Tom Waits

2OnDahill:
>А мне он (Real Gone)именно этим и нравится! Безумным
>экспериментаторством. Один битбоксинг чего стоит...
>А по мне у него все времена лучшие были..)))

На все 100 согласен!..

2Rosco:
Да! Дядька дает жару!
"Im gonna take the sins of my father..."))))

Уэйтс обиделся на OPEL

Том объявил, что он протестует против использования своего голоса в рекламе авто "Opel", которую гоняют в скандинавских странах по TV. Уэйтс не раз заявлял, что он никогда не даст разрешения на использования своих песен и образа в продвижении каких-либо товаров. Собирается судится с Опелем. Ранее он уже отсудил у фирмы, которая делает чипсы, 2 500 000 $. Чипсоводы просто наняли для съёмок в своей рекламе певца, подражавшему сабжу. Кроме того ТВ в начале 90-х выиграл несколько дел против своего бывшего лейбла Third Story Music, который нарушил контракт и разрешил использование 2-х песен певца в телерекламе за границей.
"Вот интересно, какая ж эта редиска хмырёнышу про Хмыря накапала, а ?" (с) "Джентельмены удачи"

Ну, в догонку :)))

В продолжение автомобильной темы...))

2OnDahill:

> В продолжение автомобильной темы...))

Давай, Том!

Стриги с них зелень!=)))

Здравствуйте, господа почитатели Тома Вэйтса. Надеюсь мое сообщение не останется без внимания. Я познакомился с этим человеком через последний альбом, узнал о котором по чистой случайности. Восхищен. Поражен. Влюблен. Людей с таким Талантом... нет Талантищем существует совсем немного. И пропускать их мимо ушей(музыка) или взгляда(кинематограф) есть преступление против души, голодающей в наше время и подкармливаемой лишь пошлостью и безвкусицей, жаждущей чего-то большего, чем пустышки, покрытую красивым фантиком, затеняющим подлинное искусство. Я восхищен Томом Вэйтсом как музыкантом. Я поражен Томом Вэйтсом как актером (помните того психа из "Дракулы", питающегося исключительно насекомыми?). Я влюблен в него как в личность.
Ну и теперь парочка весьма приземленных вопросов. 1.Мой диск "Real Gone" отличает чрезвычайно ужасное качество: в большинстве песен какое-то шипение, особенно когда м-р Вэйтс повышает голос, будто запись производилась в вотер клозете на микрофон украденный у бомжа в переходе. Это нормально? 2.Сложно ли, в принципе, не в столице найти некотороые альбомы музыканта(не в мп3, потому как не переношу)?

По первому вопросу - да, нормально.

2Mr_Blonde:
1. Ну не так все там и плохо:-)
Но то, что он местами с "грязным звуком" переборщил - правда.
2. На пиратах выходил весь Уэйтс и не так давно переиздавался. Кроме того, псевдо-лицензионный SomeWax его тоже немножко печатал (а этот уже может и в официальных магазинах продаваться, наверное).

2Mr_Blonde:

Здорово сказано!




По поводу вопрсов: 1. я покупал пиратский, с буклетом. Качество отличное!.. Шипение там не сышно. Разве где-нибудь Том по особому споёт/скажет...2. В Мосве - запросто! На Горбушке много его альбомов. И большнство с буклетаи... В других же городах затрудняюсь сказать.. В Питере точно должён быть.. Там есть рынок типа Горба...


ps А роль в Дракуле Брэма Стокера - это вообще особое украшение фильма! Потрясающе сыграно!..

2Mr_Blonde:

>будто запись производилась в вотер клозете на
>микрофон украденный у бомжа в переходе

Ну, штож Вы хотитя, ежели он свои песенки в студийный "Нойман" через "матюгальник" мегаватный проскрежетал :)))

Чтоб как-то утолить инфоголод, вот статья из нашего журнала "MUSIC BOX"
(WWW.MUSICBOX.SU)


TOM WAITS/ МЕЛАНХОЛИЧЕСКИЙ ЗАТЕЙНИК УЭЙТС
------------------------------------------
АВТОР: ЛЕОНИД ЛУХТИН
ИСТОЧНИК: ЖУРНАЛ "MUSIC BOX" #1 (35) 2005

ПОЛЯРНАЯ НОЧЬ
«И ворона обратится девицей на другом конце света».
(«The Other Side Of The World», альбом «Night On Earth», 1992)

Один из друзей автора статьи поведал однажды историю, как, будучи молодым и безответно влюблённым, он притомился течением жизни и трагическим порывом охваченный сорвался с насиженного места и рванул куда глаза глядят. Куда он ринулся, едва ли он ведал. Желал он достичь отдалённой точки, где всё


будет совершенно иначе. Впрочем, он также был готов как-нибудь так израсходоваться и раствориться в дальней дороге, чтоб себя не ощущать более. Но какое-то время спустя он таки обрёл чувство реальности. Произошло это на расстоянии тысячи с лихом километров на некоем сонном полустанке. Себя он обнаружил на дощатой скамейке зала ожидания - сидящим, попыхивающим густым паром. Матовый плафон сверху сыпал песочек неяркого жёлтого света. А на стрёме за мохнатым, заиндевелым окном стоял мрак неумолимой арктической ночи. И в тот самый миг, когда его прошибла реальность, он вдруг почувствовал всю хлипкость своей брони. Вот он - один посреди полярной зимы, каких-то чужестранных людей, для которых он сам не то диверсант, не то инопланетянин. А время это было ещё даже не перестроечное - время, когда честному труженику вожде-лелось совсем немного, ну, может, какого-нибудь пайка-


заказа (колбаска, сардинки в масле, кофейный напиток «Экстра»), дабы попроворнее выказать свою готовность «ударным трудом ответить на заботу партии о благе советского народа».
Вот сидит наш персонаж под косыми взглядами привокзальной буфетчицы (сок яблочный осветлённый, пирожки с повидлом, сигареты «Дымок») и мыслит невесёлую мысль, типа «Есть ли жизнь на Марсе?» И столько трагизма было в его мировосприятии, что потолочная твердь расступилась, и какой-то мимолётный флюид улучил момент прорваться к той самой запредельности, откуда ответствуется лишь пророкам. И предстал ответ в[ виде двух слов на ближайшей стенке. И выглядел так -PINK FLOYD. И вечная мерзлота прикинулась тропической благодатью, поскольку смысл шифрограммы был: «Всюду жизнь!»
Вспомнилась эта история, когда в очередной раз я посетил своего не очень здорового друга. У него не всё в порядке с ногами и живёт он на пятом этаже в доме без лифта, построенном ещё пленными немцами. Любопытная особенность его микрорайона в том, что едва ли не все тамошние жители имеют сходство - все они несколько размыты, словно выполнены в акварели. Причиной тому - не слишком чёткая поступь, что ближе к вечеру становится у них ещё менее чёткой, не говоря уже о выходных и праздниках. И вот, как-то поднимаясь на пятый этаж вышеупомянутого дома, скользнул я взглядом по стенке подъезда. Там где-то по соседству с Машей и Верой, уравненных в любви, чуть не доходя до Серёжи, приплюсованного к Валентину, совсем неподалёку от сердца, пронзённого шприцем, имелось еще одно имя, выведенное чёрным перманентным маркером - Tom Waits. Надпись не столько возрадовала, сколько озадачила. К настенным воскли-Лцаниям: «Kurt is Alive» я как-то уже вполне адаптирован, ну а тут что-то явно непривычное! Ведь даже на родине Уэйтса, в Америке, популярность его невелика. Неспроста же сам исполнитель, было дело, сравнил себя с французским мастером пантомимы Марселем Марсо, выступления которого по радио столь же часты, как и его собственные. Безусловно, и в Америке и в Европе Уэйтса знают, ценят, но число его поклонников' там несравненно меньше, чем, скажем, у Брюса Сприн-гстина (Bruce Springsteen) или Дэвида Боуи (David Bowie). В нашей же евразийской державе фаворитов находят по иным критериям. Здесь у нас составилось бы такое неравенство: Спрингстин + Боуи < Уэйтса.
Правда, предпосылка такого расклада не в жуткой популярности последнего, а в сдержанном восприятии двух первых. Ну, да ладно...
Как бы то ни было, подъездные начертания напомнили-таки, что всюду жизнь. А что до некоторой их непривычности, то почему бы какой-то части великого числа фэнов Уэйтса, рассыпанных по всему миру, не просыпаться где-то здесь, вблизи Шмитовского проезда. И подумалось ещё, что если уж суждено было данному имени предстать в виде граффити, то сей не самый стерильный подъезд моего не самого жизнерадостного друга и есть самый что ни на есть подходящий. Последнее умозаключение наверняка оскорбило бы едва ли не любого исполнителя. Тома Уэйтса, полагаю, оно| бы не оскообило.

КАКОВ ЯСТРЕБ
«Эта мрачная шарада ночной смены маскарада.»
(«Eggs & Sausage», альбог «Nighthawks At The Diner», 1975'

Учитель; испанского Фрэнк Уэйтс меньше всего полагал, что его будущий отпрыск станет музыкантом. Сумей он предвидеть такое, разве спустил бы он старое, намозолившее глаза фортепьяно в подвал, где ему будет суждено простоять долгие годы.
Ни на всякой карте можно отыскать калифорнийский городок Помонма, что западнее Лос-Анджелеса, но именно там выпало родиться герою нашего повествования. Седьмого декабря 1949 года Фрэнк Уэйтс спешно вызвал такси и усадил туда не очень подвижную на тот момент супругу. После чего они прямым ходом отправились в больницу Мерфи. Но по пути следования неявленному младенцу жутко занетерпелось увидеть свет. До больницы добраться успели, но с автостоянки двигаться было уже поздно. Вот прямо там, в авто жёлтого цвета под неумолимое тиканье счётчика Томас Алан Уэйтс (Thomas Alan Waits) - 7 фунтов 10 унций веса - объявил о своём прибытии. Говорят, что случайностей нет, всё взаимосвязано. И это не вполне упорядоченное начало каким-то едва уловимым намёком уже тогда, возможно, обозначило будущность новоприбывшего.
Помыкавшись по населенным пунктам западного побережья, семейство Уэйтсов осело в южно-калифорнийском городе Сан-Диего. Учитель испанского стремился поближе к соседней испаноговорящей стране. В доме часто звучала мексиканская музыка. Нередко Уэйтсы наведывались в пограничное государство, где отец семейства заслушивался мексиканскими мелодиями вживую. При посещении какого-нибудь из тамошних ресторанов Фрэнк Уэйтс приглашал местных музыкантов к себе за стол и, выдавая им по паре долларов за песню, подпевал, не отпускал их до позднего вечера. После чего он покидал домочадцев и вместе с оркестрантами отбывал ,в неизвестном направлении. Оставленное на произвол судьбы семейство добиралось до гостиницы самостоятельно.

Музыкальные наклонности имелись и у матери Тома. Когда все её три сестры приезжали в гости, то, обступив фортепьяно, они всякий раз пели и музицировали. Джазовые предпочтения родителей - Бинг Кросби (Bing Crosby), Луи Армстронг (Lui Armstrong), Фрэнк Синатраг (Frank Sinatra), оркестры Бенни Гудмана (Benny Goodman) и Гленна Миллера (Glenn Miller) - формирова- i ли вкус будущего музыканта. Позднее он вспомнит: «Музыка, которую я слушал подростком, была музыкой старшего поколения. Конечно, слушал я и BEATLES, но без особого чувства. Ко всем новым и молодым я относился с недоверием. Не знаю, в чём тут было дело. Возможно, это было связано с уважением к старшим. Отец ушёл от нас, когда мне было около одиннадцати, и в музыкантах^ намного взрослее меня я, наверное, искал своего рода замену. Был ли это Луи Армстронг, или Бинг Кросби, или Нат Кинг Коул (Nat King Cole), или Хаулинг Вулф (Howling Wolf) - я безотчётно искал родительской опеки». (Журнал «Mojo», сентябрь-2004.)
После развода родителей Том остался жить с матерью и двумя сестрами. Дабы сводить концы с концами четырнадцатилетним школьником он мыл посуду в ближайше^ забегаловке. Дадим слово ему самому: «Я трудился каж-г дый день с позднего вечера до 4-х утра. Муж сестры, который весил почти 300 фунтов, работал в маленьком итальянском ресторанчике. Он занимал там слишком много места. Поэтому его выгнали, ну и взяли меня». (Журнал «New Musical Express», май 1979.) В шестнадцать лет Том бросил школу. Поэтапно он становился продавцом пылесосов, бензозаправщиком, таксистом, продавцом винного магазина, почтальоном, работал в прачечной, а ещё приобрёл экзотическую специальность до-г ставщика червяков. Свой «вертлявый» товар он разносил по адресам заказчиков - любителей рыбной ловли. Потом он вновь стал мойщиком посуды, а затем и поваром. О вечерах, проведённых в пиццерии с громким названием «Наполеон», десятилетия спустя он будет вспоминать как о лучших днях своей жизни. Ведь тогда он был молод, а кроме того, это был начальный опыт взрослой жизни.
В заведении всегда звучала музыка, в зале в обнимку танцевали пары, сюда наведывались работяги, видавшие виды моряки, военные. Через улицу был ночной клуб, его завсегдатаи с благоговением поминали время, когда здесь выступал сам Хэнк Вильяме (Hank Williams), звезда кантри и вестерна. А ещё совсем неподалеку располагался тату-салон, в память о посещении которого на предплечье и груди Тома и поныне красуется изображение хищной птицы с надписью «Nighthawk». Ночными ястребами (или, скорее, совами) именовали себя члены автоклуба, куда одно время входил юный Уэитс. «Этот грозный ястреб, - позднее выскажется музыкант, - на таком теле, как моё, всего более походит на куропатку». «Nighthawks At The Diner» (Ночные ястребы в закусочной/Завсегдатаи закусочной) - название диска, что выйдет десяток лет спустя в 1975 г. А годом раньше песней, « Ghost of Saturday Night (After Hours At Napoleon's Pizza. House)» («Призрак субботнего вечера под конец рабочего дня в пиццерии Наполеон») Том увековечил первый из своих университетов, которому он отдал пять лет молодой жизни.


НА ДОРОГЕ
«Он пал, пал, пал. И дьявол воззвал к нему.»
(«Down, Down, Down», альбом «Swordfishtrombones», 1983 г.)
Много ли нужно яда, чтобы отравить сознание подростка. Свою дозу юный Уэйтс обрёл в один из вечеров, слушая подаренный отцом радиоприёмник. «Абилин, Абилин, город он такой один. Обойди хоть целый свет, нигде нежнее женщин нет!» - неслось из эфира. И внимая песенке о городе с названием, подобным женскому имени, подростковая фантазия рисовала картинку райского места с косяками податливых женщин, предвкушающих скорое знакомство. Мысленному взору открывался необъятно обширный мир, что лежал за пределами Сан-Диего. И весь этот мир, казалось, пребывал в ожидании мгновения, когда не кто-то иной, а именно Том отважится на его разведку. В моменты, когда райская картинка вдруг зависала в сознании, Том покидал рабочее место и во всём своём поварском наряде, в переднике и колпаке, выходил наружу. Он присаживался на край тротуара и, цепляя взглядом проезжавшие автомобили, уносился вместе с ними. Куда? Ну, скорее всего, на восток - в далёкий штат Техас, на просторах которого должен отыскаться чудесный городок Абилин. Ах, Abeline, Abeline, prettiest town I ever seen!
Иной раз по уикендам на пару со своим школьным другом Сэмом Джонсом наш мечтательный подросток предпринимал вылазки в соседний штат Аризона. Время пу-, тешествия всякий раз было ограничено, следовало возвратиться к утру понедельника. Их цель - за отведённое время умчаться как можно дальше, увидеть как можно больше. В одну из таких вылазок морозной ночью под Рождество на шоссе, где по случаю праздника движение совершенно вымерло, у машины заглох мотор. Издревлег известно, что в канун святой ночи всякая нечисть весьма охоча до развлечений. И на этот раз, судя по всему, развлечение должно было выдаться на славу. Друзья понимали, что под утро им суждено превратиться в пару окоченевших трупов. Единственный выход, который они нашли, - собрать у обочины побольше опавших листьев и закопаться в них до утра. Это их спасло. На рассвете они побрели к ближайшему жилищу. Таковым оказалась церковь. Здесь готовились к богослужению, и им позволили отогреться. Проявив скромность, они сели на ближайшую к выходу скамью. Началось богослужение. С ли-, цами, перемазанными землёй, и с листьями в волосах/ сидели усталые путешественники, наслаждались теп-' лом, слушали старинные гимны. Но вот пришло время
проповеди, и тут друзья почувствовали, что главная ее тема - их собственные персоны. Стоило священнику упомянуть имя дьявола и преисподнюю как место обиталища грешников, он всякий раз указывал в сторону чужаков у входа. Словно по команде прихожане оборачивались и дружно качали головами. Пройдёт время, и в песне, озаглавленной «Down, Down, Down», Том воскресит памятный эпизод своей жизни.
ПЕДАГОГИ
«Дядя Вернон, дядя Вернон просто жлобски знаменит/Стал он крупной шишкой на бойне/На аккордеоне играет мистеру Вайсу.»
(«Cemetery Polka»,\ альбом «Rain Dogs», 1985)
Свой первый сценический опыт Том приобрёл ещё в школе. Он входил в группу под названием THE SYSTEMS. Играли они немного R&B, немного соул. Том ^аккомпанировал на губной гармошке и слегка на гитаре. В своё время он взял несколько уроков игры на ней у Билли Суэца (Billy Swed). Вместе с матерью тот проживал в вагончике рядом с огромной заваленной шинами непросыхающеи лужей вблизи железнодорожных путей. У него были огненно-рыжие волосы, он нигде не учился, курил и выпивал. И было Суэду от роду 12 лет. Другого учителя звали Боб Дилан (Bob Dylan). Тексты его песен в виде листочков на кнопках украшали комнату Тома. А некоторые из листочков он даже вставлял в рамки. Огромное впечатление на юного Уэйтса произвёл темнокожий соул-вокалист Джеймс Браун (James Brown), прозванный за свою огненную манеру исполнения Мистер Динамит. В интервью от мая 2002 года Уэйтс вспоминает:

«Тогда в начале 60-х на концерте Брауна и его THE FAMOUS FLAMES я был словно пьяный, словно принял таблетку.
Потом несколько недель кряду не мог прийдти в себя. Подростком музыку слушаешь совсем иначе. Эмоционально ты гораздо восприимчивее, музыка воздействует сильнее, говорит какие-то очень важные вещи.... Тот концерт и ещё выступление Боба Дилана в спортивном зале колледжа примерно тогда же - просто потрясли меня». Ну а кто был учителем вокала? О! Это дядя Верной -родной дядя Тома. И лучше самого племянника об уроках вокала никто не расскажет. «Когда я был ребёнком,я просто ненавидел, как звучит мой собственный голос.
Я всегда хотел, чтобы он был шершавым, скрежещущим, как у дяди Вернона. Всё, что ни произносил бы дядя Вер-нон, звучало солидно и усваивалось мгновенно - в первую очередь потому, что не хватало духу переспросить его. В своё время я узнал, что дяде Вернону, когда он был ребёнком, оперировали горло, и доктора, накладывая швы, забыли внутри небольшие ножницы и тампон. Годы спустя во время Рождественского ужина дядя Вер-нон здорово закашлялся, подавившись, кажется, фасо-
'линой. Тогда-то тампон вместе с ножницами и выскочили. Таким вот образом дядя
верной обрёл свой голос. И таким образом обрёл я свой, - стараясь копировать его голос». (Журнал «Buzz», май-1993). Нет-нет, совсем не следует
.ужасаться представленной картинкой, потому как TW известный шутник. А ещё
|нуть раньше по поводу своего вокала он высказывался:' «Чего я пытаюсь достичь своим голосом, так это некоего шизофренического эффекта, способного привести в трепет и меня самого». («Pulse!», сентябрь-1992).
ОСКОЛОК РАЗБИТОГО ПОКОЛЕНИЯ
«Она придумала себе свой образ, придумала место рождения/С вещами такого рода в этом мире всегда без проблем.»
{«Dead And Lovely», альбом «Real gone», 2004)
Приходит время, и у друзей, ГГ играющих классику, Уэйтс перенимает несколько фортепьянных аккордов. Ещё он разучивает по паре песен Фрэнка Синатры и Коула Портера (Cole Porter) и решает опробовать себя в качест-ве тапёра в ближайшем гольф-клубе. Это совсем иной гопыт, нежели выступление перед ровесниками. Теперь^ выход на сцену требовал немалого мужества. Осознать ответственность момента заставляло ещё и то, что выходил он в чёрном смокинге.
«Бывает плохая музыка и хорошая музыка, не бывает старомодной», - выскажется он в своё время. («Keyboard Magazine», апрель-1977.) Эта связь с музыкой старшего поколения, по мнению Уэйтса, требовала в нём перемен. Уж если не внутренних, то внешних - определённо. Отны-'не он носит шляпу-пирожок, какую его ровесников не заставишь надеть и под угрозой смерти. Для пущего анту

ража он оерет в руки трость. За 50$ покупает у своего соседа дребезжащий Buick 55-го года. Теперь его, как местную достопримечательность, замечают на улицах. «Э, да это тот чудак, что с тростью?» - при случае говаривали соседи. Однако по-р зёрством это было лишь г самой незначительной степени. Уэйтсу не доставало не/ столько солидности, сколько именно взрослости. «Мне жутко хотелось стать старше. Я брал на прогулку трость, имитируя зрелого мужчину. Когда я приходил к, друзьям домой, мне хотелось общаться не с ними, а с их отцами. Хотелось говорить о настоящих взрослых вещах -таких как страховка или, скажем, стрижка газона. Это было гораздо интересней. Да и коллекции пластинок родителей моих друзей привлекали) куда больше, чем их собственные». («Austin Chronicle», май-2002)
Все это объясняет, почему легендарное калифорнийское лето - лето любви - для калифорнийского же подростка не стало явлением приметным. Когда его друзья приобщались к движению хиппи, Том обращал свой взор к их предтечам - битникам. В этом был своего рода эксцент-'ричный протест. Как считает Уэйтс, он «был бунтовщи-' ком в стане бунтовщиков». («Mojo», октябрь 2004). В са-/лый разгар памятного лета 1967-го года Том открыл для ' себя Джека Керуака (Jack Kerouac). Его роман «На дороге» - это «евангелие» битничества - становится для TW настольной книгой. Из написанного Керуаком он проглатывает всё, включая статьи, разбросанные по многочисленным журналам. «Я восторгался невероятной его способностью превращать слова в музыку», - делится Уэйтс 'своими впечатлениями. («Telegraph Magazine», апрель 1999). Керуак повествовал о том, о чём как раз и грезилось юному работнику общепита, когда он провожал взглядом пробегавшие мимо авто. Том вдруг увидел себя совершенно керуаковским персонажем - бессребреником, отчаянно влюблённым в жизнь, не требующим от (неё ничего, кроме возможности перемещаться в пространстве и обитать в кругу себе подобных. Младобит-ник горел желанием лично пообщаться со своим кумиром. И эта встреча состоялась. Вот описание того, как это было: «Отчётливо помню, как я находился тогда на ^кухне в квартире где-то на Среднем Западе. Было много ' [гостей, и я сидел на кухонном полу, как раз тогда, когда в дверь вломился Керуак. Он волочил за собой какую-то мексиканку, прямо за волосы. Он шмякнул её о холодильник и затем начал дико мутузить. Он что-то кричал при этом, и она что-то кричала. И тут-то я проснулся». («New Musical Express», май-1979 г.) Керуак обитал во Флориде, но в книгах имеется масса описаний его излюбленных мест в Сан-Франциско. Туда м отправился наш неофит. Понятное дело, он обходит стороной пересечение улиц Хаит и Эшбери, где на тот момент пышным цветом произрастают блаженные дети-цветы. В магазинах и барах, названия которых Том почерпнул из книг Керуака, он ищет следы писателя, ищет знакомства с людьми, когда-то знававшими его. В книжном магазине «Сити Лайт», основанном важнейшим поэтом «разбитого поколения» Лоренсом Ферлин-гетти (Lawrence Ferlinghetti), ему удаётся испросить автограф на поэтический сборник мэтра. Часами Том просиживает у окна за столиком кафе, описанного в романе апостола битничества, смотрит на мельтешение за стеклом, стараясь в человеческой толпе материализовать знакомый образ. Затравленный депрессиями Керуак умрёт в своей далёкой Флориде в год, когда его восторженному почитателю исполнится двадцать. Примерно тогда же Уэйтс поменяет место работы.

САЛАТ - В ПРИДАЧУ
«По горным хребтам препятствий прокладываем мы путь к стране мечты.»
(«Everything You Can Think», альбом «Alice», 2002)
Отныне он швейцар в кофейне под названием «Херитидж». Он же здесь и билетёр, потому как время .от времени в заведении проходят представления и концерты. Работа не слишком обременяла: «Я приносил туда свои книжки, брал с собой кофе и сигареты, закидывал вверх ноги и читал своего Керуака. А ещё смотрел на проезжающие машины и ощущал невероятное желание жить, когда в самых простых вещах книга открывала мне неведомое. И вот когда я так сидел, моя серая жизнь расцвечивалась, покрывалась лучезарной платиной». («Telegraph», апрель-1999). На дворе конец 60-х. Спустя двадцать лет мы увидим билетёра Уэйтса в музыкальном фильме «Big Time». С тусклым ручным фонариком он будет стоять перед дверью зала, где уже погасили свет, и предлагать посетителям занять свои места. Зарплата здесь совсем невысокая - 8$ за вечер, но при этом - бесплатный угол и возможность смотреть всё, что здесь дают. И чего здесь только не давали! Концерты в стиле «country & western» , какие-то развесёлые оперетки, а ещё выступления скрипичных оркестров. Столько всего разного любопытного. Придёт время, и отголоски тогдашних действ отзовутся в грядущих композициях отставного швейцара. Пока же он не столько сочинял своё, сколько переиначивал существующее, вкрапляя в тексты извест ных песен отсебятину, чтоб звучало 1 позабористее. В свой самостийный репертуар он включил ещё что-то из Элвиса Пресли (Elvis Presley), что-то из Рэя Чарльза (Ray Charles), немного народных песен. В конце ноября 1970 года в «Хе-ритидж» наведался английский фолк-исполнитель Майкл Милнер (Mickael Milner). Том вызвался подготовить публику перед выходом заезжего гастролёра. Вскоре у входа в клуб-кофейню появилась афиша с именем Томаса Уэйтса. Концерты проходили 20-21 ноября, а на следующий день музыкант получил законный гонорар - 25$. Лиха беда начало - через полгода гонорар возрос до 28$ и впереди светила очередная надбавка. Но тут у заведения начались финансовые Проблемы, оно окончательно и бесповоротно закрылось. Тогда к Уэйтсу пришла идея податься чуть севернее, попытать счастья в главном городе шоу-бизнеса Лос-Анджелесе. По понедельникам он отправлялся туда, чтобы поучаствовать в выступлениях музыкантов-любителей, проводимых в тамошнем клубе /«Трубадур». У него уже несколько собственных песен. Темы давала сама жизнь. «Я стал записывать разговоры, которые люди ведут за барной стойкой, - вспомина-•'ет музыкант. - Когда их скопилось какое-то количество, я начал отыскивать запрятанный в них мотив». («Rolling Stone», январь 1977).
Во время одного из посещений клуба «Трубадур» в баре к нему подошёл паренёк. Потом выяснилось, что это был Герб Коуэн (Herb Cohen) менеджер Фрэнка Заппы (Frank Zappa), вместе с которым была основана фирма! грамзаписи Bizarre Records. По словам Уэйтса, паренёк посетовал, что ему не достает доллара, и попросил содействия. Встретив нерешительность со стороны сосе-' да, проситель произнёс фразу о том, что его брат вот-,вот встанет на ноги и долг он вернёт сторицей. Позднее Уэйтс отметит, что, судя по всему, ноги у брата Коуэна ампутировали-таки. Как бы то ни было, но слово за слово, и в результате Герб выразил готовность стать менед-, жером Тома. Тандему Waits-Cohen суждено было просуществовать аж до начала 80-х, но это потребовало немалой концентрации сил и терпения со стороны обоих. ^Сотрудничество стало началом бесконечной череды переездов из города в город, где Коэну удавалось организовывать концерты. Обычное рядовое турне включало [в среднем 50 городов. Похоже, цель - охватить как можно больше населенных пунктов. Представления проходили в мотелях и клубах, порою вполне затрапезных, тштейных заведениях, усеянных окурками и пустой посудой. Там, среди змееподобных дымов, искристых джунглей разнокалиберных ёмкостей обнаружил Уэйтс 1своих первых почитателей. (Атмосферу тех дней воссо-' здаёт альбом «Nighthawks at the Diners», 1975 г.) Их было не слишком много, Том не собирал многочисленных аудиторий. Вот тогда Коуэн решил исправить положение. Начинающему исполнителю он предложил выступать в залах на пять - десять тысяч мест, правда, лишь на правах ублажателя публики до явления на сцену хэд-. лайнера. О том времени Уэйтс до сих пор вспоминает с ужасом. Публика приходила лицезреть Фрэнка Заппу и его группу MOTHERS OF INVENTION и всякий, отдалявший их выход, рассматривался как досадная помеха. «Мы! Хотим! Фрэнка! Проваливай отсюда!» - кричали из зала. И это, по словам Уэйтса, было самым пристойным из того, что ему адресовав лось. Покинуть сцену он не мог - он отрабатывал свой хлеб, и тогда в него летели пивные банки, фруктовые объедки и т п. «В иные вечера, -вспоминает музыкант, - я имел
достаточно продуктов, чтобы поба
ловать себя фруктовым салатом».
«Ну, ничего, - успокаивал себя Том, в любом случае это не самая плохая работа. По крайней мере, не
приходится, как другим, шоферить
или нелегально приторговывать'
оружием. Ничего, ничего, швыряйте в меня, пока вам не надоест, а я вот соберу деньжат и смотаюсь отсюда в какую-нибудь там Венесуэлу, и ви-цали вы меня».
Однако ресурс терпения вскоре был исчерпан, и, отработав три тура в компании с Заппой, Уэйтс положил конецр форменным издевательствам.
ТО БЫЛ НЕ БОМЖ
«Когда я был молод, я лишь мечтал выбраться отсюда/И я простился со своей улицей, простился с домом.»
(«Fannin Street», альбом «Wicked Grin»,' John Hammond,2001)
Наш герой окончательно покинул Сан-Диего и переехал в Лос-Анджелес. Правда, столица киноиндустрии не готовила ему царского приёма. Том снял угол не в самом pecпектабельном районе, а когда платить за жильё стало не чем, перебрался в место, привычное со дня рождения. На пару месяцев его пристанищем становится автомобиль. Сотрудничество с Коуэном вскоре нормализовало ситуацию. В расчёте на выпуск альбома автор-исполнитель записал в студии менеджера около трёх десятков песен. Коуэн полон сомнений в том, что его протеже способен принести доход, и потому с выпуском альбома со-, всем не торопится. Его нерешительность растянулась на целых два десятилетия. Записи предстали в виде цисков «The Early I» и «The Early II», вышедших в 1991-м и 1992-м годах соответственно, то есть тогда, когд; Тому это было нужно меньше всего. Музыкант, настроенный предельно критично ко всему своему раннему творчеству, был взбешён, когда упомянутые альбомы появились на лэйбле Bizarre Records без какого-либо 'согласования с ним.

Но настал май 1973-го года, и на лэйбле Elektra, принадлежавшем известному деятелю музыкального бизнеса
Дэйвиду Джеффену (David Geffen), вышел первый альбом Тома Уэйтса «Closing Time» («Время закрытия»). Предыстория была такова: Джеффен по случаю оказался в клубе «Трубадур» и, не приметив ничего стоящего, уже собирался отбыть, как на сцену вышел человек, напоминавший скорее бомжа, а никак не музыканта. Он сел за фортепьяно и исполнил грустную балладу об утраченной любви с красивым названием «Grapefruit Moon». Джеф-' фен был потрясён. Его чутьё подсказывало, что этот артист способен записать выдающуюся пластинку. По окончании выступления Дэйвид сообщил исполнителю о своём желании посотрудничать с ним. Том отказал ему, сославшись на то, что у него уже имеется менеджер, и назвал имя Коуэна. Бизнесмен понял, что с предложением опоздал, и отправится восвояси. Однако спустя пару дней ему позвонил Коуэн и сообщил, что хотя сам он не считает возможным выпустить диск на своей фирме, но будет совсем не против, если за раскрутку Уэйтса возьмётся такой крупный специалист, как Джеффен. Вышедшим альбомом магнат остался доволен. «Closing Time» получил высокие отзывы критики, правда, продавался не слишком бойко. Но это был совсем не тот Уйэтс, которого мы знаем сегодня. Голосового скрежета дяди Вернона достичь тогда не удалось. Да и в отношении музыки и текстов это пока другой исполнитель. Половина композиций - нечто близкое стилю кантри, что вскоре же заприметили мастера кантри-рока EAGLES. Другая половина диска - блюзы с заметным влиянием джаза. По ту пору Уэйтс водит Buick1955 года выпуска. «ОГ55» («Ьтаричок 55 года») - первая песня альбома о том, как её герой предрассветным утром добирается домой.; «Старичок» мчится в массе дорожных огней под неуклонно светлеющим небом. Водитель тоскует о той, с ко-
, торой расстался по утру. Зовут её Рози, Марта или, мо-г жет быть, Мелани-Джейн? Эти имена звучат в последующих песнях. (О первых двух тоскует в одноимённых пес-
тнях, о третьей - в «Lonely».)
Тексты не поражают неожиданностью рифм. Тут тебе и непременные «годы-невзгоды» (years-tears), и «горе -вскоре» (sorrow - tomorrow) и т.п. Из 12-ти альбомных композиций как-то выделяется «fee CrearrfMan» - о мороженщике, готовом принять часть оплаты в виде адресованной ему улыбки. Это - буги, но, слушая его в памяти всплывает незабвенная «Sixteen Tons». Тем не менее, альбом представляет интерес для поклонников TW не только как /элемент коллекции. Наверняка найдутся искушённые любители музыки, предпочитающие изо всего Уэйтса именно «Closing Time», поскольку жизнь многогранна, и всякое сердце трепещет в своих собственных ритмах.
ЧУТЬ ПОЛУЧШЕ ЛОБОТОМИИ
«И я ослеплён неоном,
Но не пытайся изменить мой настрой.
Похоже, я слышал саксофон.
Я пьян на луне.»
(«Drunk On The Moon», альбом «The Heart of Saturday Night», 1974)
Наступил январь 1974 года. Голос Тома крепчал, но идеал - рашпиль по листу железа (а ля дядя Верной) - всё ещё не был достигнут. Это впереди. Приходилось усиливать табачно-спиртовые воздействия. Джерри Йестер (Jerry Yester), бывший участник группы LOVING SPOONFUL и продюсер альбома «Closing Time», вспоминает то время с Уэйтсом: «Мы, бывало, хорошо напива-Г лись. Ведь пьянка всё-таки предпочтительней самоубийства». Сам Уэйтс развил эту мысль следующим образом: «По мне лучше сидеть лоб в лоб с бутылкой, чем прибег-' нуть к фронтальной лоботомии». Фраза была произнесена, когда владелец клуба, где проходил очередной концерт, выразил недовольство по поводу желания Уэйтса работать в обнимку с бутылкой. В это время Уэйтс открыл для себя Чарльза Буковского, американского прозаика и поэта, касавшегося в своём творчестве способа выжива-г ния человека в испорченном обществе. Герои Буковского (чаще всего его alter ego) прибегают к алкоголю как к амортизатору. В Буковском Уэйтс узрел родственную душу. Ведь герои его песен мучимы всё той же житейской неустроенностью.
Спиртовые тренировки возымели эффект. Голосовые связки понемногу обретали положенный скрежет. Это и зафиксировано на январском альбоме «The Heart ol Saturday Night».
Диск открывают несколько вальяжных ресторанных аккордов. Звучит «New Coat of Paint» («Новый внешний вид»).
«Давай преобразим этот старый унылый город,
Всех настроим моменту подстать,
На тебе - вечернее платье,
И при галстуке - я.
Сулит веселье румяный лик старушки луны
В небе цвета бургундского».

Обложка диска - иллюстрация к первой композиции. в свете вечерних огней - нарядная пара, облачённая подстать песенному тексту. Основная тема здесь - предчувствие недолгого праздника, знаменующего конец недели. Возможные участники грядущего веселья: девица, чей цом на шоссе, ненавидящая рёв дизельных моторов и с замиранием сердца ожидающая своего ненадежного дальнобойщика («Semi Suite»); любовник, переживающий очередной разрыв («San Diego Serenade»); морячок, с томской уходящий в очередное плавание («Shiver Me Timbers»); водитель, сквозь унылый дождь продвигающийся к дому («Diamonds on My Windshield»). И вот несколько утомленный пианист представил заключительную мелодию « The Ghosts of Saturday Night» («Воспоминания о субботнем вечере»). Имеет она и второе название «After Hours at Napoleon's Pizza House» («Конец рабочего дня в Наполеон Пицца Хаус»). Что за такое знакомое название? На альбоме «On the Border» тогда уже достаточно популярных EAGLES, вышедшем в июне 1974 года, имелась композиция «ОГ55». «On the Border» стал золотым. Автор композиции должен был бы радоваться и уж никак не поносить благодетелей, создавших ему паблисити. Но наш сочинитель высказался так: «Самое лучшее в последней долгоиграющей пластинке EAGLES то, что она прекрасно предохраняет проигрыватель от пыли».
СОВСЕМ НЕ ЗВЕЗДА
«Но такова жизнь, - люди говорят.
Ты на коне в апреле, а уже в мае лежишь лицом вниз.",
альбом « Nighthawks at the Diner», 1975)

(«Nighthawk Postcards»

Время скитаний, время ночёвок в самых дешёвых местах, по словам Уэйтса, творчески обо-Лгатило его, обеспечило массой сюжетов. Музыкант много гастролировал. Правда, его имя в афишах по-прежнему набирали мелким шрифтом, в отличие от того же Чарли Рича (Charlie Rich) - звезды кантри или пианиста Билли Престона (Billy Preston), чьи выступления Том предварял. Как бы то ни было, но доходы от многочисленных гастролей позволили 1W осесть в Лос-Анджелесе и обосноваться на бульваре Сан-та Моника в небезызвестном мотеле «Тропикана». Это то самое место, в котором в своё время проживали и Джимми Хендрикс (Jimmy Hendrix), и Джанис Джоплин (Janis Joplin), и где Энди Уорхол (Andy Warhol) снимал эпизод своего фильма под характерным названием «Отребье» («Trash»). Нынешние соседи Уэйтса - гастарбайтеры из Мексики, стриптизёрши, сутенёры, спившиеся актёры. К слову сказать, в это самое время в «Тропикане» проживал и Сэм Шепард (Sam Shepard), писатель и драматург, который вскоре в соавторстве с панк-звездой Патти Смит (Patti Smith) написал пьесу «Усмешка ковбоя», вызвавшую немалый резонанс.
Уэйтс снимал номер, за который платил 9$ в сутки. Чтобы разместить здесь своё пианино, жильцу потребовалось отрезать часть кухонной стойки. Том по традиции водил старый автомобиль. На тот момент у него чёрный Cadillac 1954 года, который, несмотря на удручающее состояние и способность потреблять немеренно бензина, ^стоил не меньше новой машины. Мотель «Тропикана» стал его пристанищем на четыре ближайших года. В 1975-ом в один из дней гостиничного постояльца посетила актриса и вокалистка Бетти Мидлер (Bette Midler). Тремя годами позднее эта встреча предстала в её воспоминаниях таким образом: «Впервые я приме-, тила Тома в одном из нью-йоркских кафе. Он исполнял тогда «The Heart of Saturday Night», и я просто не могла в него сразу же не влюбиться. В тот вечер нас бегло представили друг другу, а уже потом, когда я где-то случайно встретила его, то намекнула, чтобы он пригласил меня к себе. Том обитал тогда... ну, как бы это помягче выразиться, в такой отъявленной дыре, что совсем не горел желанием продемонстрировать своё жилище. В жизни я повидала места и похлеще и потому настояла, чтобы он всё-таки пригласил меня. Поначалу он был очень смущён, но потом отважился провести меня по дому, показать что - где. Его пианино я увидела на кухне. Плитой, как я поняла, он пользовался лишь для того, чтобы прикурить сигарету. В холодильнике хранились гаечные ключи, молоток, гайки, болты и подобные вещи. С лицом совершенно невозмутимым он открыл дверь холодильника и сообщил: "А тут у меня всегда что-нибудь холодненькое". Шутка меня убила., Я ржала, наверное, с час. И с этого момента мы стали навек друзьями». («New West», март 1978). Двойной альбом «Nighthawks at the Diner» («Ночные ястребы в закусочной/Завсегдатаи закусочной») вышел в ноябре 1975 года. Запись производилась не в студии, а в одном из клубов, где расставили столики, сервированные пивом, вином и картофельными чипсами. Публика состояла в основном из друзей-приятелей Тома, а также немногочисленного обслуживающего персонала. Для создания особого эмоционального настроя представление 'открывала немолодых лет стриптизёрша - новая голливудская знакомая музыканта. На столы водрузили свечи, после чего собравшиеся отправились в путешествие по , миру героев Чарльза Буковского. Уэйтс играл, пел, но временами превращался в рассказчика. Мало того, что каждую из песен он предварял речитативным вступлением, историю же под названием «Nighthawks Postcards (From Easy Street)» («Почтовые послания ночного ястреба с перрона удачи») он проговорил под двенадцатиминутный джазовый аккомпанемент. Подобного рода номера вскоре станут коронными номерами Уэйтса.

Ведь это
своего рода битническая традиция. В 1957 году Джек Ке-руак записал пластинку «Kerouac/Allen» с декламацией ,своих рассказов, сопровождаемых фортепьяно Стива Алена (Steve Allen). Эта пластинка стала для Тома одной из самых слушаемых. Правда, он решил несколько разбавить декламаторскую стерильность аналога - на его записи слышен смех, реплики из зала, звон бокалов, свист и аплодисменты. Всё это, конечно же, не портит работы и по ходу отсылает к строчкам поэта-битника Ал-лена Гинсберга (Allen Ginsberg) о «стенающем саксофо-г не, апокалипсисе под звуки бопа, джазбандовой мариху-^ане, рае хипстеров и пойла». А ещё вспоминается начало из «Монолога битника» нашего отечественного Гинс-' берга: «Лежу бухой и эпохальный...». Но как бы интенсивно не эксплуатировал Уэйтс имидж бесшабашного пропойцы, он всегда чувствовал грань, переступать которую художнику в большинстве случаев противопоказано. На пьяную голову он старался не рабо-'тать и не использовал алкоголь для поэтического вдохновения, поскольку определил для себя, что это слишком .противодействует творчеству. Эту установку он впоследствии сформулировал так: «Я охотнее полагаюсь на |своё собственное безумие, чем на безумие, стимулируемое спиртным». («New Musical Express», ноябрь 1987). впрочем, понимание окрепло не сразу, минуло долгое время, прежде чем жизненный стиль уэйтсовских героев {стал разниться с его собственным. В тот момент, когда это свершилось, мы услышали: «Я долго и упорно губил себя. Пьянство, табак, вечные недосыпания не приносили пользы. Мой голос звучал так, будто ночи напролёт я орал в подушку. Знаете, я понимал, что пришло время сбавить обороты. Нужно было что-то изменить, но я не знал - что. Тогда я женился, сразу же вскоре, в 1980. И это положило конец тому довольно продолжительному периоду моей жизни». («Mojo», сентябрь-2004.) Но на альбоме 1975 года выпуска Уэйтс бравировал нежеланием обременять себя семейными узами. Исполняемый им номер имел название «Better off Without a Wife» («Как хорошо быть неженатым»). Речь велась от первого лица, и мало кто сомневался в том, что высказанное мнение не противоречит авторскому. Опять же у него была возможность насладиться мимолётным комфортом в собственном Cadillac с подружкой по имени Сьюзен. Об этом повествовал альбомный номер «Eggs & Sausage (In a Cadillac with Susan Michelson)» («Яичница и сардельки в машине с Сьюзен Мичелсон»).
JHo в этой жизни всегда что-то не так. Досаду иной раз, вызывает то же тёплое пиво. И даже общением с холодными женщинами тут не достичь благостного контраста. А посему герой песни «Warm Beer and Cold Women» («Тёплое пиво и холодные женщины») тоскует о той, которой с ним нет: «Тёплое пиво и холодные женщины./Мне не приучить себя к ним./И в какой забегаловке я не застряну на ночь, везде одно и то же./Все эти хмурые не-' знакомцы с их джином и вермутом./И заезженные байки 'из музыкальных автоматов./И платиновые блондинки, и просмолённые брюнетки.../Я выпью, чтобы забыть тебя' закурю сигарету./Оркестр играет что-то из Тамми Уай нетт (Tammy Wynette)./fla, сегодня у меня пьяная ночь!»; «Nighthawks at the Diner» занял 164-е место американского хит-парада. Это уже кое-что. Том Уэйтс, похоже, вышел из безвестности. И вот ему уже задали вопрос: не портит ли его успех? Ответил он так: «Думаю, что не пор-^ тит. Да и не думаю, что это то самое, что зовётся успехом. Финансовый успех - не то, что заботит меня. Я как- то и не размышляю об этом. Меня вполне устраивает то, что я имею возможность отсыпаться до двух дня и потом колобродить до десяти утра и не испытывать волнений из-за того, что меня завтра выгонят с работы. Ведь я совсем не звезда. Я не блёстка даже. Я порою лишь человек на слуху». («New Musical Express», ноябрь 1975).
(Продолжение следует...(ищите в журнале "MUSIC BOX")

Круто! Только что распознал продолжение из того же журнала Music BOX: https://www.beatles.ru/books/paper.asp?id=1448 .
Если найдете какие-нибудь очепятки - пишите, исправлю.

Супер! Очень интересный материал!!!!