Польская мозаика

3. Не только Варшава

Группа «Онег Шабат» базировалась в Варшаве, однако ее участники собирали информацию и в других городах, отправляя туда своих тайных посланцев в надежде получить хоть какие-то сведения. Работа велась на всей территории оккупированной Польши. Архив Рингельблюма стал одним из важнейших источников документации Холокоста и сведений о 3,5 миллионах польских евреев.

4. Не только тексты

Обертки из-под сладостей, найденные в Архиве Рингельблюма. Фото: Еврейский исторический институт

В Архив Рингельблюма вошли прежде всего письменные материалы: дневники, репортажи, а также исследования различных аспектов жизни в гетто, которые тайно проводили участники «Онег Шабат». Однако в архиве сохранились и некоторые артефакты той эпохи: газеты, письма, открытки, немецкие указы, приглашения на мероприятия, проходившие в гетто, а также листовки, театральные афиши и даже трамвайные билеты или обертки из-под сладостей. Эти настоящие обрывки жизни в гетто не сохранились бы, если бы не четко скоординированная работа группы.

5. Искусство в гетто

Розенфельд, «Сборный пункт». Фото: Архив Рингельблюма / Еврейский исторический институт в Варшаве

Помимо документов и артефактов, в архив вошли созданные в гетто произведения искусства и литературные работы, имевшие для Рингельблюма документальную ценность. В архиве сохранились стихотворения таких поэтов, как Ицхок Каценельсон, Владислав Шленгель, Йозеф Кирман, Густава Ярецкая и Кальман Лис (стихотворения в переводе на английский язык можно прочитать здесь). В архиве содержится более 300 рисунков и акварелей: например, рисунки Гилы Секштайн и мрачные графические рисунки Розенфельда, который изобразил Холокост в духе модернизма.
Узнайте больше о творчестве в Варшавском гетто.

6. Центр гражданского сопротивления

Когда в начале 1942 года до Варшавы долетели первые слухи о массовых убийствах евреев, деятельность «Онег Шабат» изменилась. Вместо того чтобы просто собирать материалы для «обширной монографии» о жизни польских евреев, группа начала документировать разрушение еврейских общин и пытаться оповестить о ситуации более широкие круги. «Отчет Грояновского» — один из самых ранних отчетов о действиях нацистов, в которых рассказывалось об уничтожении польских евреев в лагере смерти в г. Хелмно, попал на Запад благодаря тайной деятельности участников «Онег Шабат». Это был один из первых документов такого рода. Отчет был опубликован в июне 1942 года.

7. Сокровища, спрятанные в руинах

Три из десяти металлических коробок и два бидона из-под молока, в которых хранился Архив Рингельблюма. Фото: Wikimedia

Материалы Архива Рингельблюма хранились в 10 металлических коробках и двух бидонах из-под молока. Первая партия была спрятана в августе 1942 года, вторая — в феврале 1943 года, незадолго до восстания в Варшавском гетто. Первый тайник был обнаружен в сентябре 1946 года, второй — лишь в декабре 1950. Рахель Ауэрбах, одна из немногих выживших членов «Онег Шабат», утверждала, что существовал и третий тайник. К сожалению, несмотря на продолжительные поиски, найти его так и не удалось.

Ауэрбах говорила:
Если третья часть Архива Рингельблюма, содержащая и мои заметки и спрятанная в начале Великой депортации, когда-нибудь найдется, то там обнаружится чек из прачечной, на котором записано стихотворение Исроэля Штерна о дереве в гетто.

8. «Камень, брошенный под колесо истории»

Если бы не Архив Рингельблюма, о жизни в гетто и о Холокосте мы знали бы гораздо меньше. Материалы архива до сих пор остаются бесценным ресурсом для изучения Холокоста. В то же время, по словам одного из трех выживших членов «Онег Шабат» Герша Вассера, «само существование этого архива (…) — уже историческое свидетельство. Мало какие тексты проживают такую жизнь, как эти, написанные тысячами людей, обреченных на смерть».

Архив Рингельблюма был создан вопреки популярной тезе, гласящей, что историю пишут победители. В этом смысле он был, как сказала поэтесса Густава Ярецкая, «камнем, брошенным под колесо истории, чтобы остановить его». К сожалению, сделать это не удалось; однако кто знает — возможно, это документальное свидетельство поможет предотвратить новую катастрофу? Давид Грабер, один из тех, кто прятал архив, написал в своем завещании:
То, о чем мы не смогли прокричать на весь мир, мы спрятали под землей. Пусть это сокровище окажется в хороших руках, пусть оно дождется лучших времен. И путь оно станет для мира предупреждением.

Автор: Миколай Глиньский, сентябрь 2017

В ноябре 2017 года в Еврейском историческом институте в Варшаве откроется выставка «Архив важнее, чем жизнь». Полное издание Архива Рингельблюма, состоящее из 36 томов, должно быть готово в 2017 году. Архив будет доступен онлайн. Больше о программе, посвященной наследию «Онег Шабат», вы можете узнать на сайте Еврейского исторического института и на интерактивном сайте об этой организации.

Кроме того, на 2018 год запланирована премьера документального фильма Роберты Гроссман «Кто напишет нашу историю». Картина будет рассказывать о группе «Онег Шабат» и об Архиве Рингельблюма.


http://culture.pl/ru/article/arhiv-ringelblyuma-8-faktov-kotorye-nado-znat

Как украсть 80 миллионов. Авантюрная история вроцлавской «Солидарности»

Кадр из фильма "80 миллионов", реж. Вальдемар Кшистек. Фото: Kino Świat

Эта история произошла во Вроцлаве начала 80-х годов. О ней написана книга и снят фильм. В фильме Вальдемара Кшистека, основанном исключительно на фактах, нет стрельбы, вскрытия сейфов и заложников. Тем не менее он смотрится как захватывающий триллер об ограблении, но ограблении очень нетипичном: вроцлавский отдел «Солидарности» выкрал профсоюзные деньги из государственного банка. О фильме «80 миллионов», в 2012 году ставшем кандидатом на «Оскар», о легенде «Солидарности» и уникальном польском опыте сопротивления системе, отраженном в польском кино рассказывает Владимир Громов.

Кажется, главный фильм о легендарном движении «Солидарность» до сих пор не снят. Слишком необычным было это явление, которое низвергло коммунизм не только в Польше, но и во всем советском блоке. «Солидарность» была не просто организацией, противостоящей власти, оппозиционной силой, сумевшей противопоставить народ правящей элите. Независимое общественное движение под предводительством Леха Валенсы, электрика гданьской судоверфи им. Ленина, обличало коммунизм как идеологию. Может ли страна считаться государством рабочих и крестьян, если те выступают против ее руководства и институтов управления?

Поначалу казалось, что «Солидарность» проиграла в неравной борьбе, но прошло всего несколько лет и усилия ее создателей и адептов были вознаграждены полной победой, приведшей к разрушению СССР. Для Польши, которая сотни лет жила опытом мучительных поражений, это было одним из величайших торжеств в истории. Позже торжество сменилось поисками новой идеи. Уже почти три десятилетия те, кто «вышли из “Солидарности”» строят новую страну и то, какой она должна быть, сейчас является поводом самых радикальных расхождений в обществе. Когда-нибудь значение «Солидарности» будет оценено по достоинству. А пока кинематографисты обращаются к тогдашним событиям, как к интереснейшему историческому феномену

Конечно, самый крупный вклад в кинолетопись протестов внес Анджей Вайда. Его трилогия о «Человеке» наиболее полно представляет уникальный польский опыт сопротивления системе. В «Человеке из мрамора» (1976) показаны причины, по которым «Солидарность» возникла. Одна из них – лицемерие власти. В том, что люди, поверившие в идеи коммунизма, поняли, что их обманули. В «Человеке из железа» (1981) в художественное повествование вторгаются документальные съемки. Вымышленная история существует в абсолютно реальных обстоятельствах реального времени – времени, когда снималось кино. Наконец, недавний «Валенса. Человек из надежды» был первой попыткой осмысления тех событий. Картина о Валенсе вышла интересной, яркой, бодрой. Ни малейшего ощущения, что ее снял режиссер, которому исполнилось 87 лет, не возникает. Однако Вайда не стал делать глобальных выводов из своего рассказа. Он сосредотачивается на фигуре своего главного героя, который бывал человеком, с одной стороны, блестящим, с другой, иной раз совершенно несносным. И можно поверить, что именно такие личности и меняют ход истории.

Что сделала «Солидарность», почему она так мощно подвигла всю страну вперед, почему приобрела миллионы сторонников, Вайда в фильме не обсуждает.
Почему движение работников гданьской верфи поддержала вся страна, рассказывают авторы фильма «80 миллионов». Это локальная история, которая произошла с активистами «Солидарности» во Вроцлаве. «80 миллионов» смотрятся как захватывающий триллер об ограблении, что совсем уж необычно для исторического кино. Однако этот фильм многое объясняет, причем настолько увлекательно, что даже стал польским кандидатом на «Оскар».

Картина повествует о вроцлавском отделе «Солидарности», одном из многих, которые стали возникать по всей стране. Поначалу демонстрации были своего рода праздником, ярким, радостным событием, дающим ощущение головокружительной, неведомой дотоле свободы. Только потом праздник сменился конфликтом, в котором каждая сторона пыталась обратить ситуацию в свою пользу. В результате несколько активистов решают пойти на крайне экстравагантную меру – забрать из сберегательного банка 80 миллионов злотых, деньги профсоюзов, входящих в «Солидарность», и использовать их на нужды организации. Деньги формально принадлежат рабочим, но все понимают, что вскоре их конфискует государство. Используя подложные документы, активисты идут «на дело», по сути ограбление, хотя здесь не будет пистолетов, заложников и вскрытых сейфов.

Кадр из фильма "80 миллионов", реж. Вальдемар Кшистек. Фото: Kino Świat

За активистами следит местная Служба Безопасности, возглавляемая капитаном Собчаком. Собчак – личность, в которой все дурные свойства, характеризующие сотрудника спецслужб, доведены до гротеска. Хам, истерик, циник, карьерист – словом, подонок, он намерен любой ценой задушить протесты. Вскоре станет ясно, что у Собчака свои цели, никак не связанные с защитой коммунистического государства.

Следить за противостоянием молодых активистов и спецслужб действительно интересно. Кража профсоюзных денег и преследование, которое организует СБ, показывают, чем была «Солидарность» для поляков. В игру против государства включаются все, от банковских клерков до вроцлавского архиепископа. Готовы помогать, даже не спрашивая, что происходит и зачем нужны деньги. Мы видим, что «Солидарность» выигрывала не потому, что была оппозиционной партией. Все сложнее. Активисты воплощают иное государство – правильное, справедливое. Они выражают протест большинства и не важно, как этот протест выглядит. Конечно, проигрыш коммунизма в такой ситуации был предрешен.

Кадр из фильма "80 миллионов", реж. Вальдемар Кшистек. Фото: Kino Świat

Безусловно, порочность коммунистической системы в Польше понимали почти все. Даже те, кто служил системе, ощущал это. Однако вырваться из западни было для них почти невозможно. Проигрыш мог означать не просто потерю власти. Последствия могли быть самыми страшными, вплоть до тюремного заключения и казни. О возможном советском вторжении в фильме не говорится, но безусловно, оно пугало чиновников и военных не меньше, чем «подрывная деятельность» Валенсы и его сторонников. И если сотрудники службы безопасности всегда были готовы предать своих хозяев, заботясь исключительно о своем посткоммунистическом будущем, когда о крахе Советского Союза еще никто и не помышлял, то для военных и милиции конфликт с «Солидарностью» стал трагедией. Самыми печальными фигурами в фильме становятся майор Багиньский, сообщающий активистам о будущих действиях спецслужб, и воеводский комендант милиции. Комендант недоволен настоящим, но он боится будущего. Именно поэтому он вводит военное положение на своей территории и потворствует беззаконию, которое творят сотрудники СБ. Неудивительно, что коменданта, самого трагического персонажа во всей этой, в общем, авантюрной истории сыграл постаревший Мирослав Бака, запомнившийся зрителям по роли Яцека Лазара, убийцы из «Короткого фильма об убийстве», пятой части «Декалога» Кшиштофа Кесьлевского.

Что касается вроцлавских активистов, то они победили. История кражи профсоюзных 80-ти миллионов на нужды «Солидарности» реальна. Эти деньги пошли на помощь рабочим, участникам стачек и на агитацию. Организаторы ограбления впоследствии стали именитыми государственными деятелями Третьей Речи Посполитой и депутатами Сейма. И, кажется, авторы фильма не усмотрели в этом обстоятельстве некоторой иронии судьбы – те, кто боролся с властью, сами пришли во власть. Но об этом когда-нибудь тоже обязательно снимут фильм. А пока, чтобы узнать как все начиналось, стоит посмотреть «80 миллионов».

Автор: Владимир Громов — сценарист, историк кино, преподаватель Киевского национального института театра, кино и телевидения им. И. К. Карпенко-Карого

http://culture.pl/ru/article/kak-ukrast-80-millionov-avantyurnaya-istoriya-vroclavskoy-...




Хороший, захватывающий фильм! Держит в напряжении. Актёра, игравшего СБ-шника Собчака, я ненавидел примерно так же, как Тимофея Трибунцева и Василия Кищенко в сериале "Побег".
Хороша (впрочем, как всегда) Агнешка Гроховска). Роль, правда, у неё небольшая. Роскошен эпизод беседы архиепископа с СБ-шником Собчаком.

Другая жизнь Ярослава Ивашкевича

Двадцатилетний Ярослав Ивашкевич с собакой по кличке Нильс, 1914, фото из архива Музея в Стависко / FOTONOVA

Публикация неизвестных ранее писем и дневников Ивашкевича проливает новый свет на личность этого рафинированного эстета и политического конформиста, заботливого мужа, не сторонившегося гомосексуальных романов. Не так давно мы отмечали 120 лет со дня его рождения.
Об Ивашкевиче, его творчестве и жизни, написаны целые тома. Однако, как отмечал автор биографии писателя «Другая жизнь» Радослав Романюк, благодаря публикации архивных писем и дневников читатели увидели его c совершенно другой стороны.

Неполное высшее

Ивашкевич родился 20 февраля 1894 года в селе Кальник под Киевом. Окончил киевскую гимназию, учился на юридическом факультете тамошнего университета и одновременно в консерватории. Писатель редко афишировал, что так и остался с неоконченным высшим образованием. В 1915 году дебютировал в журнале «Pióro» стихотворением «Лилит». Весной 1918 года вступил в 3-й Польский корпус, а после его расформирования уехал в Варшаву. Был в числе создателей поэтической группы «Скамандр». В 1922 году женился на дочери варшавского фабриканта Анне Лилпоп и прожил с ней 57 лет.

Брак с писателем

До войны ходили слухи, будто Ивашкевич удачной женитьбой обеспечил себе материальный достаток. Но это было не совсем так: писатель практически не пользовался средствами состоятельного тестя и сам содержал семью, хотя это давалось ему нелегко. Когда у Ивашкевичей родилась первая дочь, семья жены подарила им имение Стависко под Варшавой. Писатель принял этот дар, пожертвовав своим эмоциональным комфортом ради того, чтобы супруга чувствовала себя защищенной. В доме верховодила суровая тетка Анны — Анеля Пилавиц, поэтому ему всю свою жизнь приходилось искать себе убежище вне этих стен.

Stanisław Ignacy Witkiewicz (Witkacy), "Portret Anny i Jarosława Iwaszkiewiczów", 1922, fot. dzięki uprzejmości Muzeum im. Anny i Jarosława Iwaszkiewiczów w Stawisku
Станислав Игнаций Виткевич (Виткаций), «Портрет Анны и Ярослава Ивашкевичей» (1922) — украденный из Стависко в 2005 году и обнаруженный в 2011 году, фото предоставлено Музеем им. Анны и Ярослава Ивашкевичей в Стависко

После смерти отца Анны все его наследство практически моментально перешло в ведение «семейного совета», который первым своим решением лишил писателя возможности пользоваться этими средствами. Родственники Анны изменили свое отношение к Ивашкевичу только после того, как их доверенное лицо оказалось хроническим игроком и довело Стависко почти до полного разорения. Ивашкевич оплачивал долги семейства из своих авторских гонораров. До войны, в 1923–1925 годы он был секретарем маршала Сейма Мацея Ратая, а затем несколько лет служил в МИДе. С 1932 по 1936 годы работал на дипломатической должности в Копенгагене и Брюсселе.

Гомостихи

Радослав Романюк в «Другой жизни» (издательство Iskry, 2012) взял на себя труд расшифровки прообразов литературных героев Ивашкевича, которых писатель часто камуфлировал, особенно если речь шла о мужчинах. Так было с Мечиславом Козловским, героем изданного в 1917 году сборника «Октостихи», или пастушка из имения в Стависко (впоследствии — водителя Ивашкевичей Владислава Кусьвика) из поэтического цикла «Лето 1932». Но отнюдь не сексуальные предпочтения Ивашкевича стали причиной кризиса в его семье. В своих дневниках писатель подчеркивает, что гомосексуальные увлечения существовали для него отдельно от любви к жене и дочерям, которая всегда была для него гораздо важнее. «Ханя, естественно, знала (причем не из сплетен, а непосредственно от меня), за кого выходит замуж», — вспоминает Ивашкевич.
О частной жизни Ивашкевича и его жены писала Людвика Влодек — правнучка Ярослава и Анны в книге «Пра. О семье Ивашкевичей».

Кризис в Стависко

Причиной кризиса было психическое заболевание Анны, которое с начала 30-х годов постепенно прогрессировало. В начале 1935 года Анна уже пребывала в плачевном состоянии, отказывалась встречаться с людьми, почти не вставала с кровати, была одержима манией самоубийства, попала в больницу. Муж окружил ее нежностью и заботой. «Это был действительно героический период в жизни Ярослава, и только тот, кто его знал, мог оценить, какие колоссальные усилия, какая безграничная доброта и терпение понадобились ему для того, чтобы вырвать жену из когтей болезни и горя», — вспоминала Ирена Кшивицкая. К концу 30-х жизнь Ивашкевичей нормализовалась. Анна выздоровела, финансовое положение семьи постепенно улучшалось, супруги радовались жизни, путешествовали, дочки росли здоровыми. Эту идиллию прервала война. Оккупацию Ивашкевичи пережили в Стависко, где многим давали убежище, в том числе скрывающимся от нацистов евреям.

Придворный писатель?

На снимке: Ежи Путрамент, Родика Ионеско, Эжен Ионеско, Ярослав Ивашкевич и Анна Ивашкевич, 1965 год, Париж, Франция, фото: из архива Музея им. Анны и Ярослава Ивашкевичей в Стависко / FOTONOVA

Больше всего споров вызывает послевоенный период жизни Ивашкевича, а именно его роль любимца новой власти. Александр Ват как-то сказал, что Ивашкевич «всегда был придворным писателем, он всегда находился в хороших отношениях с властью, с начальством, с элитой. Само собой, когда власть поменялась, он по-прежнему дружил с элитой». После войны писатель активно участвовал в политической жизни страны — был депутатом Сейма ПНР (с 1952 года до самой смерти), председателем Польского комитета защитников мира, был награжден Орденом строителей Народной Польши и Ленинской премией «За укрепление мира между народами» (1970). Ивашкевич выступал на партийных собраниях и написал несколько идеологически ангажированных стихотворений. За это власти оставили семейству Ивашкевичей поместье в Стависко. Благодаря связям Ивашкевича в политическом руководстве ему удалось защитить Стефана Киселевского, Павла Ясеницу и многих других неугодных писателей, которых хотели изгнать из Союза польских литераторов, который он возглавлял в 1945–49 и 1959–1980 годы

Последняя любовь

Ярослав Ивашкевич в своей квартире в Стависко, фото: Януш Соболевский / Forum

«Дневники» открывают иной облик уже немолодого писателя. Второй том «Дневников» в значительной степени посвящен «последней большой любви» их автора к Ежи Блещинскому. «Пожалуй, никто в польской литературе не писал так откровенно о гомосексуализме», — считает один из редакторов издания Агнешка Папеская. В 62 года Ивашкевич переживает «самую большую, последнюю любовь своей жизни», терзается муками ревности, когда Ежи начинает встречаться с женщиной, признается, что словно институтка ждет писем и телефонных звонков. Роман превращается в трагедию — 28 мая 1959 года Ежи умирает от туберкулеза. Его уход станет своего рода цезурой в жизни Ивашкевича, который начинает все чаще задумываться о том, что он тоже смертен.

В то же время он с определенным удовлетворением наблюдает за собой как за писателем, который даже величайшую трагедию способен преобразовать в материю литературы. Смерть Ежи, например, вдохновила его на создание рассказа «Любовники из Мароны».

Певец уходящего времени

Кадр из фильма «Барышни из Вилько» (1979) Анджея Вайды по мотивам рассказа Ивашкевича

По мнению критиков, ведущее место Ивашкевича в современной польской литературе закрепила, прежде всего его новеллистика, начиная со сборников «Барышни из Вилько» (1933) и «Мельница на Утрате» (1936). Ностальгическое настроение историй о тщете человеческих усилий и разбитых временем мечтах будет присутствовать и развиваться в его последующих произведениях, таких, как «Блендомежкие страсти», «Мать Иоанна от Ангелов», «Мельница на Лютыне», «Сны», «Сады», «Июньская ночь», «Гейденрейх», «Завтра жатва», «Ксении и элегии», «Итальянский песенник», но прежде всего — в изданном в 1977 году сборнике «Карта погоды». В творческом багаже писателя есть пьесы — «Лето в Ноане», «Маскарад», «Женитьба господина Бальзака», очерки и биографические эссе на музыкальную тему — «Встречи с Шимановским», «Шопен», книги воспоминаний — «Путешествия в Польшу», сборники фельетонов и рецензий, а также переводы Клоделя, Толстого, Чехова, Андерсена.
Не так давно в издательстве Zeszyty Literackie вышла книга писем Ивашкевича Анджею Вайде. Ивашкевич переписывался с режиссером с 1970 года (тогда состоялась премьера фильма по его рассказу «Березняк») и до конца жизни. Самой знаменитой вайдовской экранизацией прозы Ивашкевича стал фильм «Барышни из Вилько».


Писатель-шахтер

Ярослав Ивашкевич скончался 2 марта 1980 года в Стависко, спустя несколько месяцев после смерти жены. «Ярослав Ивашкевич, великолепный писатель, велел похоронить себя в парадном шахтерском мундире. Некоторые друзья и враги возмутились, решив, что Ивашкевич даже после смерти решил подлизаться к Эдварду Гереку. Другие объясняли, мол, это нонсенс, и на самом деле Ивашкевич хотел показать, что труд писателя, пробивающегося вглубь слова, души, мысли, так же труден, как работа шахтера», — пишет Януш Гловацкий в своей книге «Я пришел». Секрет ему раскрыл Юлиан Стрыйковский, друг Ивашкевича, по мнению которого автор «Хвалы и славы» просто считал, что этот костюм ему идет.




Автор: Миколай Глински


http://culture.pl/ru/article/drugaya-zhizn-yaroslava-ivashkevicha

Когда Польша была нигде: размышления иностранцев о нации без государства

От «страны на луне» и страны, которая «нигде», до идеи независимого польского государства — так иностранцы воспринимали разделы Польши и судьбу нации, лишенной государственности и свободы.

В конце XVIII века соседние державы стерли Польшу с политической карты Европы, поделив ее между собой. По словам одного французского драматурга, Польша оказалась в сущности «нигде». Тем не менее польский вопрос оставался важным пунктом политической повестки дня для Европы и не только.
Culture.pl подобрал самые интересные цитаты о Польше, которые убедительно доказывают, что несуществующее польское государство занимало важное место в политических и общественных дебатах того времени.

Прелюдия: совет Руссо (1772)

Вы не можете помешать им проглотить вас, но убедитесь, что они не смогут вас переварить. […] Если вы добьетесь, чтобы поляк никогда не мог стать русским, я заявляю вам, что Россия никогда не подчинит себе Польшу.

В 1772 году, в год первого раздела Польши, французский философ Жан-Жак Руссо дал полякам несколько важных наставлений.
Руссо был уверен, что есть способ «сохранить существование [Польши] несмотря на все усилия гонителей». Спасение страны он усматривал в «достоинстве граждан, их патриотическом рвении, особом пути, которым национальные институты смогут формировать их души».
Сегодня поляки, кажется, прислушались к советам Руссо, но тогда дело обстояло немного иначе.

Эдмунд Берк: страна на луне (1793)

Мы же по сути можем считать Польшу страной на луне.

Эдмунд Берк, ок. 1767, фото: Wikimedia

Для польской элиты разделы и исчезновение их страны стали настоящим потрясением, а вот за пределами Польши отношение к этим событиям было не столь однозначным. Для одних это был пример жестокой, варварской агрессии, для других — проявление политического прагматизма, принесшего порядок и обеспечившего «баланс держав» в нестабильном регионе. Ну а для кого-то, как видно из цитаты из речи Эдмунда Берка, произнесенной в британском парламенте, положение Польши было делом далеким и маловажным по сравнению с интересами Великобритании и других ключевых игроков европейской политической сцены. Попытка вернуть независимость Польше несомненно повлекла бы за собой войну с Австрией, Россией и Пруссией — крупнейшими державами континентальной Европы, а в союзниках у Великобритании оказалась бы одна лишь Франция. «Положение Польши исключало осуществление подобных попыток», — подытоживал Берк.

При этом он прекрасно понимал последствия разделов Польши для всей Европы:
Ни один мудрый и честный человек не может одобрять этот раздел и не замечать в нем будущих величайших бедствий для всех стран.

Секретный договор: стереть название (1797)

Ввиду необходимости устранить все, что может оживить память о существовании Польского королевства, после упразднения этого политического образования… высокопоставленные стороны договорились не включать в свои титулы название или определение Королевство Польское, которое отменяется отныне и навсегда…
Через два года после последнего раздела Польши страны-победительницы подписали секретный договор, предполагавший «уничтожение всего, что может оживить память о существовании Королевства Польского». В первую очередь это относилось к словам «Польша» и «польский», которых отныне следовало избегать (как выяснилось позже, это условие соблюдалось не всегда). Секретный договор предвещал тяжелейшие последствия: ассимиляционную политику имперских властей, преследующую цель искоренить польский язык и польскую национальную идентичность.

Царь Николай I: поляков не будет! (1831)

Не знаю, будет ли когда-нибудь Польша, но в чем я уверен, так это в том, что поляков не будет.

Подавление ноябрьского восстания 1830 года повлекло за собой суровые последствия для польских земель. Была упразднена автономия Царства Польского, ужесточился контроль русской администрации, была разработана и запущена программа русификации.

Во Франции после разгрома ноябрьского восстания родилась еще одна знаменитая «польская фраза»: «Порядок царит в Варшаве» (L’ordre regne a Varsovie). Эти слова произнес Орас Себастиани, французский министр иностранных дел, после жестокой расправы русской армии над польскими повстанцами.

Альфонс де Ламартин: дело Франции (1848)

Дело возрождения польской нации — это дело самой Франции, одно из тех дел, которые [Франция] никогда не оставит и не забудет, дело, которому она готова всячески содействовать.

Альфонс де Ламартин, фото: Wikimedia

Такую инструкцию французские послы получили от Альфонса де Ламартина, французского поэта, который в то время занимал пост министра иностранных дел Франции. Ламартин считал, что независимость Польши входит в круг взаимных французско-польских интересов.

Мнение Ламартина резко контрастировало с другой политической идеей, выраженной в еще одной знаменитой французской цитате: Il faut se débarrasser de la Pologne («От Польши необходимо избавиться»). Подобные взгляды были особенно популярны среди русских славянофилов.

В целом Франция всегда была на стороне участников польских восстаний (1830, 1846, 1848, 1863 годов). В XIX веке многие французские поэты и писатели выражали свою солидарность с поляками: Альфред де Мюссе, Пьер-Жан де Беранже, Альфред де Виньи, Виктор Гюго, Казимир Делавинь... Последний в дни ноябрьского восстания написал стихотворение «La Varsovienne» («Варшавянка), которое вскоре было переведено на польский язык, положено на музыку и стало знаменитой патриотической песней, музыкальным символом ноябрьского восстания 1830 года.

Александр Герцен: Польша как мост (1851)

Соединив Польшу с Россией, правительство воздвигло громадный мост для торжественного шествия революционных идей, — мост, который начинается у Вислы и кончается у Черного моря.

Для русского писателя-эмигранта и мыслителя Александра Герцена польский национальный вопрос был неотделим от темы революции в России и — шире — от темы свободы во всей Европе. Герцен считал разделы Польши своеобразной революцией, открывшей империю влиянию либеральных идей с Запада.
Кроме того, он понимал всю тщетность репрессивной административной политики:
Польшу можно уничтожить, но не покорить, можно исполнить угрозу Николая оставить на месте Варшавы одно лишь название да груду камней, но сделать ее рабой по образцу мирных балтийских провинций — невозможно.

В 1863 году Герцен вновь выступил на стороне поляков, восставших против могущественной империи. Такое решение стоило ему поддержки многих его поклонников в России, но он последовательно отстаивал свою правоту:
Мы с Польшей, потому что мы за Россию. Мы со стороны поляков, потому что мы русские. Мы хотим независимости Польше, потому что мы хотим свободы России. Мы с поляками, потому что одна цепь сковывает нас обоих. […] Мы против империи, потому что мы за народ!

Лорд Актон: разделы как «революционное» проявление абсолютизма (1862)

Раздел Польши был актом безрассудного, бесстыдного насилия, означавшего не только попрание патриотических чувств народа, но и надругательство над публичным правом. Впервые в новой истории значительное государство было раздавлено соединенными усилиями врагов, которые поделили между собой всю его территорию и весь народ. И вот эта знаменитая мера, ставшая самым революционным проявлением старого абсолютизма, пробудила к жизни в Европе теорию национального самоопределения, обратила дремавшую правоту в действенное устремление, не вполне осознанное чувство — в политическое требование.

В своем эссе 1862 года «Национальное самоопределение» лорд Актон назвал третий раздел Польши не только «самым революционным проявлением старого абсолютизма», но и прообразом совершенно нового политического устройства, когда «должна была рухнуть старая европейская система, уступив место нарождению нового мирового порядка».

С той поры появилась страна, требовавшая вернуть ей ее государственность, — душа, если можно так выразиться, алчущая телесного воплощения, мечтающая начать во вновь обретенном теле новую жизнь; впервые тогда раздался вопль национального негодования, впервые прозвучало утверждение о том, что решение держав несправедливо, что они перешли свои естественные границы, в результате чего целый народ лишился права жить своей независимой общиной.

Бенджамин Дизраэли: разделы и начало смутной эпохи (1863)

Границы практически всех королевств, существовавших на момент разделов Польшу, изменились; законы почти каждой страны Европы были переписаны; вступили в силу новые своды законов и были созваны новые правительства. Если кратко, за восемьдесят лет, прошедшие с тех событий, произошло столько перемен, как ни за один другой подобный отрезок времени за всю историю человечества.

Для британского премьер-министра Бенджамина Дизраэли, написавшего эти строки уже после Январского восстания, разделы обозначили начало смутной эпохи в европейской истории.

Карл Маркс: разделы Польши как цемент (1875)

Раздел Польши — это цемент, скрепивший три великих военных деспота: Россию, Пруссию и Австрию. Только возрождение Польши может разорвать эти узы и тем самым убрать крупнейшее препятствие на пути к социальной эмансипации европейских народов.

Карл Маркс внимательно следил за «польским вопросом», тесно связанным, по его мнению, с вопросом социальным.

Маркс высоко ценил активную роль поляков в революционном и эмансипационном движениях по всему миру, называя Польшу «космополитическим солдатом революции»:
Польша проливала кровь в войне за независимость США; польские легионы сражались под флагами Первой французской республики; своим восстанием 1830 года она предотвратила вторжение во Францию, которое планировали страны, поделившие Польшу; в 1846 году в Кракове она первой в Европе подняла флаг революции, в 1848 году внесла славный вклад в революционную борьбу в Венгрии, Германии и Италии; и, наконец, в 1871 году обеспечила Парижскую коммуну самыми лучшими генералами и самыми героическими солдатами.

Георг Брандес: Польша как символ свободы и справедливости

Польша — синоним надежд или иллюзий, которые мы питаем относительно культурного прогресса нашей эпохи. Ее будущее совпадает с будущим цивилизации. Ее окончательное уничтожение станет синонимом победы современного милитаристского варварства в Европе!

Датский писатель Георг Брандес, фото: Wikimedia

Георг Брандес твердо верил в возрождение Польши. В 1880-е знаменитый датский журналист и литературный критик несколько раз посетил Польшу, а затем выпустил книгу «О Польше», в которую вошли его впечатления от посещения этой страны.

Кроме того, Брандес размышлял в ней о возможных ужасных последствиях окончательного исчезновения Польши с карты Европы:
«Исчезновение Польши будет не таким, как исчезновение Ассирии или Египта в далекой древности, поскольку Польша перед лицом России и Пруссии в политическом отношении олицетворяет собой независимость, свободу, справедливость — таким образом, вопрос заключается в том, победят ли эти силы или уступят.

Судьба Польши покажет, за кем будет последнее слово в истории современного мира, — за военной силой или волеизъявлением народа. Окончательная потеря Польши будет означать ни больше ни меньше потерю культуры свободы и либеральности в Европе. Вслед за Польшей одна за другой падут все независимые страны»