Blues. Robert Johnson. The Man On The Crossroads.

Big Joe Williams

Those who saw Johnson play may have also heard the rumors. Like anyone possessing extraordinary talent and skill, jealous peers circulated vicious rumors about Johnson. In fact, it was the great Son House who stated "He sold his soul to play like that".

Johnson's peculiarities added to the rumors. Some fans thought that he had the "evil eye". Actually, he suffered from a small cataract. Also, it has been reported that Johnson turned from the audience while playing, and would leave suddenly from a performance, sometimes even during breaks in his set. While today such actions are not considered odd, In those days they were. Many people took it to mean that he was a man with something to hide.

In reality, Johnson was doing some things that great musicians still do today. It is common to leave a performance in order to avoid mob scenes and the repetitive company that one keeps after a show. Edward Van Halen also would turn from the crowd during club shows- to hide his technique from other guitarists.

Johnson's choice of instructor did nothing to slow the Legend from spreading. This instructor, Ike Zinnerman, supposedly learned to play the guitar at night sitting atop tombstones in old country churchyards.

In southern black communities it was a well-known notion that one could go to the crossroads and sell one's soul to the devil. The concept dates back to African Folklore. The diety Esu was believed to be the guardian of the crossroads, and was an intermediate between gods and humans. When Christianity was brought to African Culture, these pagan gods were labeled as being similar to the devil. Hence, the concept that one could find the devil at a crossroad. In celtic tradition, the bodies of the unholy were buried outside of town near crossroads to preserve consecrated ground.

Witchcraft and the devil are prominent topics in early blues. Johnson's lyrics are no exception. With songs like "Hell-Hound On My Trail", "Me And The Devil Blues" and "Cross Road Blues", it is no wonder that he caused such wild speculation.

----------

"I went down to the crossroads and fell down on my knees, asked the Lord up above for mercy, save poor Bob if you please."

--Cross Road Blues by Robert Johnson

©1989 Lehsem II, LLC/Claud L. Johnson
Administered by Music & Media International, Inc.

"You may bury my body down by the highway side so my old evil spirit can get a Greyhound bus and ride."

--Me And The Devil Blues by Robert Johnson

©1989 Lehsem II, LLC/Claud L. Johnson
Administered by Music & Media International, Inc.

"If you want to learn to play anything you want to play and learn how to make songs yourself, you take your guitar and you go to where a crossroads is. A big black man will walk up there at the stroke of midnight and take your guitar, and he'll tune it..."

--LeDell Johnson (no known relation to Robert)

"О Роберте Джонсоне не слыхал ни разу — имени такого не знал, и он не попадался мне на блюзовых сборниках. Хаммонд сказал, что я должен его послушать: этот парень «кому угодно надерет». Джон показал мне эскиз обложки: не¬обычную картину, где художник смотрит с потолка и видит неистово напряженного певца и гитариста — тот, похоже, среднего роста, но плечи у него, как у акробата. Обложка заряжала энергией. Я не мог отвести от иллю¬страции глаз. Кем бы ни был этот певец на картине, он уже меня заворожил. Хаммонд сказал, что давно про него знал, пытался вызвать его в Нью-Йорк играть на том знаменитом концерте «От спиричуэла до свинга», но выяснил, что Джонсона больше нет в живых, он умер при таинственных обстоятельствах в Миссисипи. Записал он всего около двадцати сторон, и «Коламбиа Рекордз» ими всеми теперь владела, а некоторые соби¬ралась сейчас переиздавать.
Джон выбрал дату в календаре, когда я должен буду прийти снова и начать записываться, сказал, в какую студию приходить и прочее, и я выплыл от него, витая в облаках, доехал на подземке до центра и примчался до¬мой к Ван Ронку. Дверь мне открыла Терри. Она зани¬малась на кухне домашними делами. В кухоньке все бы¬ло вверх дном: на печи хлебный пудинг; на разделочной доске черствая французская булка и какие-то корки; громоздились изюм, ваниль и яйца. Она мазала сково¬родку маргарином и ждала, когда растает сахар.
— У меня есть пластинка, и я хочу ее поставить Дэй-ву, — с порога объявил я. Дэйв читал «Дейли Ньюс». На страницах газеты американское правительство взрыва¬ло Неваду — испытывало ядерное оружие. Русские тоже испытывали ядерное оружие по всей своей территории."

Джеймса Мередита, черного студента из Миссисипи, не пускали на занятия в университет штата. Плохие но¬вости. Дэйв поднял голову, посмотрел на меня поверх очков в роговой оправе. У меня в руках была толстая ацетатка Роберта Джонсона, и я спросил у Дэйва, слы¬хал ли он когда-нибудь про такого. Дэйв ответил: нет, не слыхал, и я поставил диск на проигрыватель. С первых же нот от вибраций динамика у меня волосы встали ды¬бом. Острые выпады гитары могли разбить стекла в ок¬нах. А когда Джонсон запел, звучало так, будто этот па¬рень выпрыгнул прямо из головы Зевса в полных боевых доспехах. Я немедленно провел границу между ним и всем остальным, что мне когда-либо доводилось слышать. Песни у него не были обычными блюзами. Они были доведены до идеала: в каждой песне четыре-пять куплетов, и каждый сплетался со следующим, но неочевидно. Они были невероятно текучи. Сначала пролетали быстро — не успеваешь ничего понять. Они прыгали повсюду в диапазоне и тематике, короткие ударные куплеты, из которых получалась широкая па¬норама истории — с поверхности этого кружащегося куска пластика взметались языки пламени всего чело¬вечества. «Добросердечная женщина», «Блюз скитаний вдоль реки», «Приходи ко мне на кухню»1.
Голос и гитара Джонсона звенели в комнате, и я за¬путался в этих звуках. Да и как можно было ими не проникнуться? А вот Дэйв не проникся. Все время от¬мечал: вот эта песня произошла от другой, а вот эта — точная копия третьей. Для него Джонсон был не слиш¬ком оригинальным. Я понимал, о чем он, но убежден был как раз в обратном. Я считал, что Джонсон донель-
1 Kind Hearted Waman; Traveling Riverside Blues; Come on in My Kitchen.

зя оригинален, и не стоит ни с чем сравнивать ни его са¬мого, ни его песни. Дэйв чуть позже поставил мне сто¬роны Лероя Карра, Скипа Джеймса и Генри Томаса и спросил:
— Видишь, о чем я?
Я видел, о чем он, но и Вуди много чего позаимство¬вал у старых песен «Картер Фэмили», только закрутил их по-своему, поэтому тем, что имел в виду Дэйв, я осо¬бо заморачиваться не стал. Он считал Джонсона нор¬мальным исполнителем, парнем мощным, но вторич¬ным. Не было смысла спорить с Дэйвом — во всяком случае, интеллектуально. Я смотрел на вещи примитив¬но, мне нравилась политика сельской ярмарки. Моим любимым политиком был аризонский сенатор Барри Годдуотер — он мне напоминал Тома Микса, а такого никому не объяснишь. Мне было не очень комфортно со всей этой психопатически-полемической болтовней. Не моё все это. Даже от текущих новостей я нервничал. Старые новости нравились мне гораздо больше. А все новые новости плохи. Хорошо, что они не лезут на гла¬за весь день напролет. Круглосуточные выпуски ново¬стей — должно быть, сущий ад.
Дэйв вернулся к своей газете, а я сказал, что потом увидимся, и засунул ацетатку обратно в белый картон¬ный конверт. На нем никаких надписей, единственная информация выведена от руки на самом диске: только имя «Роберт Джонсон» и список песен. Пластинка, поч¬ти не захватившая Дэйва, ввергла меня в онемение — словно в меня попали пулей с транквилизатором. Потом у себя в квартире на Западной 4-й улице я снова поста¬вил пластинку и прослушал ее всю в одиночестве. Мне больше не хотелось никому ее крутить.

Следующие недели я слушал ее постоянно, перево¬рачивая, песню за песней — сидел и пялился на проиг¬рыватель. И всякий раз точно призрак возникал в ком¬нате — жуткое привидение. Песни лежали слоями с поразительной экономией строк. Джонсон маскировал присутствие более двадцати человек. Я залипал на каж¬дой песне, размышляя, как Джонсон ее сделал. Сочине¬ние песен было для него крайне изощренным занятием. Композиции, похоже, выходили у него прямо изо рта, а не из памяти, и я начал медитировать на конструкцию куплетов, видя, насколько отличаются они от песен Ву-ди. От слов Джонсона нервы мои дрожали, как струны пианино. По смыслу и чувству своему они были так элементарны, и в то же время давали такую богатую внутреннюю картину. Дело не в том, что можно было тщательно рассортировать каждое их мгновение, пото¬му что сделать этого было нельзя. Слишком многих тер¬минов не хватает, слишком много двойственности. Джонсон минует скучные описания, на которых иные блюзовые сочинители строили бы целые песни. Нет ни¬какой гарантии, что события в его песнях происходили в действительности, излагались вслух либо представля¬лись в воображении. Когда он поет о сосульках, свисаю¬щих с дерева, у меня мороз по коже, или о том, как ски¬сает молоко... меня начинало тошнить, и я не понимал, как ему это удалось. К тому же все песни его зловеще от-звучивали чем-то глубоко личным. От проходных строк вроде «Вчера был канун Рождества, а сегодня само Рож¬дество», меня пробирало до мозга костей — от этих Свя¬ток каждый год. На Железном хребте время это прохо¬дило совершенно по Диккенсу.

Совсем как в книжках с картинками: ангелы на елках, сани, запряженные ло-

шадьми, тащатся по заснеженным улицам, елки блестят огоньками, на лавках в центре города развешаны венки, на углу играет оркестрик Армии спасения, от дома к до¬му ходят хоры и распевают гимны, ярко горят камины, шеи обмотаны кусачими шарфами, звонят церковные колокола. Когда подкатывал декабрь, все замедлялось, все умолкало и погружалось в раздумья — белоснежное, утопшее в глубоком снегу. Я всегда считал, что Рождест¬во таково для всех и повсюду. Даже вообразить не мог, что так может быть не вечно. А Джонсон вызвал это ощущение всего несколькими быстрыми мазками — так не удавалось ничему, даже великолепному «Снежному Рождеству»1. Для Джонсона все — законная добыча. Есть рыбацкая песня, называется «Блюз дохлой кревет¬ки»2, совершенно неожиданная — песня о неудавшейся рыбалке с полнокровными строками, намного превос¬ходящими любую метафору. Есть песня о «террапла-не»3, машине-колымаге, и это, наверное, —лучшая пес¬ня об автомобилях. Если никогда не видел «терраплан», но слышал песню, решил бы, что это зализанная такая машина, в форме пули. Автомобильная песня Джонсона тоже превосходит метафору.
Я списывал слова песен Джонсона на клочки бума¬ги, чтобы пристальнее изучить стихи и их узоры, кон¬струкцию его старомодных строк и свободные ассоци¬ации, которыми он пользовался, искристые аллегории, претенциозные истины, обернутые в жесткую скорлу¬пу бессмысленных абстракций; его темы пролетали по воздуху легче и изящнее некуда. У меня не было ни та¬ких грез, ни таких мыслей, но я их приобрету. Я много
1 White Christmas.
2 Dead Shrimp Blues.
3 Terraplane Blues.

думал о Джонсоне, задавался вопросом, какой могла быть его публика. Трудно себе представить, чтобы из¬дольщики или батраки с плантаций в деревенских пив¬ных ассоциировали себя с его песнями. Невольно ду¬маешь, что Джонсон играл для той публики, которую лишь он один видел, той, что появится в далеком буду¬щем. «То, что у меня есть, расколет вам мозги», — пел он. Джонсон серьезен, как опаленная земля. В нем и его стихах нет ничего клоунского. Мне тоже хотелось стать таким.
В конце концов пластинка вышла и взрывом шарах¬нула по всем любителям блюза. Некоторые исследовате¬ли так увлеклись Джонсоном, что кинулись проводить изыскания о его прошлом, что бы там от него ни оста¬лось, и некоторым удалось что-то найти. Джонсон запи¬сывался в 1930-х годах, и в 60-х еще осталась публика в Дельте, которая его помнила. Оставались даже такие, кто знал его лично. Быстро распространилась история о том, что он продал душу дьяволу на перекрестке двух до¬рог в полночь, оттого и звучал так здорово. Ну, насчет этого я не знаю. Те, кто его помнил, рассказывали сов¬сем другую историю: он тусовался с блюзовыми певца¬ми постарше в сельских районах Миссисипи, играл на гармонике, всех доставал и все его пинали, а потом он уехал, научился играть на гитаре у батрака по имени Айк Циннерман — фигура таинственная, ни в одном учеб¬нике истории его нет. Наверное, потому, что он не запи¬сал ни одной пластинки. Должно быть, учителем музы¬ки он был невероятным. Люди знающие говорили, что Айк научил Роберта каким-то азбучным истинам, а до остального Джонсон допер своим умом: главным обра¬зом слушал пластинки и всем подходам своим набрался

с них. Они по-прежнему на слуху, эти оригинальные пластинки, ставшие прототипами всех песен Джонсона. Так в его истории больше смысла. У Джонсона есть даже песня, которая называется «Блюз фонографа»1 — дань проигрывателю со ржавой иголкой. Джон Хаммонд го¬ворил мне, что, по его мнению, Джонсон читал Уолта Уитмена. Может, и читал, только это ничего не проясня¬ет. Непостижимо, как разум Джонсона перескакивал с одного на другое с такой резвостью. Такое ощущение, что он знает обо всем, он даже вставляет конфуцианские поговорки, когда ему заблагорассудится. Ни заброшен¬ность, ни безнадега, ни оковы — ничто его не остановит. Он велик, как все великие, но идет на шаг дальше. Не¬возможно представить, чтобы он спел: «Вашингтон — буржуазный город». Он бы этого не заметил, а если бы заметил, это бы не имело значения.
Тридцать с лишним лет спустя я сам увидел Джон¬сона в восьми секундах 8-мм пленки, снятой какими-то немцами в конце 30-х в Рулвилле, Миссисипи, на залитой ярким солнечным светом улице. Кое-кто ста¬вил под сомнение, действительно ли это Роберт Джон¬сон, но замедлив пленку так, чтобы восемь секунд ста¬ли скорее восьмьюдесятью, вы увидите, что это он и никто иной. Он играет огромными паучьими руками, что магически перемещаются по струнам гитары. На шее у него хомут с гармоникой. Совсем не похож на че¬ловека-памятник, никакого взвинченного темпера¬мента. Выглядит он чуть ли не по-детски, фигура про¬сто ангельская, невинная дальше некуда. На нем белый полотняный джемпер, рабочая роба и необычная фу¬ражка с позолотой, как у Маленького Лорда Фаунтле-


роя. Совсем не похож на человека, за которым по пя¬там мчится адская гончая. Будто у него иммунитет к че¬ловеческому ужасу, и ты смотришь на экран, не веря своим глазам.
1 Phonograph Blues.

(С) BOB DYLAN CHRONICLES VOLUME ONE, 2004
(C) ПЕРЕВОД С АНГЛ. МАКСИМА НЕМЦОВА, 2005
(С) ООО "ИЗДАТЕЛЬСТВО "ЭКСМО", 2005

А я нашол все ноты Роберта для guitarpro на сайте www.mysongbook.com

2ols:
Не факт, что там правильно.
Нужно найти табы...
У меня вот эта.
http://www.cattailmusic.com/Products/RobertJohnsonBook.htm

ROBERT JOHNSON The Search For Robert Johnson
(2006 DVD marking the 70th Anniversary of his first recordings, uncovering the truth about the man whose life was shrouded in mystery with documentary footage, interviews [with fellow bluesman Johnny Shines, Eric Clapton & more] and music; visiting the sites of his only 2 recording sessions and finally investigating the circumstances of his grisly murder in 1938).
released 08-May-2006

Опять переиздали...

An abiding mystery about Robert Johnson is the rpm conundrum. Is it true, as a Japanese musician told me it is widely held to be in Japan, that Robert Johnson’s records play way too fast? Should he actually sound much more like his great mentor, Son House?

One guitar tutorial book, Country Blues Bottleneck Guitar by James Ferguson and Richard Gellis (Walter Kane Publications, New York, 1976), proposes that Robert Johnson’s ‘Walking Blues’ is played with the guitar tuned to G (i.e. so that the open strings play a chord of G major – D-G-D-G-B-D, from bass to treble) and with a capo on the fourth fret. This means that the opening phrase, played an octave higher than the open strings – i.e. twelve frets down the neck from the capo – has to be played at the sixteenth fret. On the kind of guitar that has the neck joining the body at the fourteenth fret – like the one that Johnson is holding in one of the long-sought-after photographs of him, reproduced above right – this means manoeuvring the slide above the fingerboard a good inch beyond the end of the neck. On a guitar with the neck-body join at the twelfth fret, as in the photograph reproduced above left, it means stretching even further – a most uncomfortable position that would make it hard to play accurately.

There are four other Johnson tunes in the book. One, ‘I Believe I’ll Dust My Broom’, is given in an arrangement by Taj Mahal; the rest follow the original recordings, and all of these are supposed to be capoed at the third fret. The only other piece in the book to be played with a capo on the third is by the Georgia-born Tampa Red. The pieces by the other Mississippi Delta slide players in the book – Bukka White, Bobby Grant, Mississippi Fred McDowell – are all played open or, in one case, with a capo on the first fret.

Now if we turn to the song on which Robert Johnson’s ‘Walking Blues’ is based, namely ‘My Black Mama’ by Son House [Example 1], we find that on his recording of it in 1930, he plays in open G, capo on the first. What happens, then, if we slow Johnson’s record until it is in the same key as the song it’s modelled on – and if we bring the rest of his records down likewise, so that those pieces that sound as though they’re capoed on the third would actually be played in the much more natural way, with open strings? This means lowering the key by three semitones, a quarter of an octave – which means slowing the recordings to 80 per cent of the speed at which they normally play. (I accomplished this by playing my old King of the Delta Blues Singers LPs with the pitch control on the turntable turned as low as it would go and taping them with the pitch control on the cassette deck turned as high as it would go, then turning the pitch control down slightly while I dubbed it to another cassette deck. The end result was the equivalent of a 33-1/3-rpm record playing at 26-2/3-rpm.)

And what comes out of the speakers? A music transformed. The sound of a man, first of all: this dark-toned voice would no longer lend credence to the youth of seventeen or eighteen that Don Law, the only person to record him, thought he might be. Now, especially in the dip of his voice at the end of a line, we can hear the follower of Son House, and the precursor of Muddy Waters. Hear him pronounce his name in ‘Kind Hearted Woman Blues’ – now he sounds like “Mr Johnson”, a man whose words are not half-swallowed, garbled or strangled, but clearly delivered, beautifully modulated; whose performances are not fleeting, harried or fragmented, but paced with the sense of space and drama that drew an audience in until people wept as they stood in the street around him. (The wordless last lines of ‘Love in Vain’, in this slowed form, are the work of one of the most heartbreaking and delicate of blues singers.) This is a Steady Rolling Man, whose tempos and tonalities are much like those of other Delta bluesmen. Full-speed Johnson always struck me as a disembodied sound – befitting his wraith-like persona, the reticent, drifting youth, barely more than a boy, that Don Law spoke of: the Rimbaud of the blues. Johnson slowed down sounds to me like the person in the recently discovered studio portrait: a big-boned man, self-assured and worldly-wise. It works for me, but listen for yourself.

As for why and how it could have come about, I’ve no idea. But if all the recordings should really play at 80 per cent of their current speed, that wouldn’t make them exceptionally long. The sixteen cuts of the first Robert Johnson LP, King of the Delta Blues Singers, have an average duration of two minutes 38 seconds. This is noticeably shorter than, for example, the sixteen cuts on an LP collection of Leroy Carr’s blues from 1932 to 1934, which average just over three minutes; or of the twelve cuts on a collection of Blind Willie McTell’s blues from 1935 (about 80 per cent of the length, in fact). On the other hand, it matches, almost to the second, the average duration of sixteen tracks recorded in May 1937 by Sonny Boy Williamson and Big Joe Williams – a month before “poor Bob’s” last session. But this is up-tempo, good-time blues, as suggested by the title of this Williamson/Williams LP – Throw a Boogie Woogie. Two of the songs in this compilation became rocking Blues Boom standards in the 1960s – ‘Good Morning School Girl’ and ‘Please Don’t Go’.

Similarly, on a two-CD set that collects all of the 42 masters cut by the rugged Delta musician Tommy McClennan between 1939 and 1942, the average length is only a wee bit longer than Johnson’s, around two minutes fifty – but McClennan is another purveyor of the boogie, a much simpler artist than our “Robert chile”. When he was recommended for his first recording session by the duke of pre-war Chicago blues, Big Bill Broonzy, it was surely because, despite the rude country style, McClennan’s ever-driving beat and bragging personality could still cut it with the juke-joint dancers – something that ‘Love In Vain’ and ‘Come On In My Kitchen’ weren’t likely to do.

If the theory I’ve advanced is not completely crazy, a possible motive for speeding up Johnson’s records might have been to try to make them more exciting for an age in which the Delta tradition he came out of was already a thing of the past.

Perhaps there are scientific tests that could be applied to the sound that might establish its original frequencies – to the qualities of the voice, for example, like the vibrato, which at full speed sounds to me like an alien nasal flutter but at slower speeds like a proper musical ornament; or perhaps to the decay time of the guitar notes.

Robert Johnson’s records occupy a place of unique esteem in the heritage of 20th-century popular music. In addition to their innate artistic excellence, they exerted a huge influence on the subsequent development of the blues, and on the other forms, like rock, that drew on the blues. They are universally acclaimed by critics: Greil Marcus, for example, the dean of rock writers, while he might not be so blunt as to tag the first Robert Johnson LP as The Greatest Album Of All Time, certainly regards it as An Album Than Which None Better Has Been Made. This cultural prestige is reflected in the continuing demand for Johnson’s music: the 1990 CD box-set of The Complete Recordings, with an expected sale of about twenty thousand, sold half a million. If the records are, in fact, distinctly inaccurate, perhaps we should be told.

Postscript

The ideas outlined above are presented to stimulate further debate and investigation. It’s quite possible, for example, that my detuning of Johnson’s records by a tone and a half is too extreme. Perhaps he did not habitually play with open strings, as I have assumed, but favoured the use of a capo most of the time. Observant readers will have noticed that in one of the two photos at the top of the page, his guitar has a capo on the second fret. Johnson is known to have travelled widely and appears to have absorbed many other styles in addition to the Mississippi Delta blues which provided the original matrix for his music. His practices, therefore, can’t be ascertained solely by those of his Delta models, mentors and contemporaries.

Любопытная теория, но лично мне кажется высосанной из пальца. По-моему, Джонни Шайнз как раз в "The Search For Robert Johnson" рассказывал, что Джонсон чуть ли не все время играл с "капой". А может это он в "Can't You Hear The Wind Howl?" рассказывал? Или не он? Я мог и перепутать -- оба фильма давно видел. Надо было бы их пересмотреть, да времени не хватает.

Отпразднуем День Рождения Роберта Джонсона!!!

Rock and Roll Hall of Fame inductee Robert Johnson was born on this date in 1911.

Though he recorded only 29 songs in his brief career - 22 of which appeared on 78 rpm singles released on the Vocalion label, including his first and most popular, “Terraplane Blues” - Johnson nonetheless altered the course of American music. In the words of biographer Stephen C. LaVere, “Robert Johnson is the most influential bluesman of all time and the person most responsible for the shape popular music has taken in the last five decades.” Such classics as “Cross Road Blues,” “Love In Vain” and “Sweet Home Chicago” are the bedrock upon which modern blues and rock and roll were built.

Or, as Eric Clapton put it in the liner notes to the Johnson boxed-set, “Robert Johnson to me is the most important blues musician who ever lived….I have never found anything more deeply soulful than Robert Johnson. His music remains the most powerful cry that I think you can find in the human voice, really.”

http://www.rockhall.com/hof/inductee.asp?id=134

Robert Johnson stands at the crossroads of American music, much as a popular folk legend has it he once stood at Mississippi crossroads and sold his soul to the devil in exchange for guitar-playing prowess. He became the first modern bluesman, linking the country blues of the Mississippi Delta with the city blues of the post-World War II era. Johnson was a songwriter of searing depth and a guitar player with a commanding ability that inspired no less an admirer than Keith Richard of the Rolling Stones to exclaim, "When I first heard [him], I was hearing two guitars, and it took me a long time to realize he was actually doing it all by himself."
Born in Hazlehurst, Mississippi, in 1911, Johnson was ill-suited for sharecropping and gravitated instead toward the itinerant life of the musician. He picked up the guitar in his teens and numbered among his tutors such esteemed blues figures as Charley Patton and Son House. During the Depression years of the early Thirties, Johnson lit out with his guitar and earned his keep as an entertainer - not only as a master of the blues but of the popular tunes and styles of the day. His travels took him throughout the Mississippi and Arkansas Deltas, where he performed at jook joints, country suppers and levee camps. He also saw the big cities, traveling with fellow bluesman Johnny Shines to perform in St. Louis, Detroit, Chicago and elsewhere. The entirety of his recorded output was cut in three days worth of sessions in November 1936 and two days in June 1937. His life came to a premature end when he was poisoned by the jealous husband of a woman he began seeing during a stint at the Three Forks juke joint in Greenwood, Mississippi. The poisoning occurred on the night of August 13, 1938, and Johnson died three nights later at the home of a friend.

Though he recorded only 29 songs in his brief career - 22 of which appeared on 78 rpm singles released on the Vocalion label, including his first and most popular, "Terraplane Blues" - Johnson nonetheless altered the course of American music. In the words of biographer Stephen C. LaVere, "Robert Johnson is the most influential bluesman of all time and the person most responsible for the shape popular music has taken in the last five decades." Such classics as "Cross Road Blues," "Love In Vain" and "Sweet Home Chicago" are the bedrock upon which modern blues and rock and roll were built.

In an eloquent testimonial included in the liner notes to the box set Robert Johnson: The Complete Recordings (Columbia Records, 1990), disciple Eric Clapton said, "Robert Johnson to me is the most important blues musician who ever lived....I have never found anything more deeply soulful than Robert Johnson. His music remains the most powerful cry that I think you can find in the human voice."

May 8, 1911
Robert Johnson was born.

1932
Muddy Waters begins to play the guitar. He is influenced by the music of Robert Johnson and Son House.

November 1, 1936
The first of only two Robert Johnson recording sessions.

June 1, 1937
Robert Johnson's second and final recording session.

August 13, 1938
Robert Johnson died three days after he was poisoned by the jealous husband of a woman he began seeing during a stint at the Three Forks juke joint in Greenwood, Mississippi.

1940
Muddy Waters meets folklorist Alan Lomax, archivist, while he is doing research on Mississippi Delta blues at the Stovall plantation. Lomax is looking for Robert Johnson, when he "discovers" Morganfield. Robert Johnson had been deceased for two years.

1952
Elmore James releases Robert Johnson's "Dust My Broom".

1961
Robert Johnson's 'King of the Delta Blues' is released.

January 23, 1986
Robert Johnson is inducted into the Rock and Roll Hall of Fame.

September 1, 1998
Rock and Roll Hall of Fame honors Robert Johnson in annual American Music Masters series.

2002 Robert Johnson "S.A. Sessions" T-Shirt
Limited edition T-shirt from the 2002 Robert Johnson's "S.A. Sessions" Celebration. Like other San Antonio Blues Society t-shirts, these will become a true collector's item. The front shows Robert Johnson's studio portrait used by permission from Delta Haze Corporation. The back lists the performers from the 2002 S.A. Sessions Celebration.

Available in large and extra large only. Short sleeve, black.

Special Price:
$10.00 (plus $3.50 postage and handling)

2001 Robert Johnson "S.A. Sessions" T-Shirt
Limited Edition T-Shirt from the 2001 Robert Johnson's "S.A. Sessions" Celebration, which was held in San Antonio, Texas on November 23 2001. Destined to be a blues collector's item!

Available in large, extra large and XX-large only.

Price:
$15.00 (plus $3.50 postage and handling)