Группа Czerwone Gitary (Червоне гитары) и другие исполнители из стран Восточной Европы

Сценический дебют: «Как я хочу на самом деле»

Она была дочерью железнодорожника Владислава Петрушиньского и Хелены Беньковской. С 1908 года училась в балетной школе при Большом Театре в Варшаве. Псевдоним «Ганка Ордонувна», который придумал Кароль Хануш, она начала использовать, работая танцовщицей в театре «Сфинкс». В 1918 году дебютировала в «Сфинксе», вероятно, песней «Что там говорить» на слова Артура Тура, который годы спустя вспоминал:
Этот дебют оказался неудачным. Единственное, что о нем действительно можно было сказать, так это: „что там говорить”. Я вспоминаю рецензию на эту программу. Один известный и уважаемый критик, чье мнение было в ту пору непререкаемым, писал: „(…) а что касается г-жи Ордонувны, по моему мнению, кошек и детей на сцене показывать не стоит”. Это был, как несложно догадаться, намек на инфантильный вид и в то время еще очень писклявый голос Ордонки. (Артур Тур, «Сорок лет под знаком песни» в: «Дым папиросы, или Воспоминания о сценах, сценках и кабаре» под редакцией Казимежа Рудзкого, Искры, Варшава, 1959).

Через год она выступала в театре «Веселый Улей» в Люблине, где приобрела популярность как исполнительница солдатских песен. Когда Театр закрылся, Ордонувна вернулась в Варшаву. В июне 1919 года она вновь выступала в «Сфинксе», а с августа стала работать в «Мираже».
Ордонувна поет, а в это время в зрительный зал входит солидная (…) дама, подходит к сцене и, движением головы указывая на певицу, громко вопрошает: „А что это за новая задница?!”. Ордонувна замолкает, как громом пораженная. (…) Ситуацию спасает как всегда сохраняющий спокойствие Бочковский. Он представляет Ордонувну эксцентричной (…) поэтессе Зофии Байковской, известной своими остроумными произведениями и сочными высказываниями. Майде выходит с Ордонувной в канцелярию подписать договор, а Хануш открывает Байковской всю правду о проблемах этой начинающей актрисы, возникших после позорного провала провинциального любительского театра. Что тут скажешь, нужно помочь девушке, которая оказалась в отчаянном положении и даже не имеет элементарной крыши над головой (…) В зал возвращается раскрасневшаяся Ордонувна: она получила контракт, аванс и со вторника приступает к репетициям.

— И гнездышко уже нашлось, — говорит Хануш с загадочной улыбкой. Байковская сообщает Ордонувне, что охотно предоставит ей жилье. (…) Просторная квартира в высоком доме на улице Кошиковой, 50, устроена старомодно, но в артистическом духе. В большой гостиной с люстрой висят картины польских художников и семейные портреты, на фортепиано стоят в рамках фотографии актрис и актеров с подписями „Любимой Байкосе”. Ордонувна читает благодарственные надписи за стихотворение, за песню или за поддержку и понимает, что эта странная писательница с несдержанным языком и золотым сердцем наверняка и для нее сделает немало.
(Тадеуш Виттлин, «Певица Варшавы. Ганка Ордонувна и ее мир», Издательство «Полония», Варшава, 1990).

Благодаря протекции поэтессы 21 июля 1920 года она впервые выступила в знаменитом впоследствии кабаре «Qui Pro Quo», с которым были связаны почти десять лет ее жизни (1922–1931). Туда Ордонувна перешла из кабаре «Станчик».

В конце программы в „Станчике” начала свое выступление одна из самых одаренных эстрадных исполнительниц — Ганка Ордонувна, которая, хотя и далека еще от пика своей формы, уже продемонстрировала яркий талант»
(Валерий Ястшембец-Рудницкий, «Станчик – политическое кабаре» в: «Дым папиросы, или Воспоминания о сценах, сценках и кабаре» под редакцией Казимежа Рудзкого, Искры, Варшава, 1959).

Под крыльями Яросы: «По первому знаку»

Ганка Ордонувна, реп. Петр Мечик/ Forum

Огромную роль в творческом развитии Ордонувны сыграл Фридерик Яросы. Под его руководством она выработала свой неповторимый стиль, стала зрелой артисткой. Яросы «зажег» и другие звезды, в числе которых Стефания Гурская, Зофия Терне, Лена Желиховская.

Именно он благодаря определенным свойствам своего характера мог работать со всеми и для всех. После первых успехов Ордонки, которой в Qui Pro Quo никто из художественных руководителей театра не занимался ни с точки зрения репертуара, ни что касается интерпретации произведений, к нему начали тянуться все работающие там артисты. Он вызывал доверие, у него для каждого находилось время, он умел слушать и высказывать критические оценки так, что даже самые капризные звезды соглашались на тактично предложенные изменения в интерпретации текста. (Анна Мешковская, «Я Яросы! Всегда все тот же…», Муза СА, Варшава, 2008).

Благодаря Яросы Ганка Ордонувна, «щедро дарящая публике свои соблазнительные прелести», как написал в 1924 году один из рецензентов, перестала быть т.н. «нагисткой» (т.е. топлесс-танцовщицей) и стала звездой. Спустя пять лет она достигла пика карьеры.

Иного рода талант был у Ганки Ордонувны. Каждая ее песня была продумана до мельчайших подробностей. Она была наделена милым, не сильным, но хорошо поставленным голоском, но в определенный период своей карьеры она его испортила, тем более, что у нее всегда были слабые легкие (…). Остался ее удивительный диапазон: очень глубокие низы и тонкие, по-детски высокие тона. Поэтому она пела свои песни в необычной, только для нее характерной манере. С низких, полных лиризма тонов она стремительно переходила в звучащие по-детски верхние реестры. Отсюда странные голосовые интервалы от грубоватого низа в тонюсенькую высь: поэтому исполнение каждой песни было специфичным, в буквальном смысле слова неповторимым, и при этом настолько яркими, что тогдашние молоденькие певицы невольно стали ей подражать.

(Людвик Семполиньский, «Мои воспоминания о кабаре» в: «Дым папиросы, или Воспоминания о сценах, сценках и кабаре» под редакцией Казимежа Рудзкого, Искры, Варшава, 1959).

Когда на сцене легендарного Qui Pro Quo она исполнила неизвестное ранее ритмичное танго «Улочка в Барселоне», публика была в восторге. Польский текст вместе с пластинкой Ордонке подарил тайный поклонник ее таланта, аристократ Михал Тышкевич, который вскоре стал ее мужем.
«Я знаю улочку в Барселоне,/ Что пахнет цветущими яблонями,/ Я очень люблю ходить по ней,/ Когда меня уже утомит шум центра города…»

Я до сих пор отчетливо слышу каждую интонацию ее незабываемого голоса, его неожиданные изломы и внезапные ферматы. Я до сих пор вижу ее тонкие белые танцующие руки, живущие своей собственной жизнью, которыми она умела досказать все то, чего недоставало в тексте песни. Явления уровня Ордонки на сцене польского кабаре не было ни до, ни после нее. Выступление Ордонки — обычно она выступала два раза за вечер — это был момент, когда мой экстаз доходил до максимума. (…) Важно то, что благодаря ее великому искусству мне посчастливилось переживать такое глубокое волнение, какого я никогда до этого в кабаре не переживал. И не только оттого, что мне уже никогда не будет снова шестнадцати лет. Точно не только оттого.


Я до сих пор отчетливо слышу каждую интонацию ее незабываемого голоса, его неожиданные изломы и внезапные ферматы. Я до сих пор вижу ее тонкие белые танцующие руки, живущие своей собственной жизнью, которыми она умела досказать все то, чего недоставало в тексте песни. Явления уровня Ордонки на сцене польского кабаре не было ни до, ни после нее. Выступление Ордонки — обычно она выступала два раза за вечер — это был момент, когда мой экстаз доходил до максимума. (…) Важно то, что благодаря ее великому искусству мне посчастливилось переживать такое глубокое волнение, какого я никогда до этого в кабаре не переживал. И не только оттого, что мне уже никогда не будет снова шестнадцати лет. Точно не только оттого

На концертах: «Я пою песни»

В репертуаре Ганки Ордонувны были также еврейские песни. Ее версии Mein Jidische Mame, «Евреев из Йемена» и «Старой песни» звучали с необычайной силой и выразительностью.

Еврейский фольклор представила в кабаре на улице Сенаторской Ганка Ордонувна. Это были песни в обработке Хемара. Их тексты хранятся в собраниях Библиотеки Ягеллонского университета в Кракове. Чтение этих литературных безделиц убеждает в том, что они не имели ничего общего с шмонцесом. Они выражали интерес к еврейской культуре во всей ее уникальности (Томаш Мощцицкий, «Любимый старый балаган. Театр Qui Pro Quo» LTW, Ломянки 2008.

После закрытия Qui Pro Quo певица не связывала себя постоянными обязательствами ни с одним театром. С 1931 года она выступала с сольными концертами во многих городах Польши и ездила в зарубежные турне.


Актеры Qui Pro Quo, которые спустя десятилетия издавали свои воспоминания об этом театре, несколько сгладили острые углы, подретушировали черты характера своих коллег, великодушно закрывая глаза на их слабости и недостатки. Но ведь по сцене Qui Pro Quo ходили вовсе не идеальные люди. Тадеуш Виттлин, который написал биографию Ганки Ордонувны, изобразил ее чуть ли не ангелицой. Ее бывшие коллеги по театральному цеху также характеризовали ее весьма положительно. Но эта самая Ордонка, если верить Зиминьской, отобрала у нее (прикрываясь Яросы) одну из песен.

Другой образ „ангелоподобной” Ордонувны представила Толя Кориан (…) „Сразу после начала сезона какая-то „добрая душа” шепнула мне, что меня взяли всего лишь в качестве „кнута” для Ордонки и еще одной звезды, чтобы показать им, что в запасе у руководства уже есть новая поросль. Яросы и Тувим испытывали ко мне симпатию, что неизбежно вызывало враждебное отношение ко мне девушек. Ордонка просто являлась в то время, которое было отведено мне для репетиций, и лишала меня не только сцены, но и аккомпаниатора.
(Томаш Мощцицкий, «Любимый старый балаган. Театр Qui Pro Quo» LTW, Ломянки 2008).

30-е годы: «Счастье улыбается только раз»

Ганка Ордонувна, примерно 1936 г., фото: Бенедикт Ежи Дорыс/Национальная библиотека (Polona)

В 1931 году Ордонка стала женой графа Михала Тышкевича. Несмотря на новый статус, она по-прежнему работала в кабаре и ездила верхом в цирковом ревю. Когда директором Городского театра им. Словацкого в Кракове был Юлиуш Остерва, Ордонувна выступала на его сцене в драматических ролях.
Желая любой ценой уговорить Ордонку делать карьеру в театре (а точнее говоря, в „Редуте”), Остерва действительно поставил ее в сложное, заранее проигрышное положение. Зрители ни на минуту не забывали об эстрадном происхождении актрисы. И в «Эросе и Психее», и в «Двенадцатой ночи», где Виола пела одну из песен Шута, публика прямо во время представления вызывала ее на бис. Рассказывают, что контакт со зрителями у нее был сильнее, чем с партнерами по сцене. Писали, и совершенно справедливо, что Остерва, заставив ее играть на сцене, навредил и ей, и театру. Сама певица прекрасно понимала, в какой ситуации оказалась. После очередного спектакля «Птица» по Шанявскому между ней и Остервой произошел крупный скандал. Она хотела (и великолепно умела) сама руководить своей карьерой. Вскоре после этого пан Юлиуш отправил письма своей подруги ее мужу — графу Тышкевичу.
(Диана Поскута-Влодек, «Каждый день повторяется игра… Театр им. Юлиуша Словацкого в Кракове 1893-1993», издательство Государственного Театра им. Юлиуша Словацкого, Краков, 1893-1993).

Ордонувна выступала на сценах «Банды» (1932–1933), «Большого Ревю» (1935–1936) и «Варшавского цирюльника» (1936–1937).
В Варшаве она жила с самого рождения, сначала с семьей на Воле, потом непродолжительное время одна на Повислье (где снимала недорогую, скромную комнату недалеко от театра). Этот район она полюбила и навещала, когда стала славной и богатой. Она любила туда приезжать с очередными спутниками жизни и в их присутствии изображать филантропа — привозила в открытом авто сладости, игрушки, одежду… Одной из семей, которые Ордонувна посещала периодически, было семейство Фиевских, к которой принадлежали ставшие впоследствии знаменитые Тадеуш и его жена Барбара. (Анна Мешковская, «Жила-была песня», Муза, Варшава, 2006).

Она записывала песни для польских отделений ведущих европейских звукозаписывающих студий, в том числе Parlophone, Odeon, Columbia, Syrena–Electro. После войны большая часть записей Ордонувна была издана студией Polskie Nagrania.

Однажды в Варшаву на гастроли приехала певица Мистангент, знаменитая звезда парижских театров. После премьеры состоялся торжественный банкет — с речами, тостами и прочим официозом. В какой-то момент встал Яросы и на прекрасном французском обратился к Мистангент, попросив у нее прощения за то, что скажет свою речь по-польски, поскольку на этом языке ему легче выразить свои чувства. После чего он произнес: «Господа! Чем вы, собственно, так восхищаетесь? Ведь она не стоит и мизинца нашей Ордонки или Погожельской!». Мистангент была весьма тронута и очень сильно аплодировала.(Ежи Юрандот, «История смеха, Искры, Варшава, 1959)

В фильме: «Как папиросный дым»

Феномен Ордонки пытались использовать кинематографисты. Ее дебют пришелся еще на времена немого кино. Неувядающую славу принесло ей исполнение песни «Любовь все тебе простит» («Miłość ci wszystko wybaczy») из фильма «Шпион в маске» 1933 года. Эта песня стала визитной карточкой Ганки Ордонувны.

Из этого же фильма — второй шлягер под названием «По первому знаку».


Другой фильм, «Парад Варшавы» 1937 года, был сборником музыкальных номеров. Режиссер Конрад Том, который язвительно говорил, что Ордонка «поет тремя голосами сразу», не мог не указать ее в титрах.

Ордонувна была известна своей убийственной работоспособностью и феноменальной памятью (она могла выучить наизусть полученный полшестого вечера текст и спеть его спустя два часа), а также мощнейшей интуицией. Отдавая себе отчет в том, что голос никогда не будет самой сильной стороной ее артистического арсенала, она работала над интерпретацией произведения, а также лаконичной хореографией, которая часто ограничивалась знаменитыми движениями ее гибких рук, порой говорившими больше, чем слова песни.

Фрагменты этой хореографии записаны на киноленте, по фильму в «Шпион в маске» можно составить впечатление о том, как Ордонувна двигалась на сцене. Увы, пленка не передает того впечатления, которое она производила на публику. Говорят, что Ордонувна боялась камеры и никогда не была собой на съемочной площадке. Ее стихией был театр. В этом велика заслуга Яросы, который сделал из второразрядной актрисы театра Qui Pro Quo большую звезду — в одном из своих конферансов он сказал, что Иветту Гильбер называют в Париже «французской Ордонкой» (Томаш Мощцицкий, «Любимый старый балаган. Театр Qui Pro Quo» LTW, Ломянки 2008).

В 1937 году Ордонка заболела туберкулезом, однако благодаря активной заботе мужа и врачей ей удалось вылечиться от этого тяжелого заболевания. Восстановив здоровье, она отправилась на гастроли в США, откуда вернулась в Польшу в августе 1939 года.

1 сентября мне позвонила Ганка Ордонувна: «Мечек, — говорила она возбужденным голосом, — идем петь на вокзал раненым солдатам!» (…) на следующий день я отправился (…) на Гданьский вокзал. Через пару минут туда же явилась Ганка Ордонувна. Выглядела она по-военному: мундир цвета хаки, перелина подгальских стрелков, головной убор с пером, а на поясе — кобура с револьвером… Как только на вокзал въехал первый поезд с ранеными, мы стали ходить по вагонам и петь песни. Солдаты, многие перевязанные бинтами, были очень уставшими, но не теряли присутствия духа: «Мы не сдадимся», — восклицали они. Мы с Ганкой Ордонувной пробыли на вокзале несколько часов — и приходили опять еще несколько дней — ожидая прибытия новых поездов в помещении главного военного коменданта станции. Это были мои последние встречи и выступления с Ганкой Ордонувной (она пела свои песни от всего сердца), великолепной артисткой и великим патриотом.
(Мечислав Фогг, «От балды до бельканто», Варшава, 2009).

II Мировая война: «Песня о потерянном сердце»

Несколько первых дней сентября 1939 года Ордонка выступала в театре «Тип-топ». В ноябре 1939 года она была арестована гестапо за протест против показа немецкого фильма об оккупации Варшавы. В феврале 1940 года ее выпустили из тюрьмы благодаря заступничеству мужа, гражданина Литвы (находившийся в родстве с семьей Тышкевичей король Италии Виктор Эммануэль II просил за нее Гитлера). Она уехала в Вильно, который в то время оккупировали литовцы, где первое же ее выступление, состоявшееся в зале Театре на Погулянке, стало манифестацией патриотизма. Там же в период 1940–1941 гг. Ордонувна выступала в Театре «Лютня» и в Польском драматическом театре.

После советской аннексии Литвы НКВД арестовал ее мужа за его политическую деятельность — он от имени Правительства РП в изгнании заботился о польских гражданах в Литве. Тышкевича увезли в Москву, на Лубянку. В это же время советские власти предложили Ордонувне выступить с концертами в Москве. Певица колебалась, но все же приняла это предложение, «от которого нельзя было отказаться», надеясь спасти мужа. Ее выступления в советской столице, которые проходили очень успешно, прервало нападение Германии на СССР.
Ордонувна пыталась вернуться в Вильно. В то же время советские власти склоняли ее принять гражданство СССР. Когда певица отказалась, ее арестовали за… отсутствие гражданства. Ордонувну сослали в город Куйбышев, в совхоз, работать на свиноферме. Из-за плохих бытовых условий вновь вернулась легочная болезнь. После освобождения в результате соглашения Сикорский-Майский (30 июля 1941 года) Ордонувна устроилась в театр, который создавался в польском центре в Отвоцке.

Однако ее очень волновала судьба осиротевших детей польских изгнанников, которых удалось вывезти из СССР, и она занялась организацией помощи этим маленьким скитальцам. В связи с ухудшением состояния здоровья вместе с детьми она была эвакуирована через Бомбей в Бейрут, где ее муж, тоже освобожденный благодаря соглашению Сикорский-Майский, работал в то время в Польском Посольстве.

В 1948 году в Бейруте Ганка Ордонувна издала под псевдонимом Вероника Хорт книгу «Дети-скитальцы», где из множества очень живо написанных детских портретов особенно западает в память пятилетняя Казюня, которая ждет похвалы за то, что ей удалось «украсть немного хлеба и кипятка у одной из бабушек». Девочка была вымышленным сборным персонажем, олицетворяющим собой несколько драматических детских судеб. Эта потрясающая книга, снабженная документальным фотоматериалом и копией рукописи одного из рассказов, описывает эпизод, который кажется незначительным для истории той войны, но очень важен для спасенных.

Сентиментальные связи: «Любовь тебе все простит»

Когда ее бросил актер Юлиуш Сарнецкий, Ордонка пыталась совершить самоубийство, выстрелив в висок. Попытка, к счастью, оказалась неудачной, но от пули у нее остался шрам, который певица скрывала под замысловатыми головными уборами. У нее также были романы с конферансье Фридериком Яросы, режиссером и актером Юлиушем Остервой (тем самым «джентльменом», который после разрыва с ней отправил ее письма мужу), а также с актером Иго Сымом.

Анна Мешковская хранит несколько очень ценных памятных вещей, принадлежавших Ханке Ордонувне, которые ей передал Тадеуш Виттлин. Среди них паспорт, фотографии и фрагменты ее дневника, который она весьма эпизодически вела в 1946-1949 гг. Большие фрагменты этого дневника лично вырезал ножницами ее муж, Михал Тышкевич.

Фридерик Яросы в июне 1960 года, за два месяца до своей смерти, записал в Польском центре в Лондоне передачу-воспоминание для Радио Свободная Европа, в которой обсуждалась изданная в Польше книга «Дым папиросы» под редакцией Казимежа Рудзкого. Беседу вела Теодозия Лисевич.

Т.Л.: Ордонка… Это вы сделали ее знаменитой!
Ф.Я.: Вовсе нет! Знаменитой ее сделал ее огромный талант. И я не вывозил ее в Париж для учебы у Сесиль Сорель, как пишет мой старый друг Тур. Что было общего у Сорель с Ордонкой? Сорель была великой трагической актрисой из Комеди Франсез, и ни я, ни Ордонка ее в глаза не видели. Да, Ордонка выступала в Париже один раз и с большим успехом. В театре Arc-en-Ciel, в Пасси. После ее концерта рецензент «Фигаро» написал: «Если бы родным языком госпожи Ордонки был французский, она завоевала бы мир». Вот, пожалуйста, это вырезка из журнала. Я ее принес специально для вас. (Анна Мешковская, «Жила-была песня», Муза, Варшава, 2006).

В последние годы войны она жила в Палестине, Индии и Сирии. После войны осела в Бейруте. Здесь вместе с Ежи Петербургским она дала свой последний концерт. Тяжело больная туберкулезом, Ордонувна оставила сцену и посвятила себя живописи.

На ее могиле в Бейруте выбита надпись:
Приснопамятная Мария Ханна Тышкевичова
Ганка Ордонувна
Род. 25 IX 1902
Ум. 8 IX 1950
Ты покров мой: Ты охраняешь меня от скорби,
окружаешь меня радостными песнями избавления.
(Псалом 32:7)
Текст для своего надгробия выбрала сама певица.
По инициативе Ежи Вальдорфа в 1990 году ее прах был перевезен в Варшаву и похоронен на Аллее Заслуженных на кладбище Повонзки. В это же году ее имя было присвоено школе № 209 в Варшаве.

Памятная таблица, увековечившая театр Qui Pro Quo и его артистов, установлена на доме по адресу ул. Сенаторская, 29/31 в Варшаве.

[Подзаголовки — названия песен из репертуара Ханки Ордонувны].

Януш Р. Ковальчик

Песни из репертуара Ханки Ордонувны исполняет Ханна Банашак


Miłość ci wszystko wybaczy - Hanna Banaszak

Hanna Banaszak - Na Pierwszy Znak

Uliczka w Barcelonie - Hanna Banaszak

Miłość Ci wszystko wybaczy z filmu

Заключительный фрагмент фильма "Любовь всё прощает". Актрисе Дороте Сталиньской помогает петь Ханна Банашак.

Nikt tylko Ty (CD)

Wykonawca:
Banaszak Hanna

Album Hanny Banaszak „Nikt tylko Ty” to kusząca propozycja wspaniałej muzycznej podróży w czasie. Płyta zawiera piosenki z lat 20. i 30. Usłyszymy m.in.: „Miłość Ci wszystko wybaczy”, „Na pierwszy znak”, „Walczyk lwowski” oraz tytułowy utwór „Nikt tylko Ty”.

Płyta zawiera współczesne wersje szlagierów z okresu międzywojennego, wykonywanych niegdyś m.in. przez Hankę Ordonównę.

Liryka, nostalgia i subtelna erotyka to motywy najczęściej pojawiające się w wybranych przez Hannę Banaszak utworach.






1. Zapomniana Piosenka
2. Zapowiedź
3. Piosenka o Zagubionym Sercu
4. Nie Ma Mowy
5. Miłość Ci Wszystko Wybaczy
6. Zatańczmy Jescze Raz
7. Nie Raz, Nie Dwa, Nie Trzy
8. Bezsenna Noc
9. Na Pierwszy Znak
10. Filozofia Małżeńska
11. Trudno
12. Walczyk Lwowski
13. Mein Idische Mame
14. Szczęście Raz się Uśmiecha
15. Nikt Tylko Ty
16. Uliczka w Barcelonie

2Andrzej Szablewski:

>Miłość Ci wszystko wybaczy z filmu

>Заключительный фрагмент фильма "Любовь всё прощает".
>Актрисе Дороте Сталиньской помогает петь Ханна Банашак.

Эта же песня в исполнении Петра Лещенко:


Петр Лещенко - Всё за любовь я прощаю