Любимые стихи

А. Кушнер

* * *
Однажды на вырицкой даче, в компании шумной,
Я был поражен приоткрывшимся видом на реку,
С какой-то неслыханной грацией полубезумной
Лежавшей внизу и смотревшей в глаза человеку,
Как будто хозяин держал у себя под обрывом
Туманную пленницу в тайне от всех, за кустами,
Турчанку, быть может, и прятал глаза, и счастливым
Был, и познакомить никак не хотел ее с нами.

Поэтому в дом пригласил и показывал комнат
Своих череду затененных, с кирпичным камином:
"Легко нагревается и хорошо экономит
Дрова", и вниманье привлечь к полутемным картинам
Хотел, и на люстре дрожали густые подвески,
И плотными шторами окна завешены были,
Вином угощал нас, чтоб мы позабыли о блеске,
Мерцанье в саду - и его ни о чем не спросили.

Вот ещё стихотворение Николая Гумилёва из той же кники, что и "Деревья".

Поражает мистическое предвидение своей судьбы...

РАБОЧИЙ

Он стоит пред раскаленным горном,
Невысокий старый человек.
Взгляд спокойный кажется покорным
От миганья красноватых век.

Все товарищи его заснули,
Только он один еще не спит:
Все он занят отливаньем пули,
Что меня с землею разлучит.

Кончил, и глаза повеселели.
Возвращается. Блестит луна.
Дома ждет его в большой постели
Сонная и теплая жена.

Пуля, им отлитая, просвищет
Над седою, вспененной Двиной,
Пуля, им отлитая, отыщет
Грудь мою, она пришла за мной.

Упаду, смертельно затоскую,
Прошлое увижу наяву,
Кровь ключом захлещет на сухую,
Пыльную и мятую траву.

И Господь воздаст мне полной мерой
За недолгий мой и горький век.
Это сделал в блузе светло-серой
Невысокий старый человек.

А это "мой" Гумилёв:

ШЕСТОЕ ЧУВСТВО.

Прекрасно в нас влюблённое вино,
И добрый хлеб, что в печь для нас садится,
И женщина, которою дано,
Сперва измучившись,нам насладиться.

Но что нам делать с розовой зарёй
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой,
Что делать нам с бессмертными стихами?

Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.
Мгновение бежит неудержимо,
И мы ломаем руки, но опять
Осуждены идти всё мимо, мимо.

Как мальчик, игры позабыв свои,
Следит порой за девичьим купаньем
И, ничего не зная о любви,
Всё ж мучится таинственным желаньем.

Как некогда в разросшихся хвощах
Ревела от сознания бессилья
Тварь скользкая, почуя на плечах
Ещё не появившиеся крылья,-

Так век за веком - скоро ли, Господь?-
Под скальпелем природы и искусства
Кричит наш дух, изнемогает плоть,
Рождая орган для шестого чувства.

Овевает наш осиновый, пошехонский мезозой,
Ветер, пахнущий резиною да просоленной кирзой.
И один, как воин во поле (просто Гамлет, и пи...дец),
Тщетно жду я вокса попули. «Жизнь прожить – не поле…» etc.
Работёнка, скажем, та ещё, а за вредность ни фига.
Мне бы, Господи, товарища. На худой конец, врага.
Строем хоть на вилы чортовы, хоть зелёнкой мазать лоб –
Дай мне, Боже, грудь четвертого, на него равняться чтоб!
Дай мне чувство локтя вострого, чтоб пробило до кишок,
Завалящего апостола, понимания чуток.
Я устал бродить по улице до рассвета пьяным в дым
(Одиночество врачуется только крепким и двойным...)
Этот путь – в водицу Летину. Канем скоро, но допрежь
Отломившейся штакетиной я повис, являя брешь
В частоколе мироздания, оттого, чужим на страх,
Словно Рэмбо партизаню я во культурных ебенях.
И грущу на кухне в тельнике, ибо, как всегда красна,
Началась весна по телику вечно грязного окна.
Так помоем! Скинем валенки, выйдем к людям и т.п.
И Шойгу спасет нас, маленьких, задохнувшихся в толпе.

Дмитрий Маслов

Редьярд Киплинг

(Перевод К. Симонова)

ДУРАК

Жил-был дурак. Он молился всерьез
(Впрочем, как Вы и Я)
Тряпкам, костям и пучку волос -
Все это пустою бабой звалось,
Но дурак ее звал Королевой Роз
(Впрочем, как Вы и Я).

О, года, что ушли в никуда, что ушли,
Головы и рук наших труд -
Все съела она, не хотевшая знать
(А теперь-то мы знаем - не умевшая знать),
Ни черта не понявшая тут.

Что дурак растранжирил, всего и не счесть
(Впрочем, как Вы и Я) -
Будущность, веру, деньги и честь.
Но леди вдвое могла бы съесть,
А дурак -на то он дурак и есть
(Впрочем, как Вы и Я).

О, труды, что ушли, их плоды, что ушли,
И мечты, что вновь не придут,-
Все съела она, не хотевшая знать
(А теперь-то мы знаем - не умевшая знать),
Ни черта не понявшая тут.

Когда леди ему отставку дала
(Впрочем, как Вам и Мне),
Видит Бог! Она сделала все, что могла!
Но дурак не приставил к виску ствола.
Он жив. Хотя жизнь ему не мила.
(Впрочем, как Вам и Мне.)

В этот раз не стыд его спас, не стыд,
Не упреки, которые жгут,-
Он просто узнал, что не знает она,
Что не знала она и что знать она
Ни черта не могла тут.

Лорд Эльдон, прекрасно! Лорд Райдер, чудесно!
Британия с вами как раз процветет.
Врачуйте ее, управляя совместно,
Заранее зная: лекарство убьет!
Ткачи, негодяи, готовят восстанье,
О помощи просят. Пред каждым крыльцом
Повесить у фабрик их всех в назиданье!
Ошибку исправить - и дело с концом,
В нужде, негодяи, сидят без полушки.
И пес, голодая, на кражу пойдет.
Их вздернув за то, что сломали катушки,
Правительство деньги и хлеб сбережет,
Ребенка скорее создать, чем машину,
Чулки - драгоценнее жизни людской
И виселиц ряд оживляет картину,
Свободы расцвет знаменуя собой
Идут волонтеры, идут гренадеры,
В походе полки... Против гнева ткачей
Полицией все принимаются меры,
Двумя мировыми, толпой палачей.
Из лордов не всякий отстаивал пули;
О судьях взывали. Потраченный труд!
Согласья они не нашли в Ливерпуле...
Ткачам осуждение вынес не суд,
Не странно ль, что, если является в гости
К нам голод и слышится вопль бедняка.
За ломку машины ломаются кости
И ценятся жизни дешевле чулка?
А если так было, то многие спросят;
Сперва не безумцам ли шею свернуть,
Которые людям, что помощи просят,
Лишь петлю на шее спешат затянуть?
(с)
Джордж Ноэл Гордон Байрон

Редьярд Киплинг

ИЗГОИ

За темные делишки,
За то, о чем молчок,
За хитрые мыслишки,
Что нам пошли не впрок,
Мишенью нас избрали
Параграфы статей -
И поманили дали
Свободою своей.

Нет, нас не провожали,
Не плакали вослед;
Мы смылись, мы бежали -
Мы заметали след
От наших злодеяний,
А проще - наших бед
За нами - каталажка,
Пред нами - целый свет

Ограбленные вдовы
И сироты купцов
За нами бестолково
По свету шлют гонцов;
Мы рыщем в океане,
Они - на берегу.
И это христиане,
Простившие врагу!

Но вдосталь, слава богу,
На свете славных мест,
Куда забыл дорогу
Наш ордер на арест;
Но есть архипелаги,
Где люди нарасхват,
А мертвые бумаги
Туда не допылят.

Там полдень - час покоя,
Там ласков океан,
Дворцовые покои,
И в них журчит фонтан
Никто здесь не посмеет
Прервать полдневный сон,
Покуда не повеет
Прохладой из окон.

Природа - загляденье,
Погода - первый сорт,
И райских птичек пенье,
И океанский порт.
И праздник, оттого что
Раз в месяц круглый год
Привозит нашу почту
Британский пароход.

Мы поджидаем в баре
Прибывших бедолаг -
Не чопорные баре,
Но парни самый смак.
Мы важно тянем виски
И с помом, и с самим,
Но на борт - он английский!
К ним в гости не спешим.

А ночью незаконно
Мы в Англии своей -
С князьями Альбиона
Знакомим дочерей,
И приглашают лорды
На танец наших жен,
Мы сами смотрим гордо,
Покуда... смотрим сон.

О боже! Хоть понюшку
Нам Англии отсыпь -
Ту грязную речушку,
Ту лондонскую хлипь,
Задворки, закоулки
И клочья тощих нив...
А как там Лорд - Уорден?
А как там наш Пролив?

Как-то в литерном квартале «Б»,
о подагре и ценах толкуя,
пособляя тростями ходьбе,
семь старух хоронили восьмую.

Был тот день в октябре не то чтоб
и морозным, но ветреным, стылым.
И смущался молоденький поп,
что кадить не хотело кадило.

Разожгли, наконец, помолясь,
и искать адресата взлетела
с белым дымом славянская вязь,
отделяючи дело от тела.

И пошли, будто норны из тьмы,
семь старух караулом почетным.
Два венка – от подруг и кумы,
да гвоздики, подбитые четно.

И крутились молитвам вдогон
жизней сыгранных главные сцены -
как на свадьбах гремел Мендельсон,
но потом зарядили Шопены…

Я глядел на них, пьяный бирюк,
всеми принятый, брошеный всеми
в доме старом, где окна на юг,
а глаза почему-то на север.

Был я пуст, будто кто-то большой
жёлтым ногтем нажал мне на «выкл»,
и сюжета искал за душой,
и метафору штатную мыкал.

И казалось, отсюда до звезд
не придумаешь участи гаже,
чтоб такая компания в хвост
забрела эскадрилией вражьей.

И почудилось - также вот-вот
мне сочтут они кредит и дебет,
и как семечку вылущив от
мясо-костного тлена отделят.

На балконе мусоля бычок,
по вине «Главспиртреста» синея,
я шептал им: «Постойте чуток…
я успею еще… я сумею..»

Всё шепчу. А они за спиной.
В путь, похоже, собрались старухи.
Может, я безнадежно немой.
Ну а может, они уже глухи.

Дмитрий Маслов

Male aria

Федор Тютчев

Люблю сей божий гнев! Люблю сие незримо
Во всем разлитое, таинственное Зло —
В цветах, в источнике прозрачном, как стекло,
И в радужных лучах, и в самом небе Рима!

Все та ж высокая, безоблачная твердь,
Все так же грудь твоя легко и сладко дышит,
Все тот же теплый ветр верхи дерев колышет,
Все тот же запах роз... и это все есть Смерть!..

Как ведать, может быть, и есть в природе звуки.
Благоухания, цветы и голоса —
Предвестники для нас последнего часа
И усладители последней нашей муки, —

И ими-то Судеб посланник роковой,
Когда сынов Земли из жизни вызывает,
Как тканью легкою, свой образ прикрывает...
Да утаит от них приход ужасный свой!..

(с) Ф. Тютчев

- Что ты делаешь, птичка, на черной ветке,
оглядываясь тревожно?
Хочешь сказать, что рогатки метки,
но жизнь возможна?
- Ах нет, когда целятся из рогатки,
я не теряюсь.
Гораздо страшнее твои догадки;
на них я и озираюсь.
- Боюсь, тебя привлекает клетка,
и даже не золотая.
Но лучше петь сидя на ветке; редко
поют, летая.
- Неправда! Меня привлекает вечность.
Я с ней знакома.
Ее первый признак - бесчеловечность.
И здесь я - дома.

Иосиф Бродский

Налегай на весло, неудачник!
Мы с тобою давно решены, -
Жизнь похожа на школьный задачник,
Где в конце все ответы даны.

Но ещё до последней страницы
Не дошли мы, не скрылись во мгле,
И поют нам весенние птицы
Точно так же, как всем на земле.

И пока нас последним отливом
Не утянет на тёмное дно,
Нам не меньше, чем самым счастливым,
От земли и от неба дано.

Вадим Шефнер, 1968

Что предание говорит?
Прежде Евы была Лилит.

Прежде Евы Лилит была
Та, что яблока не рвала,-

Не женой была, не женой,-
Стороной прошла, стороной.

Не из глины, не из ребра -
Из рассветного серебра.

Улыбнулась из тростника -
И пропала на все века.
………….
Улетающие журавли
Прокурлыкали над рекой,
Электричка прошла вдали -
И опять на земле покой.

На рыбалке Адам сидит,
Сквозь огонь в темноту глядит.

Кто там плачет в костре ночном,
Косы рыжие разметав?
Кто грустит в тростнике речном,
Шелестит в осенних кустах?

Кто из облака смотрит вниз,
Затмевая красой луну?
Кто из омута смотрит ввысь
И заманивает в глубину?

Никого там, по правде, нет,-
Только тени и лунный свет.

Не женой была, не женой,-
Стороной прошла, стороной.

Никогда не придёт Лилит,
А забыть себя не велит.

© Вадим Шефнер

О женщине Грузии дальней
Поведал мне мудрый поэт.
О песне простой и печальной,
Такой, что печальнее нет.

Я думал: поэт воспевает,
Живя от столицы вдали…
Но женщин таких не бывает
У нашей холодной земли…

Откуда походка газели?
И что это значит – «газель»?
Друзья на девчонок глазели, -
И я вместе с ними глазел!

Что только Природа не знает!
Чего только в ней не нашли!..
Но женщин таких не бывает
У нашей холодной земли…

Откроешь другого поэта –
там тоже грузинка–княжна,
Вдали от столичного света,
Как ангел – верна и нежна…

Поэт от меня не скрывает,
Что только поэты могли!
Но женщин таких не бывает
У нашей холодной земли…

Я был у предгорий Кавказа,
Гулял по проспектам Москвы,
Но все же не видел ни разу
другую такую, как Вы…

Сидите со мною – живая! –
И глупая мысль пронеслась:
Ведь женщин таких не бывает!
Откуда же эта взялась?..

Александр Суханов

В надменных женщинах востока...

Вадим Певзнер

в надменных женщинах востока
есть замечательное свойство
оно написано в законе
и не прибавить ничего

они влюбляются до смерти
они не думают о жизни
и вот тогда когда все поздно
еще не поздно ничего

еще не поздно стать пророком
на этой ниве мало счастья
однако дует дальний ветер
и намечается амбьянс

она не хочет то что хочет
в ней столько шарма и соблазна
но выползает змей зеленый
и предлагает моветон

а он бежит от наслаждений
а он конечно не от мира
однако если это вечность
то в ней присутствует вопрос

а ей все хочется по правде
а правды нету как известно
и все что было гениально
матерьлизуется в него

в дали сверкает черный месяц
над садом дует вечный ветер
но говорят еще не поздно
и даже слышны голоса

в саду где столько коронаций
еще не видно инкарнаций
а мы сидим на новом стуле
предпочитая то что есть

но если будет то что будет
тогда не надо то что надо
тогда уж лучше то что хуже
хотя и это все одно

а он мятежный ищет бури
как будто в бури много дури
в начале было только слово
да и оно не для ушей

в начале было только слово
в начале было много кайфа
на черной форточке экрана
на белой книжке тишины

когда б не взгляды и намеки
когда б не модные пороки
когда б не старые пророки
мы не придумали б кино

а в этой милой атлантиде
уже готовятся для смерти
но ей не надо приговоров
она развалится сама

а мы станцуем после смерти
а мы откроем новый праздник
и как написано в законе
экспроприируем ребро

а мы найдем такое место
где не бывает то что будет
где нету разницы менталов
а только разница полов

в надменных женщинах востока ---

(Приблиз. 1986)

Семен Кирсанов
Ад

Иду
в аду.
Дороги -
в берлоги,
топи, ущелья
мзды, отмщенья.
Врыты в трясины
по шеи в терцинах,
губы резинно раздвинув,
одни умирают от жажды,
кровью опившись однажды.
Ужасны порезы, раны, увечья,
в трещинах жижица человечья.
Кричат, окалечась, увечные тени:
уймите, зажмите нам кровотеченье,
мы тонем, вопим, в ущельях теснимся,
к вам, на земле, мы приходим и снимся.
Выше, спирально тела их, стеная, несутся,
моля передышки, напрасно, нет, не спасутся.
Огненный ветер любовников кружит и вертит,
по двое слипшись, тщетно они просят о смерти.
За ними! Бросаюсь к их болью пронзенному кругу,
надеясь свою среди них дорогую заметить подругу.
Мелькнула. Она ли? Одна ли? Ее ли полузакрытые веки?
И с кем она, мучась, сплелась и, любя, слепилась навеки?
Франческа? Она? Да Римини? Теперь я узнал: обманула!
К другому, тоскуя, она поцелуем болящим прильнула.
Я вспомнил: он был моим другом, надежным слугою,
он шлейф с кружевами, как паж, носил за тобою.
Я вижу: мы двое в постели, а тайно он между.
Убить? Мы в аду. Оставьте у входа надежду!
О, пытки моей беспощадная ежедневность!
Слежу, осужденный на вечную ревность.
Ревную, лететь обреченный вплотную,
вдыхать их духи, внимать поцелую.
Безжалостный к грешнику ветер
за ними волчком меня вертит
и тащит к их темному ложу,
и трет меня об их кожу,
прикосновенья - ожоги!
Нет обратной дороги
в кружащемся рое.
Ревнуй! Эти двое
наказаны тоже.
Больно, боже!
Мука, мука!
Где ход
назад?
Вот
ад.

Как женщина пожившая, но все же
Пленительная в устали своей,
Из алых листьев клена взбила ложе
Та, кто зовется Грустью у людей...

И прилегла - и грешно, и лукаво
Печалью страсти гаснущей влеча.
Необходим душе моей - как слава! -
Изгиб ее осеннего плеча...

Петь о весне смолкаем мы с годами:
Чем ближе к старости, тем все ясней,
Что сердцу ближе весен с их садами
Несытая пустынность осеней...

Игорь Северянин

НА ПОЛЕ ТАНКИ ГРОХОТАЛИ

На поле танки грохотали,
Солдаты шли в последний бой,
А молодого командира
Несли с пробитой головой.

По танку вдарила болванка.
Прощай родимый экипаж.
Четыре трупа возле танка
Дополнят утренний пейзаж.

Машина пламенем объята,
Вот-вот рванет боекомплект.
А жить так хочется ребята.
И вылезать уж мочи нет.

Нас извлекут из-под обломков,
Поднимут на руки каркас,
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас.

И полетят тут телеграммы
Родных и близких известить,
Что сын ваш больше не вернется.
И не приедет погостить.

В углу заплачет мать-старушка,
Смахнет слезу старик-отец.
И молодая не узнает,
Какой у парня был конец.

И будет карточка пылиться
На полке пожелтевших книг.
В военной форме, при погонах,
И ей он больше не жених.

Куклы-гомофобы
Куклы-юдофобы
Мы шагаем жостко
Куклы Холокоста!

О. Чесалыб (с) 2010

"К портрету".

Как мальчик кудрявый, резва,
Нарядна, как бабочка летом;
Значенья пустого слова
В устах ее полны приветом.

Ей нравиться долго нельзя:
Как цепь, ей несносна привычка,
Она ускользнет, как змея,
Порхнет и умчится, как птичка.

Таит молодое чело
По воле - и радость, и горе.
В глазах - как на небе светло,
В душе ее темно, как в море!

То истиной дышит в ней все,
То все в ней притворно и ложно!
Понять невозможно ее,
Зато не любить невозможно!

М. Ю. Лермонтов

Кот и птица

В деревне мрачные лица:
Смертельно ранена птица.
Эту единственную проживающую в деревне птицу
Единственный проживающий в деревне кот
Сожрал наполовину.
И она не поет.
А кот, облизав окровавленный рот,
Сыто урчит и мурлычет… И вот
Птица умирает.
И деревня решает
Устроить ей похороны, на которые кот
Приглашен, он за маленьким гробом идет.
Гроб девочка тащит и громко рыдает.
"О, если б я знал, — говорит ей кот, -
Что смерть этой птицы
Причинит тебе горе,
Я съел бы ее целиком…
А потом
Сказал бы тебе, что за синее море,
Туда, где кончается белый свет,
Туда, откуда возврата нет,
Она улетела, навек улетела,
И ты бы меньше грустила, и вскоре
Исчезла бы грусть
С твоего лица…

Что ни говорите, а всякое дело
Hадо доводить до конца!

Жак Превер