Группа Czerwone Gitary (Червоне гитары) и другие исполнители из стран Восточной Европы

В дансингах и на эстрадах, или польские танцплощадки XX века

Bal kostiumowy prasy w Krakowie, 1928, Na zdjęciu: grupa uczestników balu. Widoczny dziennikarz IKC Jan Stankiewicz (pierwszy z prawej), fot. www.audiovis.nac.gov.pl (NAC)
Костюмированный бал прессы в Кракове, 1928 год. На снимке: группа участников бала. Известный журналист IKC Ян Станкевич (первый справа). Фот.: www.audiovis.nac.gov.pl (NAC)

Наше путешествие начнется в 1918 году: обретение Польшей независимости совпало с расцветом ее ночной жизни. Как писал Антоний Слонимский, его поколение «оставило в гардеробе ресторана “Астория” уже несколько поношенный плащ Конрада и уселось за столики, зажив нормальной жизнью нормальной страны».

Рауты и Бал дикарей

Bal kostiumowy prasy w Gdyni. Na zdjęciu: uczestniczka balu pani dyrektorowa Grabowska w nagrodzonym kostiumie Cyganki, 1920, fot. www.audiovis.nac.gov.pl (NAC)
Костюмированный бал прессы в Гдыне. На снимке: участница бала пани Грабовская в отмеченном наградой костюме цыганки, 1920 год. Фот.: www.audiovis.nac.gov.pl (NAC)

Поначалу заведения делали ставку на гастрономическую составляющую, танцы же устраивали лишь во время балов. А таковых в период карнавала бывало множество. Свои балы проводили аристократы, помещики, военные, дипломаты. В моде были и профессиональные балы — например, бал прессы или ПЕН-клуба, а также благотворительные балы.

Пресса в красках описывала «Бал моды», «где нет ничего слишком прекрасного и слишком дорогого для тех, кто веселится на карнавале». О самых красивых нарядах писали журналы, например, «Театр и изящная жизнь» («Teatr i Życie Wytworne»). Эксклюзивные фирмы по производству одежды сражались за право одевать обладательницу титула Королевы моды, ибо мало что еще могло обеспечить столь эффективную рекламу.

В отличие от высших слоев общества с их элегантными раутами, богема делала ставку на спонтанность, изобретательность и карнавальные перевоплощения, окутанные парами абсурда и водки. «Оставьте дома фраки и подтяжки, наряд — какой угодно, а главное — бутылки», — гласила афиша бала Byczybal literancki (букв. «Литературный бал быков») в краковском артистическом кафе «Яма Михалика». Помимо уже упомянутых развлечений, гвоздем программы был джаз и футуристические декорации. Гостя, случайно попавшего на такой бал в пиджаке или, того хуже, в смокинге, ждало наказание: пиджак выворачивали наизнанку, рубашку и лицо разрисовывали, а в волосы втыкали перья или другие украшения.

Краковская Академия изящных искусств устраивала «Бал дикарей», завсегдатаи которого переодевались в одежды экзотических племен. В Варшавской Академии изящных искусств ежегодно проводился шумный «Бал старьевщиков». Вот как об одном из них рассказывал писатель Ярослав Ивашкевич:
«Я придумал себе костюм “искателя жемчуга”. Ванда Теляковская говорит, что я был совершенно голый, но это неправда — обнаженными у меня были только плечи. А все остальное прикрыто густой сеткой из искусственных жемчужин».

Со временем начали появляться специальные танцевальные заведения. Культовым местом межвоенного периода стала варшавская «Адрия», открывшаяся в 1929 году.

В подвальном этаже размещался танцевальный зал на 1500 человек с вращающимся танцполом и двумя барами. Там по очереди играли «три первоклассных оркестра — настоящий аргентинский, джаз-банд и салонный». Добавьте сюда «большой кофейный зал (на 300 человек) в венском стиле (…), отделенный живой изгородью из цветущих кактусов от первого в Варшаве зимнего сада под стеклянной крышей. Множество цветущих растений, диковинные птицы, прекрасный фонтан, отделанный мрамором, приглушенный свет...» — так описывал это заведение еженедельник Świat.

В рабочих кварталах были свои заведения и свои развлечения. В Варшаве летом устраивали танцы na dechach (пол. «на эстраде»), например — в Селецком и Пражском парках, а также на пляжах на обоих берегах Вислы. Платили не за вход, а за каждый танец. Однако зимой тоже нужно было где-то развлекаться. Станислав Гжесюк в своих воспоминаниях «Босиком, но со шпорами» (Boso, ale w ostrogach) описывал танцплощадку Общества друзей Чернякова, известную на весь район Дольны Мокотов. Вечеринки проходили по неписаным правилам, и горе тому «городскому простофиле», который по незнанию их не соблюдал:
«Пар не было. Каждый мог танцевать с любой девушкой. Женщин было меньше, поэтому обычным делом было “отбить” партнершу во время танца. (…) Не отдашь — будь уверен, что скандала не избежать».

Не обходилось без танцев и на курортах, в том числе и в польской курортной столице — Закопане. В каждом уважающем себя закопанском дансинге «пронзительный джаз-банд заводил собравшиеся в центре зала танцующие пары». В летний сезон там гастролировали лучшие музыкальные коллективы Второй Речи Посполитой: оркестры Красиньского и Каташека, Эдди Рознера, Фреда Мелодиста или группа «Jolly Boys». Танцплощадки трещали по швам, когда на них отплясывали чарльстон, фокстрот, ламбет-уок, шимми.

Вот как вспоминал безумные закопанские ночи Витольд Гомбрович:
«Рассвет. Пары не желают останавливаться, продолжают танцевать, хотя музыка уже умолкает (…) Но вот вечеринка заканчивается, джазбандисты убирают инструменты, люди одеваются у выхода, надевают пальто, калоши, как вдруг что-то снова увлекает их, они вновь кружатся в танце, музыка снова неистовствует, развеваются пальто и шарфы. Такого безудержного веселья, какое порой царило до утра в закопанских заведениях, мне не приходилось видеть больше нигде».

Развлечения «nur für Polen»

Lokale rozrywkowe w Zakopanem. Na zdjęciu: Para tańcząca na dancingu. W głębi goście siedzący przy stolikach, 1932, fot. www.audiovis.nac.gov.pl (NAC)
Клуб развлечений в Закопане. На фото: Танцующая пара. В глубине — гости, сидящие за столиками, 1932. Фото: www.audiovis.nac.gov.pl (NAC)

Писатель Казимеж Брандыс вспоминал, что в первые сентябрьские дни 1939 года единственным изменением в жизни варшавских заведений было то, что их посетители носили с собой противогазы. Певица Вера Гран рассказывала:
«В первый день этой военной катавасии я была уверена, что в кафе не будет ни души. Но зал был набит битком! Несмотря на то что уже ввели обязательное затемнение, а город замирал рано, потому что трамваи отправлялись в депо в 10 вечера, у нас постоянно бывали толпы, и так продолжалось до последнего дня моих выступлений».

После сентябрьской кампании немецкие власти Генерального Губернаторства разделили все кафе на «nur für Deutsche» и «nur für Polen». Поначалу кафе существовали даже на территории гетто. Самым известным из них было кафе Sztuka, где пел среди прочих Анджей Власт, а аккомпанировал ему Владислав Шпильман.

Довольно скоро выяснилось, что немцам не удается соблюдать ими же введенные ограничения. Благодаря предприимчивости поляков бары для местного населения — по мысли оккупантов, места второго сорта — зачастую оказывались оснащены лучше, чем офицерские клубы. Оккупанты посещали их также в надежде на женское общество. Недовольство присутствием немцев на танцплощадках описывал писатель и певец Станислав Гжесюк:
«Было приятно выйти в город, чтобы немного потанцевать. (…) Фрицы действуют мне на нервы. Слишком много их ходит по городу. Чтобы потанцевать, нужно что-то выпить, а если я буду под мухой, то дело может дойти и до драки».

В соответствии с распространенным лозунгом «только свиньи сидят в кино, а свиньи побогаче — в театре» местное население бойкотировало немецкие увеселительные мероприятия. Кафе оставались одним из немногочисленных развлечений в военной действительности. Шумные празднества устраивались после известий о поражениях немцев: после Сталинградской битвы, вступлении в войну США, высадке союзников в Нормандии. С другой стороны, в дни важных польских государственных праздников (например, 11 ноября) или после известий о массовых казнях польские кафе в знак солидарности закрывались.
Собственные заведения открывали люди различных профессий. Например, на Аллеях Иерусалимских на втором этаже бывшей квартиры аристократа расположились безработные артисты, открыв бар под названием «Бар у бродяг» (Gospoda u włóczęgów).

«Это был наполовину ресторан и бар, наполовину кабаре. Оркестр из восьми человек играл традиционные шлягеры. Еду разносили бывшие театральные актрисы, балерины, певицы», — пишет Анна Стшежек в книге о ресторанах в годы оккупации.

Подобные заведения множились как грибы после дождя. В чем причина такого гастрономического бума? Все дело в том, что владельцы кафе или бара получали так называемую «рабочую карточку», которая позволяла им избежать отправки на принудительные работы в Рейх.
Большинство польских ночных заведений были ночными только по названию —комендантский час никто не отменял. После 23.00 работали лишь тайные клубы на частных квартирах.

«Взлетает твой пиджак»

Bal budowniczych Warszawy, 1962, na zdjęciu: z lewej Stanisław Grzesiuk, fot. Zbyszko Siemaszko / Forum (reprodukcja z okładki tygodnika "Stolica")
Бал строителей Варшавы, 1962, на фото: слева Станислав Гжесюк. Фот.: Збышко Семашко / Forum (репродукция обложки ежемесячного журнала «Stoica»)

Сразу после окончания войны среди руин стали открываться новые заведения, или же с уцелевших просто снимали таблички «nur für Deutsche». Вновь стали появляться свинговые оркестры. Свою деятельность возобновили центры YMCA, при которых открывались джаз-клубы — в Варшаве, Лодзи, Кракове. С середины 1940-х годов и на протяжении более чем десяти лет держалась мода на латиноамериканские мотивы: танцевали самбу, ча-ча-ча, мамбу и калипсо. Вернулась и традиция балов.
Как писала Агнешка Осецкая в «Уродливых сорокалетних»:
«Устроители таких балов клялись всем святым, что они будут демократичными, народными и для всех. На деле они были такими же элитарными и закрытыми, как и до войны».

Stanisław Grzesiuk - Bal na Gnojnej

Стиляга — цветные носки и галстук. Фото: Ф. Козиньский. Репродукция FoKa / Forum

Ситуация изменилась в 1949 году, когда джаз был осужден как империалистическое изобретение, ведущее к деградации молодежи. Новая власть сделала ставку на простые и доступные танцевальные вечера в ритме полек и оберков. Любители синкопированной музыки, которых теперь именовали стилягами или «джоллерами», ушли в подполье. Их затейливые танцевальные движения стали называть «танцем Гейне-Медина».

С Оттепелью начался новый этап в истории польских вечеринок. Во второй половине 1950-х джаз вновь зазвучал по всей Польше — от моря до Татр. В Сопоте состоялся Первый джазовый фестиваль, который для польских стиляг был тем же, чем Вудсток для хиппи. На турбазе на Калятувках прошел первый Джаз Кемпинг. В студенческих клубах устраивали танцевальные вечера. Даже Новая Хута, призванная стать воплощением соцреалистического идеала, превратилась в один из важнейших центров на джазовой, а позже и биг-битовой карте Польши. В конце концов, молодежи из рабочих общежитий тоже нужно было где-то развлекаться.
Вот такое романтическое письмо было опубликовано в газете «Голос Новой Хуты» в 1957 году:
«Уже совсем скоро осенняя непогода испортит наши частые, прекрасные прогулки. Я думал о том, где же нам теперь встречаться. Я не могу приходить к тебе, потому что в твоем общежитии это запрещено (…). Я всегда мечтал о каком-нибудь приятном заведении, где мы бы чувствовали себя как дома, который, судя по очереди на жилье, нам еще нескоро удастся обрести. И, представь себе, я нашел такое место. (…) Там очень хорошее одиннадцатиламповое радио, проигрыватель с пластинками, прекрасная танцплощадка (…). Пожалуй, здесь нам будет лучше, чем в кафе, в которых — даже в самых лучших — атмосфера слегка мещанская, ну а в худших можно услышать нехорошие слова».

«Нам играют три тысячи гитар»

Zabawa sylwestrowa. Na zdjęciu: Andrzej Marczak z partnerką, 1958, Warszawa, fot. Andrzej Marczak / Forum
Новогодняя вечеринка. На фото: Анджей Марчак с партнершей, 1958, Варшава. Фото: Анджей Марчак / Forum.

Хит Билли Хейли Rock Around the Clock был переведен на польский язык. Его исполняла Кармен Морено в записи для Польской кинохроники в 1957 году. Начиналась эра новой музыки, которая вскоре покорила все танцплощадки страны. В 1959 году в гданьском «Рыжем коте» (Rudy kot) дебютировал первый коллектив, исполнявший настоящий рок-н-ролл — Rhythm&Blues. Для конспирации название рок-н-ролл переименовали на более простое — «сильный удар» (mocne uderzenie).

Самым известным клубом эры биг-бита был Non-stop в Сопоте, открывшийся летом 1961 года. Внешне он выглядел довольно непрезентабельно. Площадка неподалеку от входа на пристань, танцпол, сбитый из досок, небольшая сцена, надо всем этим брезентовая крыша. Здесь собиралось до 1000 с лишним человек, многие приезжали автостопом из отдаленных уголков Польши. Несовершеннолетние и те, кому не хватало денег на вход, придумывали, как перелезть через сетку, или устраивали на тротуаре перед входом альтернативный танцпол. Одни танцевали парами, другие соло — эпилептический танец под названием «сёрф».
Хотя вечеринки заканчивались ровно в 22 часа, клубу не раз пришлось сменить адрес. До 1981 года в нем выступали знаменитые польские коллективы: Czerwono-Czarni, Niebiesko-Czarni, Czerwone Gitary, Budka Suflera, Breakout, Polanie, Skaldowie, Чеслав Немен и многие другие. Основал клуб Франтишек Валицкий, позже ставший покровителем польских дискотек.

Czerwono-Czarni & Karin Stanek - Trzysta tysięcy gitar

Театр механической музыки

Sylwester na ASP, 1959, Warszawa, fot. Eustachy Kossakowski/Forum
Новогодняя вечеринка в Академии изящных искусств, 1959, Варшава. Фото: Евстафий Коссаковский / Forum

В зимние месяцы Non-stop пользовался гостеприимством гостиницы Grand Hotel, которая предоставляла зал «Туристический» для биг-битовых вечеринок. Летом 1970 года здесь состоялась, вероятно, первая в Польше дискотека.
Текст на рекламных плакатах гласил:
«!!!Такого еще не было!!! Польская федерация джаза приглашает на первую в Польше дискотеку хитов. (…) Система Hi-Fi, полная стереофония, световые эффекты».

Вечеринки проходили два раза в день: с 19.00 до 21.00 — «для молодых возрастом» и с 22.00 до 01.00 — «для молодых духом». Поскольку посетители были слишком юны, в заведении продавали главным образом кофе, пирожные и прохладительные напитки.

Вот как про вечеринку под названием Musicoramy рассказывал в 1971 году Яцек Подгуречный:
«В зале полумрак, прерываемый блеском лампочек, мигающих в ритм музыке. Музыка повсюду. Она физически ощущается в каждом уголке зала. Колонки мощностью более 250 ватт бомбардируют паркет — естественно, когда этого требует характер музыки.
У стены — микшерный пульт, мозг дискотеки, бункер вождя. Именно отсюда, при помощи двух стереофонических проигрывателей и сложной системы усилителей, камер и микшеров исходит звук и свет. Отсюда комментируют композиции и управляют всей игрой».

Процитированная статья заканчивалась своего рода манифестом:
«В стране, жители которой тратят больше на водку, чем на мыло, театр и книги, в которой киоск с пивом стал учреждением практически первой необходимости, в которой открыты тысячи отвратительных забегаловок, а на многочисленные ночные заведения, непонятно для кого предназначенные (точно уж не для обычных работающих граждан), выделяются миллионы, — в такой стране трудно говорить о создании молодежных клубов, Театров механической музыки или дискотек. Людям с тугими кошельками, “рожденным в воскресенье”, проституткам и торговцам валютой Варшава предлагает множество роскошных заведений. Молодежи остаются лишь киоски с пивом и мостовая Старого города, ведь для них нет даже самого обычного кафе с маленькой танцплощадкой…».

Ситуации вскоре суждено было измениться — эпоха Герека прошла под звуки диско.

«Я тяжело тружусь на дискотеке»

Zabawa studencka, 1960, fot. Jerzy Makowski/Forum
Студенческая вечеринка, 1960. Фото: Ежи Маковский / Forum

Некоторое время назад по интернету гуляла картинка, на которой были изображены люди, столпившиеся возле потерявшего сознание мужчины. Кто-то из присутствующих спросил: «Здесь есть врач?», и услышал в ответ: «Я диджей!», «Я тоже», «И я!». Однако во времена социализма получить работу по этой специальности было не так-то просто. За это отвечал Польский совет ведущих дискотек, действовавший при Министерстве культуры и искусства. В середине 1970-х он выдал разрешение на работу примерно ста диджеям.
«Культурной политике вовсе не безразлично, какое послание они транслируют миллионам людей каждый год», — объяснял председатель совета Франтишек Bалицкий.

В то же самое время один только производственный кооператив «Społem» организовал около 600 дискотек, поэтому несложно догадаться, что большинство диджеев работали без соответствующего разрешения. Официальная ставка была низкая, но из чаевых за один вечер набегала среднемесячная зарплата. А вот западные пластинки раздобыть было непросто.

Из-за близости к Западному Берлину и связей с моряками дискотечными столицами Польши считались города Балтийского побережья. Местные диджеи прославились на всю страну. Те, у кого не было нужных контактов, довольствовались тем, что передавали по радио. Аппаратуру собирали сами. Несмотря на трудности, дискотеки проходили уже не только при предприятиях общественного питания, но и в гимнастических залах, заводских столовых, домах культуры.

В журнале Filipinka 1975 года напечатали советы, как организовать дискотеку в городе:
«Идем к руководителю дома культуры, представляем блистательный план действий, при этом используем максимально убедительные аргументы: с помощью дискотек мы будем формировать у молодежи чувство прекрасного, популяризировать польскую музыку и таким образом искореним преступность среди несовершеннолетних, обеспечив им интересный досуг».

Basia Trzetrzelewska - Obłęd w podmiejskiej dyskotece

1971-1991 Historie Nieznane -- album kompilacyjny polskiego zespołu rockowego Perfect, wydany w 1993 roku. Są na nim zamieszczone nieprezentowane wcześniej piosenki zespołu, nagrywane m. in z Basią Trzetrzelewską, Zbigniewem Hołdysem czy Anną Jantar jako wokalistami. Są to głównie piosenki z czasów, gdy nazwa zespołu brzmiała "Perfect Super Show And Disco Band" oraz z solowej kariery Hołdysa.

«Смерть дискотекам!»

Koncert zespolu KULT, fot. Sebastian Kocon/Forum
Концерт группы KULT, фото: Себастьян Коцон / Forum

Протестной молодежи ходить на дискотеки не подобало. Начало 1980-х — это бум новой волны и панк-рока. Концерты возвращаются из опалы, а самым модным танцем становится пого. «Молодые варшавяне – стиляги, слушают Boney M, — презрительно отзывался о них один из основателей рок-группы KULT Казик Сташевский, а группа Dezerter высмеивала «легкую музыку и дебильные слова».

Даже у скорее мейнстримного коллектива Lombard была своя песня протеста:
«Грохот, грохот, тупой грохот,
Болят, болят, болят зубы
Убить, убить, убить машину,
Которая выкручивает нам уши,
Смерть дискотеке!»

Несмотря на это, именно на дискотеках зародились два молодежных феномена —субкультура «поперсов», а позднее — «депешей», фанатичных поклонников группы Depeche Mode. На танцполах возникли очередные новые тренды: новая романтика, итало-диско, данс.

Тем временем в конце 1980-х появляются новые разновидности дискотек.
Вечеринки на манер ямайских саундсистем в Люблине проводит коллектив Love Sen-C Music, а в городе Згожелец — группа Joint Venture Sound System, основанная Мирославом («Макеном») Дзенчоловским:
«Сложнее всего было пробудить в публике симпатию к т.н. “механической музыке” и показать, что это не очередная дискотека, а форма андерграундной деятельности. Музыка, которую воспроизводили, а не играли вживую, в то время ассоциировалась исключительно с коммерцией. (…) Даб, регги, ска, а также танцевальный индастриал, новая волна и даже любимые произведения группы Dezerter — такой музыкой мы угощали нашу публику в эти первые годы», – вспоминает Дзенчоловский в интервью порталу Onet.pl

KULT - Wódka

Zbudowali fabryki, opracowali maszyny
Produkują wódkę, tak dużo, dużo wódki
Bo im tylko, tylko o to chodzi, abyś sam sobie szkodził
Abyś sam nie mógł myśleć, abyś sam nie mógł chodzić

Ustawili kominy, zbudowali drabiny
To już wszystko pracuje, pracuje i truje
Bo im tylko, tylko o to chodzi, abyś sam sobie szkodził
Abyś sam nie mógł myśleć, abyś sam nie mógł chodzić

Jeszcze dymią kominy, produkują spaliny
Produkują wódkę, tak dużo, dużo wódki
Bo im tylko, tylko o to chodzi, abyś sam sobie szkodził
Abyś sam nie mógł myśleć, abyś sam nie mógł chodzić

Lombard - Taniec pingwina na szkle (1982)

90-е: рейв в лесу, диско-поло в силосной башне

Koncert Shazzu (Magdalena Pankowska), 1996, fot. Kondrad Kalbarczyk / Forum
Концерт певицы Shazza (Магдалена Паньковская), 1996. Фото: Конрад Кальбарчик

Даже рейверы со стажем не помнят, когда техно пришло в Польшу. Уже в 1989 году в Лодзи состоялась тайная вечеринка с участием диджеев берлинского фестиваля Love Parade. В Варшаве партизанские рейвы под названием Dance Mission, в том числе в старых банях на улице Хмельной, организовал первый вокалист группы Dezerter Дарек «Skandal» Хайн.
В краковском клубе Krzysztofory в 1992 году стартовал цикл Acid Dance Party:
«На клубные вечеринки приглашали пожилого мужчину из краковской «Фильмотехники», который под диджейскую музыку показывал на экране фрагменты старых кинохроник и советских пропагандистских фильмов. Откуда-то приносили стробоскопы — и атмосфера сразу становилась невероятной», — вспоминал организатор таких вечеринок Михал Длугош (MK Fever).

Shazza - Tak bardzo zakochani

1997, II Общепольский фестиваль танцевальной музыки. На фото: Марчин Меллер (на тачке) из группы «Boys». Фото: Дарек Маевский / Forum

Специальными тематическими вечеринками славился сопотский клуб Sfinks, где празднование Нового года в 1991 году прошло в виде «Новогоднего симпозиума» на тему «Древний Египет и выродившаяся цивилизация Запада». В 1993 году бал в честь окончания карнавала прошел под девизом «Возвращение святой инквизиции».

В крупных городах клубная сцена разрастается и становится все более разнообразной, триумф празднует хаус, в Польшу приходят новые музыкальные направления — драм-н-бейс и психоделический транс. Диджеи, играющие более радикальные виды техно, противятся коммерциализации сцены и организуют нелегальные вечеринки на лесных полянах и в пустых квартирах. Забавный факт: в конце века лодзинские и варшавские панки, которым наскучила та форма, которую приобрел клаббинг, воскрешают ретро-дискотеки в стиле восьмидесятых.

1990-е — это еще и пионерские годы польского хип-хопа. Народ валом шел на вечеринки диджея по имени Volt в варшавских клубах Hybrydy и Alfa. В конце века в каждом крупном городе проводились свои регулярные хип-хоп вечеринки: в Катовицах в клубе Mega Club, в Щецине в клубе Eskulap, в Кракове в клубе Rotunda.

В результате расцвета диско-поло в начале 1990-х дискотеки перестали быть прерогативой крупных агломераций.
Так описывали это явление в 1995 году Мариуш Щигел и Войчех Сташевский:
«Дискотеки диско-поло массово появляются в небольших деревнях. В деревне Мазурки это Kaskada, в Бондарах — Karino, в Моньках – Manhattan. Невероятный феномен: приватизируются помещения разорившихся совхозов, заброшенные зерновые склады, и в течение месяца открывается заведение, куда в субботний вечер съезжается две тысячи человек».

Благодаря появлению новых направлений и субкультур на пороге XXI века индустрия развлечений приобрела небывалый размах. Но это уже совсем другая история...

Автор: Патрик Закшевский

Шпильман, Шленгель, Гран… Узнайте об артистах гетто

artyści w getcie warszawskim - kolaż

До войны их знали и любили. Они писали, пели, говорили на идише или по-польски, а попав в Варшавское гетто, не перестали быть артистами. Владислав Шпильман в «Cafe Sztuka» («Кафе Искусство») аккомпанировал на фортепиано Вере Гран (после войны их пути разошлись из-за обвинений в адрес Веры Гран в сотрудничестве с нацистами), Владислав Шленгель писал пронзительные стихи, Гила Секштайн рисовала портреты. Почти все они отправились из гетто в путешествие, из которого не возвращаются.

Владислав Шлегель

Władysław Szlengel, fot. dzięki uprzejmości Zydowskiego Instytutu Historycznego
Владислав Шленгель, фотография публикуется с разрешения Еврейского исторического института

Это путешествие Владислав Шленгель описал в стихотворении «Станция Треблинки»:

Путь занимает пять часов
И сорок пять минут.
Другие в том пути всю жизнь
До смерти проведут (пер. Кирилла Медведева)

В гетто Шленгель стал – по его собственному определению – «хроникером тонущих». В опереточных по форме и пронизанных горькой иронией стихах он рассказывал о жизни и уничтожении закрытого района. Был среди тех немногих людей искусства, кому довелось дожить до восстания в гетто.
В одном из своих последних стихотворений, написанном в январе 1943 года, т. е. уже после первого вооруженного столкновения еврейских повстанцев с немецкими солдатами, Шленгель писал:

Слышишь, немецкий Боже:
евреи молятся в «диких» своих домах,
в руках сжимая камни и жерди.
Дай нам, Господь, кровавую битву,
одари нас жестокой смертью.
Пусть наши глаза при жизни не видят
Уходящие вдаль составы.
Но дай нашим дланям, Господь, забрызгать
Их мундиры пеной кровавой.
И покуда стон не сдавил нам глотки,
Дай разглядеть — в их гордых руках,
В их лапах, крепко хлысты сжимавших,
Наш простой, человечий страх»

(«Контратака») Пер. Кирилла Медведева

Вера Гран

Wiera Gran, fot. z kolekcji Agaty Tuszyńskiej / East News
Вера Гран, фот. из коллекции Агаты Тушинской / East News

Вера Гран прославилась еще до войны, к сентябрю 1939 года она выпустила 28 пластинок. В гетто Гран стала звездой «Cafe Sztuka», где ей аккомпанировал Владислав Шпильман. Самым известным ее хитом стала песня «Jej pierwszy bal» («Ее первый бал») на слова Шленгеля. В августе 1942 года Гран удалось выбраться из гетто, и до конца войны она скрывалась под Варшавой. После войны ее обвинили в сотрудничестве с немцами. Вина Гран так и не была доказана, но дурная слава тянулась за ней до конца жизни. Она страстно желала очиститься от обвинений и посвятила этому книгу «Эстафета клеветников: автобиография певицы» («Sztafeta oszczerców: Autobiografia śpiewaczki», 1980), в которой обвинила Владислава Шпильмана в том, что в гетто тот состоял в еврейской полиции.