Frank Zappa

"В начале 80-х годов в Камеруне бельгийские биологи Босман и Боссельер обнаружили паука, которому в 1994 году они дали название Pachygnatha zappa (англ. Pachygnatha zappa), заметив на «вентральной стороне брюшка самки этого вида рисунок, поразительно напоминающий усы легендарного артиста»" (c) (Wiki)

Обнаружил очень интересное, откровенное интервью Фрэнка Заппы. Для меня было полнейшей неожиданностью, что, оказывается, Заппа мог приехать в СССР ещё до 80-го года!


Frank Zappa - разговор начистоту
Интервью журналу High Times, март 1980 (перевод - Павел Качанов)

HT: Фрэнк Заппа – наверное, самый непонятый человек в истории популярной музыки. Блестящий композитор, аранжировщик, сатирик и критик, Заппа тем не менее лучше известен как эксцентричный чудак, сочиняющий смешные песни. Его сражения с критиками и компаниями грамзаписи вошли в легенды, но воспринимаются как реакция «зелен виноград» - а не как искренняя попытка быть точным и эффективным в достижении своих музыкальных целей. За последние два десятилетия в состав серии запповских групп входили некоторые из самых лучших музыкантов своего времени; эти группы неизменно представляли самый что ни на есть творческий подход к рок-инструментовке. За три года до широко разрекламированного соединения обычной рок-группы и оркестра (Moody Blues и Лондонский Симфонический), Заппа и его чартерная группа «Матери Изобретения» выпустили альбом Freak Out! – гораздо более многообещающий синтез классики, авангарда, джаза и своеобразной поп-музыки, заключавший в себе все элементы – от ритм-энд-блюзовых вокальных групп до рока 60-х. Использование Заппой на этой пластинке хитроумных аранжировок впоследствии вдохновило более коммерческие работы таких групп, как Chicago и Blood Sweat & Tears.
Freak Out! и последовавшие за ним альбомы Absolutely Free и We’re Only In It For The Money – социо-политические наблюдения над калифорнийскими стилями жизни конца 60-х – позабавили многих слушателей, однако стали объектом немалого возмущения тех, на кого Фрэнк Заппа направлял своё презрение. Заппа стал настолько чётко идентифицироваться с сатирическим материалом, что последовавшая за всем этим амбициозная музыка слишком часто воспринималась как всего лишь очередная шутка. Но альбомы Lumpy Gravy, Cruising With Ruben & The Jets, Uncle Meat, Hot Rats, Burnt Weeny Sandwich и Weasels Ripped My Flesh доказали, что с Заппой мало кто может сравниться в музыкальном плане, и принесли ему уважение самых скептически настроенных критиков. Любители джаза, приученные сначала слушать, а потом делать выводы, хвалили Заппу как самого интересного рок-композитора и аранжировщика.
После этого Заппа снял классический подпольный фильм «200 мотелей» и выпустил серию альбомов с Марком Вольманом и Ховардом Кэйланом – двумя вокалистами, ранее составлявшими ядро Turtles. В начале 70-х он гастролировал с этой группой, а потом основал состав с клавишником Джорджем Дюком и создал такие классические альбомы, как Over-Nite Sensation, Apostrophe (‘) и One Size Fits All. Несмотря на эти музыкальные триумфы, Заппа запутался в отношениях со своей компанией грамзаписи и в конце концов, в водовороте судебных разбирательств, покинул Warner Bros. Три года назад он планировал выпустить набор из 4-х пластинок под названием Lather на Phonogram Records, но из-за юридических затруднений проект пришлось разобрать на отдельные части. Вместо этого Заппа издал Sheik Yerbouti – альбом, после которого его дурная слава перешла все прежние границы. “Dancin’ Fool” – уморительная сатира на танцевальную сцену – стал хитом в дискотеках, а “Jewish Princess” – очередное звено в длинной цепи сатирических зарисовок с натуры, которая началась ещё с «Сюзи Кримчиз» - возмутила всех, от Дайны Шор до Антидиффамационной Лиги.
Последний проект Заппы называется “Joe’s Garage” – это самая его масштабная работа за последние годы, тройной концептуальный альбом о мире, в котором музыка объявлена вне закона. А новый фильм Baby Snakes – о людях, «делающих ненормальные вещи» - обещает быть гораздо более коммерчески жизнеспособным, чем «200 мотелей». Мы провели с Заппой долгую беседу в подвале-студии его лос-анджелесского дома. Его маниакальная привычка к работе заставляет его проводить там почти всё время, когда он дома. Для человека со столь дикой репутацией Заппа производит впечатление очень простой и здравомыслящей личности.

HT: Вы действительно не допускаете в своих группах употребления наркотиков?
FZ: Да. Абсолютно.
HT: Потому что Вам кажется, что это помешает музыкантам играть как следует?
FZ: Это мешает на нескольких уровнях. Прежде всего, если ребята не в своём уме, они не смогут играть. Понимаете, это невозможно. Если группа перед выездом на гастроли два месяца репетирует, она должна играть, как часовой механизм, она должна уметь исполнять программу при любых обстоятельствах. Если на сцене что-то идёт не так, как надо, музыканты продолжают играть. Это как тренировка команды спецназа. Вы проходите через репетиции, и к их завершению вы должны знать это шоу от и до. В этом вся идея. За это они получают деньги, так что, когда ты выходишь на публику, которая требует развлечения, ты должен сделать всё как можно лучше. Ну, а если ты выходишь на сцену с разбитой головой, ты не сможешь вспомнить последовательность событий. Ты будешь делать инструментальные ошибки, которые разбалансируют всё остальное. Всё сразу же рушится, как ряд доминошек.
Другая проблема в том, что когда ты гастролируешь в Европе – а там мы проводим половину гастрольного сезона – то ты каждый день в новой стране. Каждый день новое законодательство, новые таможенные правила и прочие вещи, о которых ты не знаешь. Ты едешь туда просто как член группы, и если у тебя с собой наркотики, то неизвестно, что может случиться. Тебя могут взять и посадить под замок, и вот тебя нет, и это всё. Между тем остальная группа должна будет выбиваться из сил, чтобы заполнить ту дыру, которую оставил ты, когда тебя забрали.
HT: Такого же никогда не случалось?
FZ: Скажем так: была парочка премудрых парней, сделавших в Европе кое-какие ошибки. Их не посадили, но всё же были люди, которые сделали там несколько глупостей, так что в этом отношении я непреклонен. Мне начхать, хотят они вернуться домой или нет. Если они сидят у себя дома или просто не участвуют в нашей прямой деятельности, они могут получать зарплату, но если они не участвуют в записи и не играют концертов, то это их дело – что делать со своими собственными телами. Но если они на гастролях, на репетициях или на записи, они должны делать всё по высшему разряду. Иначе… Знаете, сколько людей присылают мне письма и резюме, желая поступить в группу? У меня целая подшивка таких документов относительно работы. Формат нашей группы таков: «Если тебе не нравится работа и ты не хочешь её делать, до свидания» - потому что есть множество других людей, желающих этим заняться.
HT: А на алкоголь запрет распространяется?
FZ: Вообще-то нет, потому что у нас было максимум двое пьяниц – но не до такой степени, когда это станет для всех эдаким «кантри-энд-вестерн» -затруднением. Если они хотят выпить пива или вина – большинству из них виски не по вкусу – то всё нормально, потому что это законно. Если ты ездишь по миру с группой, которая поёт кое-какие мои тексты, то лучше не давать какому-нибудь правительственному агентству удобного случая забрать тебя за потенциальное нарушение какого-нибудь своеобразного постановления.
HT: Вас когда-нибудь беспокоили местные власти? Полиция когда-нибудь пыталась Вас забрать?
FZ: Ну, был такой случай в Южной Каролине. Здесь, в Лос-Анджелесе – нет. То есть, мой телефон периодически прослушивается – это я могу сказать точно, но кроме этого…вокруг моего дома не шатается полиция и вообще ничего такого.

HT: Когда Вас забрали по делу о порнографии – ещё до Матерей – это, конечно, было беспокойство.
FZ: Так можно сказать, да. Фактически это было незаконная ловушка.
HT: За что они к Вам прицепились?

FZ: Я жил в Кукамонге, в здании, покрашенном небесно-голубой и авокадо-зелёной краской. У меня была вывеска – «Запишите вашу группу - $13.50 в час.» Кукамонга находилась на пересечении Арчибальд-Авеню и Трассы 66. Студия Z не соответствовала мышлению маленького городка. Парня, который меня арестовал, звали детектив Уиллис, а когда я наконец пошёл к юристу по этому делу, он сказал: «Как ты мог попасться этому парню? Уиллиса все знают. Он целыми днями сидит в общественных туалетах, ждёт, когда ему попадутся педики.» Это деятельность полиции нравов округа Сан-Бернардино образца 1962 года.
HT: Вы никогда не думали о том, чтобы попытаться получить правительственный грант на исполнение своей оркестровой музыки?
FZ: Меня всё время об этом спрашивают. Как бы Вам понравилось быть в долгу у правительства за что-нибудь подобное? Мне не хочется. Я лучше оставлю свою музыку в чулане, чем буду получать правительственный грант. Это комитетное искусство – когда несколько человек в каком-нибудь правительственном офисе подтверждают твою художественную жизнеспособность.
HT: Как Вы думаете – Вам когда-нибудь доведётся сыграть в Советском Союзе?
FZ: У нас были возможности сыграть там несколько концертов, но я не захотел ехать.
HT: Вас просили?
FZ: Как-то раз нас попросили провести шесть недель в Советском Союзе в обмен на детскую театральную группу. Я люблю картошку, но человек способен съесть лишь ограниченное количество картошки. Я уважаю тараканов, потому что они живут на Земле дольше людей, и, наверное, они знают что-то такое, что позволяет им преуспевать – но я не хочу провести шесть недель в окружении картошки и тараканов.
HT: Играя «Кто тут Полиция Мозга?»
FZ: Да. Нас также просили съездить в Южную Африку на открытый фестиваль. Я сказал, что если это будет смешанное мероприятие – т.е. чёрные и белые вместе – я подумаю, но так не вышло, и мы не поехали. Нам как-то даже предлагали сыграть для Папы.
HT: Для Папы?
FZ: Вы мне не верите. Для Папы Павла VI. Такое предложение пришло в наш офис. Папа хотел привлечь молодёжь всего мира к какой-то речи, которую он хотел произнести, и они собирались собрать все эти рок-группы. Папсток.
HT: Он бы не попросил, если бы слышал «Девушек-католичек».
FZ: Да не обязательно. Вы разве не слышали о его секс-руководстве? В новостях как-то говорили, что этот самый Папа 20 лет назад написал руководство по половому образованию. Кто-то узнал об этом и через каких-то кардиналов в Нью-Йорке заключил договор и получил права на эту рукопись. Её принесли к издателю и, наверное, думали: «Ну, теперь мы разбогатеем. Секс-руководство, написанное Папой – какой бестселлер!» Была только одна проблема – это руководство было неточно с биологической точки зрения. Так что я не думаю, что на такую песню, как «Девушки-католички», обидится Папа, который пишет биологически неточные секс-руководства.
HT: Для этого всё-таки нужна определённая искушённость в вопросе.
FZ: Кроме этого, мне кажется, что у парня есть чувство юмора. Хотя я могу ошибаться. Раньше я думал, что много у кого есть чувство юмора. Я думал, что у евреев есть чувство юмора – пока не получил это письмо от АЛ (Антидиффамационной Лиги).
HT: Но оно написано не от имени всех евреев.
FZ: Им бы хотелось, чтобы вы думали иначе. И неужели это не отвратительно – сама идея, что какая-то этническая группа поддерживает какое-то агентство, которое ставит своей целью распространение гомогенизированного образа этой этнической группы. Я, кстати, знаю, что АЛ пытается говорить от имени тех евреев, которые не соответствуют этому распространяемому образу. Скажем прямо – есть всякие разные евреи, всякие разные итальянцы, всякие разные кто угодно. И хорошо, что это так. Иначе получится, как с той картошкой. Сама идея обречена на неудачу. Вам никогда не убедить всех, что ваша конкретная этническая группа точно соответствует рекламируемым стереотипам. Опять же скажем прямо – когда-то были такие мексиканцы, что носили сомбреро и спали под кактусами – как бы эти организации ни пытались вас уверить, что такого стереотипа никогда не существовало. Я лично знаю людей негритянской национальности, которые едят арбузы и свиные субпродукты. Как все мы знаем, есть евреи-онанисты, есть евреи, которые отращивают себе ненормально длинные ногти и выдавливают прыщи. Это факты. Посмотрим же в лицо фактам. Это реальный мир.
HT: Вы вообще рассчитываете эффекты таких песен, как «Еврейская принцесса» и «Девушки-католички» на свою публику? Вы что – ищете конкретной негативной реакции?
FZ: Ну, то есть – когда я пишу такую песню, как «Еврейская принцесса», предполагаю ли я, что на меня с воем накинется АЛ?
HT: Может быть, не так буквально, но до некоторой степени? Вы знаете, что это наверняка затронет чьи-то нежные чувства.
FZ: Ну, я смотрю на это вот как. Если правильный человек споёт «Аве Мария», то и это может затронуть чьи-то нежные чувства. Если бы «Аве Мария» - довольно-таки безвредную песню – записал бы Джонни Роттен, то это бы кое-кого расстроило, т.е. само совмещение этого артиста и этой песни. Принимая во внимание публичный образ, сложившийся у меня, вполне вероятно, что что бы я ни сделал, это всё равно кого-нибудь оскорбит. Так что какая разница?

HT: Хорошо, это негативный аспект. Теперь зайдём с другого конца. Дети тащатся, слушая некоторые из этих смешных песен. Может быть, это потому, что они не слушают музыку; может быть, их всецело поглощают слова?
FZ: Но смысл состоит в том, что пока существует мнение, что в хорошей музыке не может быть смешных слов, люди так и думают – если слова смешные, значит, музыка не имеет значения.
HT: Вы были воспитаны католиком?
FZ: Да.
HT: В какой момент Вы поняли, что это полный вздор?
FZ: Примерно в 18 лет.
HT: Вас волнует такой вопрос – а как бы моя мать отреагировала на то, что я делаю?
FZ: Я знаю, как она реагирует. Она затыкает пальцами уши. Но я занимаюсь тем, чем занимаюсь, не для того, чтобы получить родительское одобрение.
HT: Вам когда-нибудь казалось, что Вы совершили смертный грех?
FZ: Не помню, какая классификация смертных грехов.
HT: Вы бы вспомнили, если бы Вам показалось, что это случилось.
FZ: Смертные грехи. Чёрное пятно. Его не смоешь с души. Да, хорошо.
HT: Помните балтиморский катехизис?
FZ: Балтиморский катехизис – это одна из самых нелепых вещей на моей памяти. Воспоминание о нём очень чёткое. Маленькая бело-голубая обложка и всё, что было внутри. Я ходил в класс катехизиса, где монахини показывали планы ада. Они переворачивали страницу и показывали тебе огонь, чудовищ и прочее дерьмо, которое может случиться с тобой, если ты будешь всё это делать. Я думал: «О, это что-то. Это очень увлекательно.» Но знаете – среди публики, для которой мы играли, мне приходилось видеть более ужасных чудищ, и, наверное, они страдали больше, чем те, в игрушечном огне на плакате.
HT: Я так понимаю, Вы не согласны с утверждением, что от употребления некоторых слов (типа fuck) становится хуже тому, кто их употребляет.
FZ: Для меня это дело совести. Я отказываюсь верить в те суеверия по поводу этих слов, которыми кишат СМИ.
HT: Но если это вредит Вашему же делу?
FZ: Дело в том, что если я выпущу альбом, на котором не будет ни единого фака, он тем не менее может стать предметом такого же пренебрежения, как и тот, на который обращает внимание цензура. Помню, как однажды я был на радиостанции в Сан-Франциско. Я давал интервью, и они хотели поставить какие-то мои пластинки, но там их было не так уж много. Я сказал: «У вас не слишком-то много моих пластинок», а мне отвечают: «Да нет, у нас есть почти все. Большинство из них – здесь.» У них был особый ящичек с надписью: «Не ставить». В нём, например, лежал альбом The Grand Wazoo, который практически инструментальный. Так что же делать? Люди на станциях видят пластинку с моим именем и автоматически суют её в этот ящик. Понимаете, во мне нет ничего забавного или очаровательного – а весь синдром радиовещания построен на забавных и очаровательных вещах. Я могу сказать что-нибудь, что вас рассмешит, но это же не особо забавно, правда? И ничего очаровательного в этом тоже нет. Я говорю «забавное» в AM-смысле этого слова. «Привет, мальчики и девочки!» - такого типа. «Всё нормалёк, мы тут просто плывём по жизни.»
HT: Бездумное веселье.
FZ: Материал, который делаю я, имеет очень низкий коэффициент бездумного веселья, столь важного для всех форм массового развлечения. В том случае, если вы не моете под него посуду и не ведёте разговоров, он привлекает слишком много внимания. Для широчайшей социальной базы американских потребителей поп-музыки коэффициент бездумного веселья очень важен. Ты хочешь купить виниловую пластинку, потому что она поощряет твой стиль жизни. Её не обязательно слушать, просто имей её – чтобы быть в атмосфере твоей жизни, чтобы балдеть с группой своих сверстников; эта вещь поддерживает твою эстетику. Ты движешься наверх, ты клёвый парень, такой современный – вот тебе фьюжн-музыка. Ты неторопливый, романтичный – вот тебе Eagles и Линда Ронстадт. Это артефакты, поддерживающие твой стиль жизни. Ну, а какие люди покупают мои пластинки? Очевидно, не те, что при любых обстоятельствах подстраиваются под стандартную конфигурацию. Но им нужно развлечение – как и всем остальным. У любого человека есть право слушать ту музыку (или смотреть тот фильм, или как-то иначе развлекаться), которая доставляет ему удовольствие. Именно для этого и существует развлечение – чтобы доставить тебе удовольствие. И теоретически, должны существовать люди, использующие мои пластинки для укрепления своего стиля жизни, или своего мнения о себе, или своего мнения о своей жизни. Легче всего это можно определить, когда на пластинке есть слова, с которыми ты согласен. Мои пластинки слушают циники. Никому не нравится чувство полного одиночества. Наверное, когда выйдет Joe’s Garage, многие люди услышат мою музыку впервые. Людей, которые слышали моё имя, видели моё лицо, или видели меня сидящим на унитазе, больше, чем тех, кто когда-нибудь слышал мою музыку или имеет какое-либо представление о том, чем я занимаюсь. Я вошёл в народный фольклор с негативным образом, который постоянно используется. Большинство людей вообще даже не слышали моей музыки. Они знают только моё имя. И мне кажется, что этот альбом может изменить ситуацию. Они услышат музыку, а потом вернутся назад и посмотрят, что у меня есть ещё.

HT: Не потому ли это, что хамский потенциал текстов Ваших песен столь силён, что поражает человеческие чувства?
FZ: Нет, давайте поговорим серьёзно. Что Вы подумаете об обществе, которое настолько первобытно, что придерживается веры, будто некие слова в языке обладают такой силой, что способны развратить вас, как только вы их услышите? Вот к чему сводятся все людские беспокойства по поводу волшебных слов, порождающих невероятные видения непристойности и порочности, как только они испускаются в эфир.
HT: Однако они им нравятся.
FZ: О да, но это что – цивилизованно? Я думаю, что для передачи идей все слова полезны, но отношение определённых слоёв населения к легендарным словам из четырёх букв – нам так повезло, что в нашем языке они есть, потому что они такие быстрые – то, как люди боятся этих слов и на что они пускаются, чтобы не допустить их появления в передачах – это полный абсурд! Это очень глупо. Когда я был в “Saturday Night Live”, мы исполняли песню «Кроткие не унаследуют ничего». В этой песне есть такая строчка: «На карту поставлена твоя задница.» Мне сказали, что, если я не изменю это слово, в Калифорнии оно будет заменено «бипом». И они были вполне серьёзны. Когда у вас в штате вице-губернатор (Майк Керб), который когда-то был президентом MGM Records…
HT: Говорят, что именно он резал всех на этом лейбле за непристойность и пропаганду употребления наркотиков – после того, как все эти группы подали в суд на MGM за воровство.
FZ: Это была просто шутка.

HT: Чёрт, как же он…
FZ: А как вообще туда пролезли все эти козлы? Вот посмотрите – как только Браун уезжает из города, приходит Майк Керб. В отсутствие губернатора вся власть в руках вице-губернатора. Браун на две секунды заступает за границу штата – Майк Керб издаёт какое-нибудь предписание. Браун возвращается – они начинают об этом спорить. Нелепость какая-то.
HT: То, что Вы говорите, делает исходную посылку Joe’s Garage вполне правдоподобной – т.е. что государство могло бы запретить музыку, или по крайней мере, ту музыку, какую оно хочет запретить. Керб, с которым Вы работали, гораздо ужаснее Аятоллы Хомейни, который запретил в Иране западную музыку – она ведь и в нашей повседневной жизни фактически отсутствует.
FZ: Да что Вы?
HT: Не означает ли ностальгия Joe’s Garage, что Вы испытываете некое чувство утраты в отношении ранних дней Матерей?
FZ: Вовсе нет. Потому что – в противоположность общепринятому убеждению – Матери любили получать деньги, так же, как и все. Это народная фантазия – будто бы первый состав Матерей был преданной группой безумных клоунов, которым просто нравилось ездить по разным местам и делать все эти сумасшедшие вещи. Всё было совсем не так. У них не было ни-ка-ко-го желания заниматься всем этим, и обычно их приходилось подгонять. Если говорить о Рое Эстраде и Джимми Карле Блэке – они знали, что если они не отрастят волосы, им не удастся работать в Голливуде, так? Но жили они в округе Орандж. А это такое место, где много людей типа Майка Керба. Они к этому очень серьёзно относятся, и там очень дикая правая атмосфера, очень дикая. И вот, в то время как они отращивали себе волосы и одевались во всякие странные тряпки, чтобы иметь работу в Голливуде, им всё же нужно было ехать обратно в округ Орандж, в свои типовые дома. Они запихивали волосы под воротники и натягивали их до ушей, чтобы никто не видел, в каком виде они едут по улице. Нельзя сказать, что они были столь уж экстравагантными личностями. На мне же лежала обязанность платить по счетам, но доходов становилось всё меньше и меньше. Когда распадались первые Матери, я перестал платить себе еженедельную зарплату. В этот момент группа была должна мне около 10 тысяч долларов. Я не мог продолжать, и меня все ненавидели, потому что – как же, я распустил группу. Как будто я должен был высосать деньги из пальца и сделать так, чтобы всё шло дальше. Для меня это продолжение американской идеи «государства всеобщего благосостояния». Как только тебя кто-то нанимает, ты предполагаешь, что если вдруг что-нибудь случится и ты потеряешь работу, то это значит, что твой хозяин каким-то образом увильнул от ответственности за поддержание твоего стиля жизни.
HT: Вам не казалось, что вы, ребята, станете такими же популярными, как, скажем, Rolling Stones?
FZ: Я не думал, что мы станем такими же популярными, как Rolling Stones, потому что слишком много знал об этом рынке. Это был рынок для очаровашек. Всегда был и всегда будет. В нас нет ничего очаровательного. Но существовал рынок для людей, покупавших журналы с чудовищами и всем таким прочим, и я предположил, что люди, увлекающиеся безобразным, должны нас полюбить. У нас была потенциальная клиентура – люди, которые любили всё безобразное. Это не такой обширный рынок, как рынок для тех, кто любит очаровашек.

HT: Люди, с которыми Вы работаете – они, по-Вашему, ценят внимание к деталям и тот факт, что вы делаете нечто неординарное?
FZ: Мне кажется, что большинство из них беспокоятся только о своём чеке; так всегда было и всегда будет.
HT: Тогда почему они решают работать с Вами?

FZ: Ну, для того, чтобы придти работать ко мне, есть хорошая причина. Когда они заканчивают работать на меня, у них моментально появляется признание – они работали в группе, имеющей репутацию одной из самых трудных; они могут рассчитывать на некое профессиональное уважение. К тому же, в любой момент, когда им захочется сказать обо мне что-то плохое, любой журналист подумает, что это хорошая история и сочувственно к ним прислушается. Они всегда говорят, что я козёл. Мне начхать. Суть дела в том, что я работодатель. Я – парень, который должен выписывать им чеки. Когда Вы последний раз слышали про человека, которому нравится его босс? Босс – это я. Босса нельзя любить. Это неправильно, это противоречит человеческой природе. Но я должен не только выписывать им чеки, я должен точно знать, что я заработал достаточно денег, чтобы эти чеки не отказались оплачивать. Вот этого они не понимают. Сколько бы они не получали, они должны это сообразить. Я плачу своим ребятам годовую гарантию – независимо от того, работают они или нет. Никаких контрактов. Ударили по рукам – и всё. Если я говорю, что я тебя беру, то с этого самого дня ты получаешь зарплату каждую неделю, работаешь ты или нет, целый год – даже если я выгоню тебя до конца года. Если я говорю, что заплачу тебе за год, то так и будет. Были случаи, когда мне приходилось ходить голодным или не иметь нужных материалов для работы – всё ради того, чтобы сдержать слово. Я не валяю дурака – но этого они не ценят. Я бы сказал, что музыкант, приходящий ко мне работать, получает вполне хорошие условия. Прежде всего, это лучшее образование, какое только можно получить. Это как рабочая тренировка для выполнения таких вещей, которым ты больше нигде не научишься, и о которых тебя не попросят ни в какой другой группе. Мне кажется, что большинство людей из тех, что побывали в группе – даже если они не выносили то, чем им приходилось в ней заниматься – всё же чему-то научились. Так что, когда Вы видите в печати что-то о том, каково это – работать на Заппу, Вам стоит поинтересоваться, имеет ли человек, делающий эти замечания, хоть какое-нибудь представление о том, что это такое – содержать группу. В конце 60-х было время, когда для фирмы грамзаписи принять меня к себе, чтобы сформировать свой образ, было то же самое, что сказать: «Да, у нас есть всё – вот от этого до Заппы, хе-хе-хе – от этих хороших дел до вон того дерьма.» Я, в общем-то, уверен, что это была одна из причин, по которым мне удавалось заключать контракты.
HT: Странно, потому что Вы вроде бы сотрудничаете с ними. Много гастролируете и постоянно выпускаете альбомы.
FZ: Я делаю даже больше. Я планирую рекламные кампании. Я лично слежу за оформлением альбомов. Я беру на себя весь производственный цикл – до момента предоставления фонограммы. Я прохожу через процесс мастеринга, всё прочее – я делаю работу. Всё, что должен сделать парень, который подписывает со мной контракт – это просто послать мне чек, и всё – работа сделана, она приходит тебе по почте. Потому что я люблю заниматься работой. Я люблю брать на себя столько ответственности за проект, сколько возможно – потому что знаю, что компании грамзаписи не так беспокоятся о музыке, как я. Никто не может знать, сколько времени я провожу за сочинением или записью, или насколько проект готов, или что это за продукт, или что угодно. Они не имеют представления о том, какой работой я занимаюсь; единственные впечатления, остающиеся у них в голове – это что-то, прочитанное ещё в 60-х. Так что в их понятии я, возможно, человек, застывший где-то там – в конце вьетнамской войны или что-то такое. Кому придёт в голову, что со мной труднее работать, чем с человеком, только что собравшим свою первую панк-группу?
HT: Единственное, что нельзя назвать сотрудничеством с Вашей стороны – это то, что Ваш материал не всегда попадает в программы AOR радиостанций.
FZ: Да, но большинство «новой волны» тоже. С самыми сомнительными нововолновыми группёшками заключались сумасшедшие контракты, при этом все отлично понимали, что эти группы никогда не попадут на AOR-радио – по той же самой причине, по которой со мной в 60-е заключили контракт Warner Bros. Престиж! Каждая крупная фирма грамзаписи должна иметь каких-то нововолновых исполнителей. Итак – баксы туда, новая волна сюда. После этого продюсеры этих компаний, наверное, собирались с этими группами и пытались убедить их делать сорокапятки. Всё это давно придумано и сформировано в виде аккуратных маленьких упаковочек, снимающих с их музыки все грубые края. Компания грамзаписи довольна, потому что теперь у них есть что послать на радиостанцию. Поймите меня правильно – я вообще-то люблю многие нововолновые дела, гораздо больше, чем то, что классифицировалось как панк. Это во многих случаях звучало совсем немузыкально. А некоторые нововолновые группы делают интересные дела.

HT: Что Вы слышали такое, что Вас впечатлило?
FZ: Ну, на 100% мне ничего не нравится. Мне понравились несколько вещей Stranglers; несколько раз я видел в Нью-Йорке B-52’s, и мне они очень понравились.
HT: Группы «новой волны» - это недавно появившиеся группы из баров. Вот почему с ними подписывают контракты. Это новые таланты.
FZ: Не думаю, что их действительно можно называть группами из баров. В Нью-Йорке они могли бы быть кабацкими группами, но в общем, по всей Америке, это не так. Всё-таки бар-группа – это бар-группа. Они либо играют хиты, либо не играют в баре.
HT: Да, но место баров теперь заняли дискотеки. Клубы, где группы играли чикагские песни или что угодно, теперь заводят заранее записанную диско-музыку. Это модно и дешевле стоит.
FZ: Оно не пахнет. Не нужно грим-уборной. Его не арестовывают. Оно не опаздывает на работу. Не нужно покупать групповую униформу.
HT: Мне часто приходилось читать, что Вы выбрали рок-н-ролл, потому что это была работа на виду у публики.
FZ: Нет, это неправда. Ну, то есть, я всегда любил ритм-энд-блюз, и я серьёзный его коллекционер. На виду у публики происходит много вещей, в которых мне не хочется принимать участия. Я сочиняю музыку, и думаю, что вкус потребителей музыки в Соединённых Штатах был в некотором смысле глубоко недооценён. Мне кажется, что американская публика, наверное, могла бы позитивно реагировать на гораздо более многообразную музыку, чем та, которую она слышит по радио. Но это не значит, что у всех должна быть одинаковая единообразная реакция. Иначе говоря, человек, биологически склонный к диско-музыке, может любить музыку «кантри-энд-вестерн», но, может быть, не так сильно. Тем не менее, если бы он её услышал, он бы её оценил. То же самое в отношении более авангардных вещей. Если бы вы их услышали, вы могли бы прийти к какому-то выводу относительно этого, и решить, нравится вам или нет. Но если вы этой музыки никогда не слышали, как вы узнаете? Американцы получают очень узкий спектр музыкальной информации через радио, так что у них не всегда бывает возможность услышать вещи, отличающиеся от мэйнстрима или AOR-музыки.
HT: А какие люди биологически расположены к диско?
FZ: Мне кажется, что есть люди, биологически расположенные к диско, так же, как есть люди, биологически расположенные к блюграссу. Я биологически расположен к болгарской народной музыке. Я просто балдею, как только её услышу. Я люблю её, но я не болгарин. Нет причин полагать, что в молодости я бы так относился к такой музыке, потому что я услышал её только несколько лет назад. Услышал и сразу же полюбил. Совершенно такая же реакция была у меня на Ionisation Эдгара Вареза. Мне это понравилось автоматически.
HT: Вы когда-нибудь думали о сольных выступлениях?
FZ: Один на сцене с гитарой? Я не могу петь и играть одновременно. Вообще-то я совсем не умею петь и играю с большим трудом, так что такой вопрос не стоит.
HT: Про что это Вы – «играю с большим трудом»?
FZ: Больше всего мне нравится играть на гитаре вещи, которым требуется аккомпанемент. Я не могу сидеть и одновременно играть на гитаре аккорды и мелодии, как классический гитарист – притом так, чтобы из этого выходило нечто музыкально связное. Я делаю или одно, или другое. Одновременно я не могу. У меня нет координации для того, чтобы играть аккорды и одновременно петь какие-то слова. Я просто этого не могу. Мой вокальный диапазон – примерно октава. Так что я, на самом деле, очень ограничен в этом формате. Если бы мне нужно было ехать на гастроли и делать всё самому, то единственное, чем я мог бы заниматься – это читать лекции. У меня были такие предложения.
HT: Вы всегда так тихо говорите?
FZ: Да.
HT: Этого я не ожидал. Когда смотришь на Ваши слова на бумаге, никак нельзя вообразить, чтобы их произносил…
FZ: Человек, говорящий тихо?
HT: Да.
FZ: Мне не нужно говорить громко. Если вы СЛУШАЕТЕ, слова сами сделают всю работу. Их не нужно орать вам в лицо.

"...Как-то раз нас попросили провести шесть недель в Советском Союзе ... Я люблю картошку, но человек способен съесть лишь ограниченное количество картошки. Я уважаю тараканов.... но я не хочу провести шесть недель в окружении картошки и тараканов."

Они все там что ли дэбилы? Как мог Фрэнк ляпнуть эдакую глупость!?

А еще, Фрэнк, мы такие!

2Гегемон:

> но я не хочу провести шесть недель в окружении
>картошки и тараканов."

Из собственного опыта. Было это в Свердловске, в гостинице Исеть. Год что-то 1984-й. Был я в командировке на Электромеханическом заводе, по обмену, так сказать, опытом. Опыт Свердловского электромеханического завода, состоял в том, что там ещё работали станки чешского производства 30-х годов, вывезенные по репарациям из Германии. Но речь не об этом. А о тараканах. Так вот, ничего съестного оставить было нельзя - тараканы были тут как тут. В оставленную бутылку из-под кефира за ночь набилось столько тараканов, что её страшно было взять в руки. Так что Фрэнк был не так уж и неправ.

2BigWalk:

> тараканы были тут как тут. В оставленную бутылку
>из-под кефира за ночь набилось столько тараканов,
>что её страшно было взять в руки. Так что Фрэнк
>был не так уж и неправ.

А сейчас они где?
Думаете такраканы не выносят сотовую связь? Слабаки!)))))

"Щи же были очень неказисты, они слегка заправлялись крупой и были жидкие, тощие. Меня ужасало в них огромное количество тараканов. Арестанты же не обращали на это никакого внимания" (Достоевский о каторге).

Помню,как тараканы лазали в Москве по кассовому аппарату в одном книжном магазине.Кассирша со словами "Стасик,подвинься!" ловко сбила одного из них щелчком пальцев.
Но справедливости ради,больше всего тараканов я увидел в гостинице Ташкента в 1984 (наверное,это был год таракана),заселившись туда ночью и зайдя в ванную.Это был сплошной ковёр.
А Фрэнк конечно прикололся в свойственной ему манере.

2papan:

>А Фрэнк конечно прикололся в свойственной ему манере.

Он в СССР был в 90 году, тогда ни тараканам, ни картошке не удивляюсь, Гегемон здесь не прав, это просто наблюдение американца о советской действительности.

2andysmith:

>Он в СССР был в 90 году, тогда ни тараканам,
>ни картошке не удивляюсь, Гегемон здесь не прав,
>это просто наблюдение американца о советской действительности.

Интервью 80-го года, так что, скорее, это всё же "пропаганда".

2BigWalk:

>Интервью 80-го года, так что, скорее, это всё
>же "пропаганда".

а ну да, в СССР же тараканов, как и секса не было...

Я думал, что знаю о тараканах все, но то что это было не так я убедился когда моя соседка сбрендившая бабушка начала по помойкам промышлять - такого количества тараканов, которые ползли из ее квартиры в общественный коридор и на лестницу и по соседним квартирам я не видел никогда. Как только не пытались образумить старую вплоть до вызова милиции,но милиция не справилась - на пороге ее квартиры один из ментов сказал - ой,я туда не пойду -там тараканы, а у меня дети. На все попытки образумить каргу она отвечала - уж больно вы все нежные.Так что Фрэнк похоже знал кое что о тараканах.

Чтобы уйти от тараканов и "тараканов". Обнаружил альбом группы The Persuasions - "Frankly a Cappella: The Persuasions Sing Zappa". В 1969-м Фрэнк Заппа дал этой (в то время уличной) а-капельной ду-уоп группе "путёвку в жизнь", записав на своём лэйбле их первый альбом "A Cappella". А 2000-м The Persuasions отдали дань уважения маэстро, записав альбом каверов. Звучит, по меньшей мере, необычно и интересно. Не маст-хэв, конечно, но для поднятия тонуса послушать можно.)))

Да-да, один человек ляпнул глупость, а мы щас всем скопом кинемся доказывать насколько он был "прав"(ведь он же идол!) Типа в америкосии нет своего захолустья, тараканы там не водются и люди картофан не ядят!