Любимые стихи

Я хочу быть понят моей страной.
А не буду понят - что ж?
Над родной страной пройду стороной,
Как проходит косой дождь.
(С)ВМ

Маленькая планета
Черная бездна…Звездная пыль…
Холодом дышит вечность,
Переплетая сказку и быль,
Миг и бесконечность,
Кто-то когда-то задал маршрут,
Не объяснив секрета,
И совершает неведомый путь
Маленькая планета.


Крутится-вертится шар голубой,
Нас на груди качая.
Крутится-вертится не для того,
Чтоб все начать сначала.


В окружении стаи вездесущих ракет
Так нелегко вращаться,
Все-таки 5 миллиардов лет
Отдано цивилизации.
Мелкою дрожью на полюсах
Дает себе знать усталость,
И застывает вопрос на устах:
А сколько еще осталось?!


Крутится-вертится шар голубой,
Нас на груди качая.
Крутится-вертится не для того,
Чтоб все начать сначала.


Кто-то когда-то задал маршрут,
Не объяснив секрета,
И совершает неведомый путь
Маленькая планета.
На полюсах все сильнее дрожа,
Движется, бедолага,
Тщетно пытаясь нас удержать
От рокового шага.

Игорь Тальков

Вот и все. Смежили очи гении.
И когда померкли небеса,
Словно в опустевшем помещении
Стали слышны наши голоса.

Тянем, тянем слово залежалое,
Говорим и вяло и темно.
Как нас чествуют и как нас жалуют!
Нету их. И все разрешено.
(С)ДС

Эту сказку счастливую слышал
Я уже на теперешний лад,
Как Иванушка во поле вышел
И стрелу запустил наугад.

Он пошел в направленье полета
По сребристому следу судьбы.
И попал он к лягушке в болото,
За три моря от отчей избы.

-Пригодится на правое дело! -
Положил он лягушку в платок.
Вскрыл ей белое царское тело
И пустил электрический ток.

В долгих муках она умирала,
В каждой жилке стучали века.
И улыбка познанья играла
На счастливом лице дурака.


(с) Ю.К.

Истома ящерицей ползает в костях,
И сердце с трезвой головой не на ножах,
И не захватывает дух на скоростях,
Не холодеет кровь на виражах.
И не прихватывает горло от любви,
И нервы больше не в натяжку,- хочешь - рви,-
Повисли нервы, как веревки от белья,
И не волнует, кто кого, - он или я.

Я на коне,-
толкани -
я с коня.
Только "не",
только "ни"
у меня.

Не пью воды - чтоб стыли зубы - ключевой,
И ни событий, ни людей не тороплю, -
Мой лук валяется со сгнившей тетивой,
Все стрелы сломаны - я ими печь топлю.
Не напрягаюсь, не стремлюсь, а как-то так...
Не вдохновляет даже самый факт атак.
Сорвиголов не принимаю и корю,
Про тех, кто в омут головой, - не говорю.

И не хочу ни выяснять, ни изменять
И ни вязать и ни развязывать узлы.
Углы тупые можно и не огибать,
Ведь после острых - это не углы.
Свободный ли, тугой ли пояс - мне-то что!
Я пули в лоб не удостоюсь - не за что!
Я весь прозрачный, как раскрытое окно,
Я неприметный, как льняное полотно.

Не ноют раны, да и шрамы не болят -
На них наложены стерильные бинты!
И не волнуют, не свербят, не теребят
Ни мысли, ни вопросы, ни мечты.
Любая нежность душу не разбередит,
И не внушит никто, и не разубедит, -
А так как чужды всякой всячины мозги,
То ни предчувствия не жмут, ни сапоги.

Ни философский камень больше не ищу,
Ни корень жизни,- ведь уже нашли женьшень!
Не вдохновляюсь, не стремлюсь, не трепещу
И не надеюсь поразить мишень.
Устал бороться с притяжением земли -
Лежу, - так больше расстоянье до петли.
И сердце дергается, словно не во мне, -
Пора туда, где только "ни" и только "не"...

Естественно, (С)ВВ

Не понимать друг друга страшно -
не понимать и обнимать,
и все же, как это ни странно,
но так же страшно, так же страшно
во всем друг друга понимать.

Тем и другим себя мы раним.
И, наделен познаньем ранним,
я душу нежную твою
не оскорблю непониманьем
и пониманьем не убью.
(С)

Природа все учла и взвесила.
Вы, легкодумные стрелки,
Не нарушайте равновесия
И зря не жмите на курки.

Вот кружит ястреб. Вредный вроде бы.
Но пусть летает, невредим:
Кому-то вреден, а природе он
Полезен и необходим.

Ты рай себе уютный выстроил,
Но без тревог не проживешь.
Убьешь печаль — но тем же выстрелом
И радость, может быть, убьешь.
(С)

Нева
Великолепный вид
Иди по головам,
Иди через гранит,
Переступи черту,
Впервые за сто лет
Взгляни на красоту,
Взгляни на этот свет,
Шагая в темноту...


И дождь
Сквозь плащ и капюшон,
И пробегает дрожь,
И страшно, и смешно,
И тесно облакам,
И кругом голова...
По буквам, по слогам
Возьми мои слова
И брось к ее ногам...

Постой,
Преодолевший страх,
Пропавший под водой,
Затерянный в песках,
Нарисовавший круг...
Опять в последний раз,
Неуловим для рук,
Невидимый для глаз,
Я превращаюсь в звук


Сплин

СОРОКОВОЙ ДЕНЬ
Раздвигая колючие стебли,
В полумраке сквозя и светясь
Белым вретищем, в глине и пепле,
Из могилы душа поднялась.

И в холодном нездешнем эфире
Оказалась уже не одна.
И несчастья, что были с ней в мире,
Навсегда позабыла она.

Награжденная райским забвеньем,
По густым невесомым садам
Побрела с разговором и пеньем
Равнодушная к прошлым слезам.

Неужели за все ей награда
Тот заоблачный сад или дом?
Как же мало ей надо, как рада
Поскорее забыть обо всем!

Что ж, условие это прямое
Обязали ее соблюдать,
А иначе, сказали, покоя
И в раю никому не видать.

Но нельзя не томиться живущим,
Не терзаться, не помнить о той,
Что беспамятно бродит по кущам
В синеве просветленно-пустой.

(с) В.Т.

Охальник, но не богохульник,
люблю, как божий дар, багульник,
и ландыши, и васильки,
но ненавижу мочесточный
любой одеколон цветочный,
растливший запах непорочный,
как будто химиостихи.
И больше всех - не понарошке-
люблю цветок простой картошки,
как будто брата своего, -
за дух земной без карамели,
за то, что сделать не сумели
обман хотя бы из него...
ЕЕ

Было так - я любил и страдал.
Было так - я о ней лишь мечтал.
Я ее видел тайно во сне
Амазонкой на белом коне.

Что мне была вся мудрость скучных книг,
Когда к следам ее губами мог припасть я!
Что с вами было, королева грез моих?
Что с вами стало, мое призрачное счастье?

Наши души купались в весне,
Плыли головы наши в огне.
И печаль, с ней и боль - далеки,
И казалось - не будет тоски.

Ну, а теперь - хоть саван ей готовь, -
Смеюсь сквозь слезы я и плачу без причины.
Вам вечным холодом и льдом сковало кровь
От страха жить и от предчувствия кончины.

Понял я - больше песен не петь,
Понял я - больше снов не смотреть.
Дни тянулись с ней нитями лжи,
С нею были одни миражи.

Я жгу остатки праздничных одежд,
Я струны рву, освобождаясь от дурмана, -
Мне не служить рабом у призрачных надежд,
Не поклоняться больше идолам обмана!
ВВ

Играл слепец. Душой владели чары.
Вздымалась грудь – и опускалась вновь.
Смычок, как нож, вонзал свои удары,
И песнь лилась, как льет из раны кровь.

И чудился под стон виолончели
Хор демонов, мятущихся во зле.
Мои мечты к бессмертию летели,
Он звал меня к беззвездной, вечной мгле.

Он звал меня к безумию забвенья,
Где гаснет слез святая благодать.
Гудел смычок. Змея смыкала звенья.
О, дай мне жить! О, дай еще страдать!
МЛ

Я откачалась на трапеции,
К ночному небу прибитой звёздами,
Оттанцевала на канате -
Ах, так и надо, так и надо.

Всё это за мою гордыню мне :
Неповторима я, неподражаема...
Теперь мне будет неповадно -
Ах, так и надо, так и надо.

Я не завяла от отчаянья...
Канаты тоже бы, наверно, лопнули,
И мне тогда их не приладить,
Чтоб так, как надо, так, как надо.

Пусть не разбилась я нечаянно -
Всё, что мне выпало, сродни падению;
Но не ищу я виноватых -
Всё так, как надо, так, как надо.

Моя трапеция качается,
Канаты тёплые там, где держала их.
Ах, я б прошла по кругам ада...
(С)

Шагаю хвойною опушкой,
и улыбаюсь, и пою,
и жестяной помятой кружкой
из родничка лесного пью.
И слушаю, как славка свищет,
как зяблик ссорится с женой,
и вижу гриб у корневища
сквозь папоротник кружевной...
Но дело-то не в певчих птицах,
не в роднике и не в грибе,-
душа должна уединиться,
чтобы прислушаться к себе.
И раствориться в блеске этом,
и слиться с этой синевой,
и стать самой
теплом и светом,
водой,
и птицей,
и травой,
живыми соками напиться,
земную силу обрести,
ведь ей века еще трудиться,
тысячелетия расти.

В.Тушнова

Я поднимаюсь по колючим склонам,
я мну в ладонях пыльный полынок,
пылает бухта синим и зеленым,
кузнечики взлетают из-под ног.

В скользящих бликах света голубого,
на обожженном темени горы,
лепечут листья в рощице дубовой,
жужжат шмели и плачут комары.

Лежу. Гляжу.
Над головою дна нет!
Плывут на север тучи не спеша...
И все мне душу трогает и ранит,
так беззащитна сделалась душа.

Она ликует и пощады просит,
и нет ее смятению конца.
Так, вероятно, света не выносят
глаза у исцеленного слепца.

Всё в первый раз - долины, горы, море,
сухой дубняк, звенящий на ветру...
Вторая жизнь! На радость или горе?
Не все равно ли?
Не боюсь. Беру!

В.Тушнова

Так было, так будет
в любом испытанье:
кончаются силы,
в глазах потемнело,
уже исступленье,
смятенье,
метанье,
свинцовою тяжестью
смятое тело.
Уже задыхается сердце слепое,
колотится бешено и бестолково
и вырваться хочет
ценою любою,
и нету опасней
мгновенья такого.
Бороться так трудно,
а сдаться так просто,
упасть и молчать,
без движения лежа...
Они ж не бездонны -
запасы упорства...
Но дальше-то,
дальше-то,
дальше-то что же?
Как долго мои испытания длятся,
уже непосильно борение это...
Но если мне сдаться,
так с жизнью расстаться,
и рада бы выбрать,
да выбора нету!
Считаю не на километры - на метры,
считаю уже не на дни - на минуты...
И вдруг полегчало!
Сперва неприметно.
Но сразу в глазах посветлело
как будто!
Уже не похожее на трепыханье
упругое чувствую
сердцебиенье...
И, значит, спасенье -
второе дыханье.
Второе дыханье.
Второе рожденье!

В.Тушнова

Дождик сеет, сеет, сеет,
с полуночи моросит,
словно занавес кисейный
за окошками висит.
А в лесу кричат кукушки,
обещают долгий век...
Мне не грустно
и не скучно,
я счастливый человек.
Из раскрытой настежь двери
пахнет глиной и травой.
А кукушкам я не верю,
врать кукушкам
не впервой!
Да и что считать без толку,
лишним годом дорожить?
Ну недолго,
так недолго,
только б счастливо прожить.
Так прожить,
чтоб все, что снится,—
все сбывалось наяву,
так прожить,
чтоб петь как птица...
(с)В.Тушнова

Знаю я бессильное мученье
над пустой тетрадкою в тиши,
знаю мысли ясное свеченье,
звучную наполненность души.
Знаю также быта неполадки,
повседневной жизни маету,
я хожу в продмаги и палатки,
суп варю, стираю, пол мету...
Все-таки живется высоко мне.
Очень я тебя благодарю,
что не в тягость мне земные корни,
что как праздник
праздную зарю,
что утрами с пеньем флейты льется
в жбан водопроводная вода,
рыжий веник светится как солнце,
рдеют в печке чудо-города...
Длится волшебство не иссякая,
повинуются мне
ветер, дым,
пламя, снег и даже сны...
(С)В.Тушнова

Я помню, где-то,
далеко вначале,
наплававшись до дрожи поутру,
на деревенском стареньком причале
сушила я косенки на ветру.

Сливались берега за поворотом,
как два голубо-сизые крыла,
и мне всегда узнать хотелось:
что там?
А там, за ними,
жизнь моя была.

И мерялась, как водится, годами,
и утекали годы, как вода...

Я знаю, что
за синими горами,
и не хочу заглядывать туда.

В.Тушнова