Любимые стихи

Мы не меняемся совсем.
Мы те же, что и в детстве раннем.
Мы лишь живем. И только тем
Кору грубеющую раним.

Живем взахлеб, живем вовсю,
Не зная, где поставим точку.
И все хоронимся в свою
Ветшающую оболочку.

/(С) Давид Самойлов/

Она пришла с мороза,
Раскрасневшаяся,
Наполнила комнату
Ароматом воздуха и духов,
Звонким голосом
И совсем неуважительной к занятиям
Болтовней.

Она немедленно уронила на пол
Толстый том художественного журнала,
И сейчас же стало казаться,
Что в моей большой комнате
Очень мало места.

Все это было немножко досадно
И довольно нелепо.
Впрочем, она захотела,
Чтобы я читал ей вслух "Макбета".

Едва дойдя до пузырей земли,
О которых я не могу говорить без волнения,
Я заметил, что она тоже волнуется
И внимательно смотрит в окно.

Оказалось, что большой пестрый кот
С трудом лепится по краю крыши,
Подстерегая целующихся голубей.

Я рассердился больше всего на то,
Что целовались не мы, а голуби,
И что прошли времена Паоло и Франчески.


Александр Блок

Дорогие товарищи потомки!
Роясь в сегодняшнем окаменевшем гАвне,
наших дней разбирая потёмки -
Вы, возможно, вспомните обо мне
В. Маяковский

Одно из любимых у Самойлова...

Д.Самойлов

Давай поедем в город,
Где мы с тобой бывали.
Года, как чемоданы,
Оставим на вокзале.

Года пускай хранятся,
А нам храниться поздно.
Нам будет чуть печально,
Но бодро и морозно.

Уже дозрела осень
До синего налива.
Дым, облако и птица
Летят неторопливо.

Ждут снега, листопады
Недавно отшуршали.
Огромно и просторно
В осеннем полушарье.

И все, что было зыбко,
Растрепанно и розно,
Мороз скрепил слюною,
Как ласточкины гнезда.

И вот ноябрь на свете,
Огромный, просветленный.
И кажется, что город
Стоит ненаселенный,-

Так много сверху неба,
Садов и гнезд вороньих,
Что и не замечаешь
Людей, как посторонних...

О, как я поздно понял,
Зачем я существую,
Зачем гоняет сердце
По жилам кровь живую,

И что, порой, напрасно
Давал страстям улечься,
И что нельзя беречься,
И что нельзя беречься...
1963

Никогда сильно не любил Вознесенского, но это мне нравится:
Отступление для голоса и тамтама
Поют негры
Мы —
тамтамы гомеричные
с глазами горемычными, клубимся,
как дымы, —
мы...

Вы —
белы, как холодильники,
как марля карантинная,
безжизненно мертвы...
вы...

О чем мы поем вам, уважаемые джентльмены?

О
руках ваших из воска,
как белая известка, о, как они
впечатались между плечей печальных,
о, наших жен печальных,
как их позорно жгло —
о-о!
"Но-но!"
нас лупят, точно клячу,
мы чаевые клянчим,
на рингах и на рынках
у нас в глазах темно,
но,
когда ночами спим мы,
мерцают наши спины,
как звездное окно.
В нас,
боксерах, гладиаторах,
как в черных радиаторах,
или в пруду карась,
созвездья отражаются
торжественно и жалостно —
Медведица и Марс —
в нас...
Мы — негры, мы — поэты,
в нас плещутся планеты.
Так и лежим, как мешки,
полные звездами и легендами...
Когда нас бьют ногами,
Пинают небосвод.
У вас под сапогами
Вселенная орет

* * *
Я помню двух девочек, город ночной...
В ту зиму вы поздно спектакли кончали.
Две девочки ждали в подъезде со мной,
Чтоб вы, проходя, им два слова сказали.
Да, я провожал вас. И все-таки к ним,
Пожалуй, щедрей, чем ко мне, вы бывали.
Двух слов они ждали. А я б и одним
Был счастлив, когда б мне его вы сказали.

Я помню двух девочек; странно сейчас
Вдруг вспомнить две снежных фигурки у входа.
Подъезд театральный надолго погас.
Вам там не играть в зиму этого года.
Я очень далеко. Но, может, они
Вас в дальнем пути без меня провожают
И с кем-то другим в эти зимние дни,
Совсем как со мной, у подъезда скучают.

Я помню двух девочек. Может, живым
Я снова пройду вдоль заснеженных улиц
И, девочек встретив, поверю по ним,
Что в старый наш город вы тоже вернулись:
Боюсь, что мне незачем станет вас ждать,
Но будет все снежная, та же погода,
И девочки будут стоять и стоять,
Как вечные спутницы ваши, у входа...
Константин Симонов

ЗЫ: возможно, лучший поэт советской эпохи, по крайней мере до начала холодной войны.

***
Блаженны мы, когда идем
Отважно, твердою стопою
С неунывающей душою
Тернистым жизненным путем;

Когда лукавые сомненья
Не подрывают веры в нас,
Когда соблазна горький час
И неизбежные паденья

Нам не преграда на пути,
И мы, восстав, прах отряхая,
К вратам неведомого края
Готовы бодро вновь идти;

Когда не только дел и слова,
Но даже мыслей чистоту
Мы возведем на высоту,
Все отрешаясь от земного;

Когда к Создателю, как дым
Кадильный, возносясь душою,
Неутомимою борьбою
Себя самих мы победим.

Константин Константинович Романов
1907

Баллада о борьбе.

Средь оплывших свечей и вечерних молитв,
Средь военных трофеев и мирных костров
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от мелких своих катастроф.

Детям вечно досаден их возраст и быт,
И дрались мы до ссадин, до смертных обид,
Но одежды латали нам матери в срок,
Мы же книги глотали ,пьянея от строк.

Липли волосы нам на вспотевшие лбы,
И сосало под ложечкой сладко от фраз.
И кружил наши головы запах борьбы,
Со страниц пожелтевших слетая на нас.

И пытались постичь мы, не знавшие войн,
За воинственный крик принимавшие вой,
Тайну слова "приказ", назначенье границ,
Смысл атаки и лязг боевых колесниц.

А в кипящих котлах прежних войн и смут
Столько пищи для маленьких наших мозгов.
Мы на роли предателей, трусов ,иуд
В детских играх своих назначали врагов.

И злодея следам не давали остыть,
И прекраснейших дам обещали любить,
И друзей успокоив ,и ближних любя,
Мы на роли героев вводили себя.

Только в грезы нельзя насовсем убежать,
Краткий бег у забав – столько боли вокруг.
Попытайся ладони у мертвых разжать
И оружье принять из натруженных рук.

Испытай, завладев еще теплым мечом
И доспехи надев, что почем, что почем?!
Испытай, кто ты – трус или избранник судьбы,
И попробуй на вкус настоящей борьбы.

И когда рядом рухнет израненный друг,
И над первой потерей ты взвоешь скорбя,
И когда ты без кожи останешься вдруг,
Оттого, что убили его – не тебя,

Ты поймешь, что узнал, отличил, отыскал,
По оскалу забрал – это смерти оскал,
Ложь и зло, погляди, как их лица грубы,
И всегда позади воронье и гробы.

Если мяса с ножа ты не ел ни куска,
Если руки сложа, наблюдал свысока,
И в борьбу не вступил с подлецом, с палачом,
Значит, в жизни ты был ни при чем, ни при чем.

Если, путь прорубая отцовским мечом,
Ты соленые слезы на ус намотал,
Если в жарком бою испытал, что почем,
Значит, нужные книги ты в детстве читал!

В.Высоцкий

"Уют жилья, последний ломоть хлеба,
Спокойный сон, счастливую игру...
Я все отдам за взгляд большого неба,
За жизнь как поцелуи на ветру..."

В юности эти строки были "жизненным девизом" и призывом к действию...
И сейчас их очень люблю.

Но КТО АВТОР?
Может, кто знает?

;)

Привет!

Удивительное совпадение. Сравнить "Балладу о борьбе" Высоцкого с вот этими стихами:

No Enemies?

You have no enemies, you say?
Alas, my friend, the boast is poor;
He who has mingled in the fray
Of duty, that the brave endure,
Must have made foes! If you have none,
Small is the work that you have done.
You've hit no traitor on the hip,
You've dashed no cup from perjured lip,
You've never turned the wrong to right,
You've been a coward in the fight.

~ Charles MacKay (l814-l889)


Стихи знаю с университета, но только сейчас узнал, что автор - не Шекспир. Экая дурацкая привычка приписывать все хорошее классикам.

Слава Богу, мой дружище, есть у нас враги,-
Значит есть, наверно, и друзья!.. (С)

Дык. Натурально и всенепременнейше!

Разговор с фининспектором о поэзии

Гражданин фининспектор! Простите за беспокойство.
Спасибо... не тревожьтесь... я постою...
У меня к вам дело деликатного свойства:
о месте поэта в рабочем строю.

В ряду имеющих лабазы и угодья
и я обложен и должен караться.
Вы требуете с меня пятьсот в полугодие
и двадцать пять за неподачу деклараций.

Труд мой любому труду родствен.
Взгляните — сколько я потерял,
какие издержки в моем производстве
и сколько тратится на материал.

Вам, конечно, известно явление "рифмы".
Скажем, строчка окончилась словом "отца",
и тогда - через строчку, слога повторив, мы
ставим какое-нибудь "л а м ц а д р и ц а-ц а".

Говоря по-вашему, рифма — вексель.
Учесть через строчку! — вот распоряжение.
И ищешь мелочишку суффиксов и флексий
в пустующей кассе склонений и спряжений.

Начнёшь это слово в строчку всовывать,
а оно не лезет — нажал и сломал.
Гражданин фининспектор, честное слово,
поэту в копеечку влетают слова.

Говоря по-нашему, рифма — бочка.
Бочка с динамитом. Строчка — фитиль.
Строка додымит, взрывается строчка, —
и город на воздух строфой летит.

Где найдёшь, на какой тариф,
рифмы, чтоб враз убивали, нацелясь?
Может, пяток небывалых рифм
только и остался что в Венецуэле.

И тянет меня в холода и в зной.
Бросаюсь, опутан в авансы и в займы я,
Гражданин, учтите билет проездной!
— Поэзия — вся! — езда в незнаемое.

Поэзия — та же добыча радия.
В грамм добыча, в год труды.
Изводишь единого слова ради
тысячи тонн словесной руды.

Но как испепеляюще слов этих жжение
рядом с тлением слова-сырца.
Эти слова приводят в движение
тысячи лет миллионов сердца.

Конечно, различны поэтов сорта.
У скольких поэтов лёгкость руки!
Тянет, как фокусник, строчку изо рта
и у себя и у других.

Что говорить о лирических кастратах?!
Строчку чужую вставит и рад.
Это обычное воровство и растрата
среди охвативших страну растрат.

Эти, сегодня, стихи и оды,
в аплодисментах ревомые ревмя,
войдут в историю как накладные расходы
на сделанное нами — двумя или тремя.

Пуд, как говорится, соли столовой
съешь и сотней папирос клуби,
чтобы добыть драгоценное слово
из артезианских людских глубин.

И сразу ниже налога рост.
Скиньте с обложенья нуля колесо!
Рубль девяносто сотня папирос,
рубль шестьдесят столовая соль.

В вашей анкете вопросов масса:
— Были выезды? Или выездов нет? —
А что, если я десяток пегасов
загнал за последние 15 лет?!

У вас — в моё положение войдите —
про слуг и имущество с этого угла.
А что, если я народа водитель
и одновременно — народный слуга?

Класс гласит из слова из нашего,
а мы, пролетарии, двигатели пера.
Машину души с годами изнашиваешь.
Говорят: — в архив, исписался, пора! —

Всё меньше любится, всё меньше дерзается,
и лоб мой время с разбега крушит.
Приходит страшнейшая из амортизаций —
амортизация сердца и души.

И когда это солнце разжиревшим боровом
взойдёт над грядущим без нищих и калек, -
я уже сгнию, умерший под забором,
рядом с десятком моих коллег.

Подведите мой посмертный баланс!
Я утверждаю и — знаю — не налгу:
на фоне сегодняшних дельцов и пролаз
я буду — один! — в непролазном долгу.

Долг наш — реветь медногорлой сиреной
в тумане мещанья, у бурь в кипеньи.
Поэт всегда должник вселенной,
платящий на горе проценты и пени.
Я в долгу перед бродвейской лампионией,
перед вами, багдадские небеса,
перед Красной Армией, перед вишнями Японии —
перед всем, про что не успел написать.

А зачем вообще эта шапка Сене?
Чтобы — целься рифмой и ритмом ярись?
Слово поэта — ваше воскресенье,
ваше бессмертие, гражданин канцелярист.

Через столетья в бумажной раме
возьми строку и время верни!
И встанет день этот с фининспекторами,
с блеском чудес и с вонью чернил.

Сегодняшних дней убеждённый житель,
выправьте в энкапеэс на бессмертье билет
и, высчитав действие стихов, разложите
заработок мой на триста лет!

Но сила поэта не только в этом,
что, вас вспоминая, в грядущем икнут.
Нет! И сегодня рифма поэта —
ласка, и лозунг, и штык, и кнут.

Гражданин фининспектор, я выплачу пять,
все нули у цифры скрестя!
Я по праву требую пядь
в ряду беднейших рабочих и крестьян.

А если вам кажется, что всего делов —
это пользоваться чужими словесами,
то вот вам, товарищи, мое стило,
и можете писать сами!

В.Маяковский

Длинно, но очень хрошо! И чем-то ассоциируется с песней "Таксмэн".

Привет!

Действительно, хорошо! Родное.

2Verba:

>"Уют жилья, последний ломоть хлеба,
Автор - Борис Смоленский. Здесь можно о нем прочитать
http://www.russianforever.com/stixiya/authors/smolenskij.html

to Mr.Moonlight & all friends:

Мне тоже очень нравится Маяковский.Яркая Личность с трагической судьбой.Что скажете об этой эпиграмме,написанной по следам одного из известнейших стихотворений:

Гандурину

Подняв моих комедий глыбы,
Сидит Главрепертком Гандурин.
А вы ноктюрн сыграть могли бы
На этой треснувшей бандуре?

хорошо в июне месяце
рано поутру повеситься... (эт надо, скорее, в темку про настроение...)

А вот тоже Маяковский


Били копыта,
Пели будто:
- Гриб.
Грабь.
Гроб.
Груб.-
Ветром опита,
льдом обута
улица скользила.
Лошадь на круп
грохнулась,
и сразу
за зевакой зевака,
штаны пришедшие Кузнецким клёшить,
сгрудились,
смех зазвенел и зазвякал:
- Лошадь упала!
- Упала лошадь! -
Смеялся Кузнецкий.
Лишь один я
голос свой не вмешивал в вой ему.
Подошел
и вижу
глаза лошадиные...

Улица опрокинулась,
течет по-своему...

Подошел и вижу -
За каплищей каплища
по морде катится,
прячется в шерсти...

И какая-то общая
звериная тоска
плеща вылилась из меня
и расплылась в шелесте.
"Лошадь, не надо.
Лошадь, слушайте -
чего вы думаете, что вы сих плоше?
Деточка,
все мы немножко лошади,
каждый из нас по-своему лошадь".
Может быть,
- старая -
и не нуждалась в няньке,
может быть, и мысль ей моя казалась пошла,
только
лошадь
рванулась,
встала на ноги,
ржанула
и пошла.
Хвостом помахивала.
Рыжий ребенок.
Пришла веселая,
стала в стойло.
И всё ей казалось -
она жеребенок,
и стоило жить,
и работать стоило.

С 10-го класса помню это непревзойденное стихотворение И.Тургенева. Посвещаю местам, где я родилась и первое время воспитывалась.

...И понемногу начало назад
Его тянуть: в деревню, в темный сад,
Где липы так огромны, так тенисты
И ландыши так девственно душисты,
Где круглые ракиты над водой
С плотины наклонились чередой,
Где тучный дуб растет над тучной нивой,
Где пахнет конопелью да крапивой...
Туда, туда, в раздольные поля,
Где бархатом чернеется земля,
Где рожь, куда ни киньте вы глазами,
Струится тихо мягкими волнами
И падает тяжелый, желтый луч
Из-за прозрачных, белых, круглых туч.
Там хорошо; там только — русский дома;
И степь ему, как родина, знакома;
Как по морю, гуляет он по ней —
Живет и дышит, движется вольней;
Идет себе — поет себе беспечно;
Идет... куда? не знает! бесконечно
Бегут, бегут несвязные слова...
Приподнялась уж по следу трава...
Ему другой вы не сулите доли —
Не хочет он другой, разумной воли...

Сколько же любителей Маяковского,оказывается :)))) А мне несколько лет назад говорили,что он ниокму сейчас не нужен.Очень-очень рада,спасибо вам всем огромное,друзья-битломаны. :))) А вот ещё Маяковский.Очень уж мне это стихотворение у него нравится:

Военно-морская любовь.

По морям играя носится
С миноносцем миноносица.

Льнёт, как будто к мёду осочка,
К миноносцу миноносочка.

И конца б не довелось ему,
Благодушью миноносьему.

Вдруг прожектор, вздев на нос очки,
Впился в спину миноносочки.

Как взревёт медноголосина:
”Р-р-р-астакая миноносина!”

Прямо ль, влево ль, вправо ль бросится,
А сбежала миноносица.

Но ударить удалось ему
По ребру по миноносьему.

Плач и вой морями носится:
Овдовела миноносица.

И чего это несносен нам
Мир в семействе миноносином?