. Через какое-то время Джон сказал: "Мы не сможем выйти на сцену, если ты не достанешь нам кокаина!" "И я отправился на поиски торговца, - рассказывал Смит. - На деньги, полученные у Леннона, я купил немного кокаина. Они засадили почти по грамму, и это сработало. Теперь они были готовы к действию. Случилось так, что местный фотограф из "Филлмор Ист", Эмали Ротшильд, честолюбивая молодая женщина, взяла в тот день напрокат кинокамеру. Когда она поняла, что на сцену собираются выйти Джон и Йоко, то решила втихаря заснять все действо на пленку. Она устроилась недалеко от сцены и, используя широкоугольные линзы, сумела почти полностью запечатлеть на двух одиннадцатиминутных роликах все выступление. Заппа уже в третий раз выходил на бис под непрерывные крики стоящей на ногах публики, когда неожиданно над сценой погас свет. Публика начала было неохотно покидать места, когда свет так же внезапно зажегся, и в течение какого-то времени никто просто не мог поверить собственным глазам. На сцене, как ни в чем не бывало, стояли Джон и Йоко! На Джоне был светлый замшевый костюм и красно-бело-синие кроссовки, которые он купил два дня назад на 8-й стрит, на Йоко - черная блузка, расстегнутая до середины груди, джинсы и широченный ремень. Как только публика узнала Леннонов, зал будто сошел с ума. Зрители залезали на сиденья, вставали на ручки кресел и орали во всю силу своих легких. Джон, с красной гитарой в руках и жвачкой во рту, объявил, что сейчас они исполнят песню, с которой он выступал еще в "Кэверн". Несмотря на то, что он был явно не в своей тарелке и говорил в микрофон, точно в переговорную трубу, стоило ему запеть "Well (Baby Please Don't Go)" своим протяжным, жалобным голосом, накладывавшимся на зловещий стук барабанов, как зал мгновенно покорился его мастерству. В этот момент послышался странный, отвлекающий звук, который становился все громче. Этот звук, наподобие расстроенной электрогитары, повторял и искажал каждую из идеальных музыкальных фраз Леннона. Это была Йоко, которая решила поучаствовать в выступлении Джона. Но, странное дело, если ее назойливый голос звучал чужеродно, то внешне она выглядела в тот вечер как никогда соблазнительно. Она была молода, красива, сексуальна, полна экспрессии, а движения ее тела были чувственно грациозны, в то время как Джон всем своим видом давал понять, что дорого заплатил бы за то, чтобы находиться в этот момент где-нибудь в другом месте. Следующий номер, который заключался в непрерывных выкриках слова "Scumbag!"*, сопровождавшихся ревом "кислотного" рока, заканчивался длинной кодой, в ходе которой Джон должен был сделать фидбэк, извлекая из гитары ровный понижающийся гул. Попытка выполнить этот простейший прием стоила ему стольких усилий, что он стал похож на бой-скаута, впервые разжигающего костер. Когда, наконец, гитара издала нужные звуки, их перекрыли вопли Йоко, - она никак не могла выбраться из мешка, который накинули ей на голову музыканты. "Ну, все, я вам больше не нужен, так что я отваливаю. Когда несколько дней спустя Ленноны узнали, что их дебют на нью-йоркской сцене был заснят на пленку, они поспешили прибрать эту пленку к рукам. Эмали Ротшильд была приглашена в "Плазу", где смогла вдоволь налюбоваться суперзнаменитостями. "Я была поражена показным богатством и абсолютным пренебрежением к нему, - вспоминала она. - Всюду была разбросана дорогая одежда, а на телевизоре под пресс-папье лежала стопка стодолларовых купюр высотой в пару дюймов". Когда Ленноны спросили, сколько она хочет за пленку, девушка, осмелев при виде такого безразличия к деньгам, попросила монтажный стол Стейнбек стоимостью примерно двенадцать с половиной тысяч долларов. Джон и Йоко сразу согласились.
|