Польская мозаика

http://www.radiopolsha.pl/6/136/Artykul/348661


Ровно 78 лет назад начался первый этап депортации поляков в Сибирь

10.02.2018 15:53

В Польше отдают дань памяти полякам, погибшим в 1940-1941 гг. в результате депортаций в Сибирь, Казахстан и северные районы СССР.

Фото: PAP/Rafał Guz

В субботу, 10 февраля в Польше проходят памятные мероприятия, посвященные полякам, погибшим в результате депортаций в Сибирь, Казахстан и северные районы СССР. 78 лет назад сотрудники НКВД начали первый этап массового вывоза поляков, проживавших на востоке Польши. Тысячи людей погибли в результате эпидемий, голода, истощения и нечеловеческих условий труда. Немногим удалось вернуться в родные места.

В 1940-1941 гг. власти СССР провели четыре акции, официально названные «переселением»: в феврале, апреле и июне 1940 года, а также в конце мая 1941 года. Во время первой акции из Восточной Польши вывезли около 140 тыс. человек, 70% из них были поляками, остальные – украинцами и белорусами.

Цель депортаций заключалась в уничтожении гражданского общества, а также в использовании властями рабочей силы. Наравне с системой советских лагерей депортации были элементом репрессивной советской политики.

По данным НКВД, депортациям подверглись около 320 тысяч человек. В свою очередь, Польский Союз сибиряков заявляет об 1 млн 320 тыс. депортированных. Согласно историкам, во времена СССР были депортированы, по меньшей мере, 800 тыс. человек.

Падеревский, Моджеевская и Кюри: борьба за независимость Польши за ее пределами


Хелена Моджеевская (Модьеская), Игнаций Ян Падеревский и Мария Склодовская-Кюри — послы Польши в самое беспросветное для страны время. Фото: общественное достояние / коллаж: Culture.pl

Некоторые известные поляки, жившие за тысячи километров от родины, сумели поставить свой талант и положение на службу польскому политическому вопросу и тем самым способствовали возрождению независимой Польши. Кто они и как им этого удалось?

Блистательная театральная актриса, заговорившая по-польски во время спектакля для американской аудитории; гениальный ученый, назвавший свое открытие в честь родины; пианист-виртуоз, никогда не упускавший возможности поговорить о Польше. Перед вами три выдающихся польских эмигранта, которые без колебаний использовали свой талант и положение для достижения политических целей. Отстаивая право Польши на независимость в годы, когда у польской нации не было никаких средств политического влияния, они сделали для своей родины гораздо больше, чем легионы политиков и государственных деятелей.

Моджеевская, или Офелия, говорящая по-польски

Helena Modjeska, Photo: Wikimedia Commons


Судя по всему, Хелена Моджеевская стала первым польским эмигрантом, попавшим в заголовки газет по ту сторону Атлантики. Она приехала в Америку в 1876 году, когда ей было уже тридцать пять лет. В Польше она состоялась как успешная актриса, но в Америке Модьеской (упрощенная версия ее фамилии, ставшая ее американским сценическим псевдонимом) пришлось начать все с нуля.

Благодаря невероятному усердию и целеустремленности она превосходно овладела английским языком и всего за несколько лет стала одной из известнейших актрис своего поколения, объездив с гастролями всю Америку вдоль и поперек.

И все-таки Моджеевская, даже став одной из величайших шекспировских актрис всех времен («Я не хочу, чтобы зрители видели во мне иностранку, [я хочу, чтобы они] думали, что я из какой-то английской провинции», — писала она в письме), не забыла о Польше. Более того, она находила удивительные способы напомнить о существовани этой страны своим зрителям. В 1877 году она писала матери:

Вчера я играла сцену с Офелией по-польски, потому что хотела показать зрителям, что наша Польша не такая маленькая проблема, как им может показаться.

Получив в 1883 году американское подданство, она не изменила своего отношения к родине: постоянно приезжала в Польшу с выступлениями и щедро поддерживала польские (и не только) благотворительные проекты.

В мае 1893 года на Всемирном конгрессе женщин, прошедшем во время Всемирной выставки в Чикаго, Моджеевская произнесла пламенную речь о положении женщин в Польше. Из-за резкой критики царского режима российские власти запретили ей въезд на территорию России, включая восточную Польшу. Тогда она продолжила выступать в Кракове и Львове

Кюри: опасный польский элемент

Мария и Пьер Кюри в своей лаборатории в Париже. Фото: Wikimedia

В то время, когда Моджеевская гастролировала по Америке, во Франции другая польская эмигрантка Мария Склодовская (более известная как Мария Кюри) добилась невероятных успехов в новой, неизведанной на тот момент области физики и химии.

Склодовская уехала из российской части Польши в 1891 году в возрасте двадцати четырех лет. Несмотря на блестящие успехи в учебе, ей не разрешили учиться в Императорском Варшавском университете, а в Париже она осуществила свою мечту — стала изучать физику и математику.

Как и Моджеевская, Мария Склодовская-Кюри и не думала забывать о своем происхождении. В 1896 году вместе с мужем Пьером Кюри она открыла новый химический элемент, который ученые в честь родины Марии назвали полонием и за который позже они получили Нобелевскую премию.

Решение назвать элемент в честь Польши воспринималось как политическое заявление, ведь в то время названия «Польша» даже не было на карте (с 1867 года российская часть бывшей Речи Посполитой официально именовалась «Привислинский край»). Ученым удалось привлечь внимание общественности к положению Польши, когда в 1902 году супругам присудили Нобелевскую премию. Как и Польшу, полоний было не разглядеть невооруженным глазом, но он, как и родина Марии Склодовской-Кюри, бесспорно существовал. Полоний стал первым химическим элементом, название которого было призвано подчеркнуть сложившуюся политическую ситуацию. А Мария Склодовская доказала, что наука может быть эффективным политическим инструментом.

Падеревский и Грюнвальдская битва

Игнаций Падеревский произносит речь во время церемонии открытия памятника Грюнвальдской битве, 14 июля 1910, фото: PAP

Человеком, поднявшим дело продвижения польского национального вопроса на совершенно иной уровень, стал Игнаций Ян Падеревский. Падеревский покинул Польшу в 1881 году в возрасте двадцати лет. Благодаря поддержке Хелены Моджеевской он смог продолжить обучение в лучших музыкальных академиях Европы, а вскоре стал самым успешным выступающим пианистом всех времен, объехавшим с гастролями всю Европу и обе Америки.

С самого начала Падеревский совмещал карьеру пианиста с благотворительностью. Будучи состоятельным человеком, Падеревский щедро жертвовал деньги на многочисленные начинания, учреждая стипендии для молодых музыкантов и стипендии по безработице, предоставляя средства ветеранам, реабилитационным клиникам, а также назначая пособия по материнству. По словам биографа Падеревского Адама Замойского, его пожертвования никогда не были «символическими»: за свою жизнь Падеревский отдал на благотворительные цели около десяти миллионов долларов.

Филантропическая деятельность сводила его с соотечественниками по всему земному шару. Падеревский финансировал многочисленные польские начинания, в частности, польскую газету в Детройте, установление памятника Костюшко в Чикаго, польские культурные мероприятия в Вильнюсе, польские студенческие организации в американских университетах. Кроме того, Падеревский стал спонсором нового факультета Ягеллонского университета в Кракове.

В 1910 году все в том же Кракове Падеревский участвовал в открытии памятника Грюнвальдской битве — именно он был заказчиком и спонсором проекта. Церемония, в ходе которой Падеревский произнес вдохновенную речь, вылилась в огромную патриотическую демонстрацию, в которой участвовали около 15000 поляков.

Музыка как политика

Игнаций Ян Падеревский, фото: Данута Б. Ломачевская / East News

Польша неизменно присутствовала в концертной программе Падеревского: он обязательно исполнял произведения Фредерика Шопена, композитора, которого считал воплощением польского национального характера. Как Падеревский понял в 1899 году в Москве, музыка польских композиторов несла в себе политический заряд: польскую часть его концертной программы — произведения Шопена и самого Падеревского — слушатели освистали. В какой-то момент пришлось даже вызывать полицию, чтобы восстановить порядок.

В музыкальных сочинениях самого Падеревского заметно чувствовалось влияние Польши и польского музыкального фольклора: от «Польских танцев» («Danses Polonaises») и «Татранского альбома» на стихи Адама Мицкевича и Адама Асныка до «Польской фантазии» и оперы «Манру» по роману польского писателя Юзефа Игнация Крашевского. Одно из величайших достижений Падеревского — его симфония «Полония» 1908 года — была полностью посвящена истории польской нации последних столетий.

От музыканта до политика

Глава польского государства Юзеф Пилсудский и премьер-министр Польши Игнаций Падеревский прибывают в польский парламент. Фото: общественное достояние
Большую часть Первой мировой войны Падеревский провел в США, где он при любой возможности поднимал польский национальный вопрос, собирал средства и формировал сильное лобби от разрозненной на тот момент и неоднородной польско-американской диаспоры.

В те годы концерты Падеревского в Штатах каждый раз превращались в политическую агитацию… Каждое свое выступление он сопровождал кратким призывом собирать деньги на поддержку польского национального вопроса.

Падеревский использовал любую возможность поговорить о Польше. Его положение и близкая дружба со многими ведущими государственными деятелями США свели его с президентом Вудро Вильсоном.

В январе 1917 года именно Меморандум Падеревского о ситуации Польши подтолкнул президента Вильсона произнести речь перед Конгрессом, в которой прозвучало следующее:

Политики повсюду сходятся во мнении, что единая, независимая, автономная Польша должна существовать.

Логическим продолжением этих слов стали знаменитые Четырнадцать пунктов Вильсона.

В период между апрелем 1915 года, когда Падеревский приехал в Америку, и ноябрем 1918 года польский музыкант и политик произнес около 340 речей и дал примерно столько же концертов. В это время Комитет по оказанию помощи полякам собрал около девяти миллионов долларов.

В конце 1918 года, вскоре после того как страна обрела независимость, Падеревский посетил свою родину, и его чествовали как символ возрождения страны. Приезд Падеревского в Польшу сказался на успешном исходе Великопольского восстания (1918-1919), повлиявшего на условия Версальского мирного договора.

В январе 1919 года Падеревский стал премьер-министром возрожденного польского государства, тем самым завершив путь от концертирующего пианиста до действующего политика.

Автор: Миколай Глинский, 17 ноября 2017


http://culture.pl/ru/article/paderevskiy-modzheevskaya-i-kyuri-borba-za-nezavisimost-po...

Хранители сокровищ: Эстрейхер, Лоренц и другие

Варшава, март 1949. В Государственной лаборатории консервации памятников (галерея Zachęta) завершается реставрация картины «Грюнвальдская битва» Яна Матейко под руководством профессора Богдана Маркони, фот. PAP

Culture.pl вспоминает польских искусствоведов, архитекторов и специалистов по музейному делу, которые в годы Второй мировой войны спасали европейское культурное наследие. Их судьбы — готовый сценарий для голливудского фильма. Кем были эти люди, готовые рисковать собственной жизнью ради искусства?

Кароль Эстрейхер

Кароль Эстрейхер на вокзале в Кракове держит в руках картину «Дама с горностаем», вернувшуюся в Польшу, фот. Monuments Foundation
i
Летом 1939 года почти все музеи и галереи Европы готовятся к великой эвакуации произведений искусства. Спешно пакуют вещи и в краковском Мариацком костеле, где молодой искусствовед Кароль Эстрейхер вместе с группой ученых, священников и пожарных пытается демонтировать и спрятать монументальный алтарь Вита Ствоша.

Главную достопримечательность Кракова, четыреста пятьдесят лет не покидавшую своего места, разобрали на две с лишним тысячи частей, обернули в макулатуру и сложили в деревянные ящики. Самые крупные (тринадцатиметровые) статуи святых поплыли на баржах в кафедральный костел в Сандомире, остальные оказались в тайных хранилищах, в частности, в гробнице в пресбитерии Мариацкого костела.


Однако нацисты быстро выходят на след алтаря и уже в октябре того же года вывозят его в Германию. Кароль Эстрейхер не может с этим смириться, он не успокоится, пока не вернет шедевр в Польшу. Спустя много лет по следам харизматичного ученого отправилась Марта Гживач, автор прекрасного исторического репортажа «Хранитель сокровищ», в котором она описывает историю захваченных нацистами произведений искусства и блестящих операций по их возвращению, проводившихся после окончания Второй мировой войны. Именно Кароль Эстрейхер представил союзникам почти 600-страничный отчет о захваченных произведениях искусства и именно он участвовал в создании элитарной международной группы хранителей музейного наследия — The Monuments Men (о которых Джордж Клуни снял фильм «Охотники за сокровищами»).

После войны он допрашивал немецких музейщиков и эсэсовцев, грабивших европейские музеи, проверял каждый след, любую информацию, которая могла привести его к цели. Он постоянно ездил в Германию, вместе с союзниками обыскивал склады, подвалы костелов, шахты, бывшие штаб-квартиры НСДАП. Здание за зданием, дом за домом.

Благодаря помощи американцев алтарь обнаружили в подземельях Нюрнбергского замка. Готическое творение Вита Ствоша, немного пострадавшее от влажности и насекомых, вернулось в Польшу в 1946 году в четырех вагонах и ста семи ящиках в компании полотен Каналетти и найденной в баварской вилле Ганса Франка «Дамы с горностаем». Его сопровождали американские солдаты, а на вокзале в Кракове приветствовали ликующие толпы.

Тайный музей профессора Станислава Лоренца

У Кракова был Кароль Эстрейхер, у Варшавы Станислав Лоренц. Еще до начала войны директор варшавского Национального музея попросил своих сотрудников составить списки наиболее важных объектов в коллекции, которые необходимо спасать в первую очередь. Опасаясь бомбардировок, в подвалах музея оборудовали убежища, куда отнесли ящики и коробки с музейными экспонатами, а затем засыпали их щебнем и досками.

В здании, возведенном всего двумя годами ранее, нашли приют не только собрания Национального музея, но и экспонаты Королевского замка, а также произведения из частных коллекций и костелов. Бомбардировки они пережили, а вот грабежи нет. «Во время войны музей был тайным центром покровительства культуре», — рассказывал профессор на Польском радио.

Лоренц пытался спасти все подряд, намеренно сомневался в подлинности произведений искусства, менял подписи, тянул время, отстаивая необходимость исследования картин. В 1942 году благодаря его усилиям немецкие власти не стали уничтожать памятник Яну Килинскому, согласившись перенести его на хранение в подвалы Национального музея.

После подавления Варшавского восстания Лоренц вел переговоры с оккупантами о возможности эвакуации части особенно важных для польской культуры коллекций. Он многим рисковал, спасая фрагменты убранства Королевского замка: буазери, пола, каминов. Наконец на протяжении всей войны он вел подробный учет нацистских разрушений и украденных коллекций, чтобы в будущем облегчить реституцию произведений искусства и реконструкцию зданий.

Станислав Лоренц более полувека исполнял функции директора Национального музея, преподавал в Варшавском университете, был экспертом ЮНЕСКО в области охраны памятников. За спасение культурных ценностей он был удостоен Командорского креста со звездой Ордена Возрождения Польши

Юзеф Кшивда-Польковский: спасение Вавеля

История рая, сцены: Сотворение Адама, Сотворение Евы, Бог знакомит прародителей, Запретный плод, Первородный грех, Изгнание из рая, Брюссель, ок.1550, Королевский замок на Вавеле, фот. Wikipedia

За несколько дней до начала войны Юзеф Кшивда-Польковский, архитектор, который войдет в историю как комендант обороны Вавеля, готовит солидные цилиндрические футляры и двадцать с лишним железных ящиков. Ящики предназначены для коронационного меча польских королей, белого оружия, рукописей Фредерика Шопена, старинных книг и — главное — гобеленов Сигизмунда Августа, крупнейшей в мире коллекции декоративных тканей, созданных по заказу короля в лучших европейских мастерских XVI века. Ягеллонское сокровище не могло достаться оккупантам.

Увы, уже в первые дни войны практически все пути отступления из Кракова были отрезаны. Железнодорожные вокзалы и пути были разрушены во время бомбардировок, поезда не ходили. Единственной надеждой оставалась Висла. Шкипер Францишек Мися, не колеблясь ни минуты, отходит от берега с ценным грузом на борту и спустя несколько дней добирается до Сандомира. Опасно, после жаркого лета река обмелела, а перегруженной угольной барже то и дело приходится прятаться в прибрежных зарослях во время немецких налетов.

Затем гобелены уже на судне «Павел» плывут в сторону Казимежа-Дольного, но путь до Замостья они преодолевают на крестьянских подводах. Дальнейший маршрут драгоценных тканей таков: Бухарест – Мальта – Франция – Англия. Гобелены Сигизмунда пересекли пол-Европы и добрались до Канады. В вынужденной эмиграции в Оттаве они провели более двадцати лет.

Адольф Шишко-Богуш

Комитет польской кавалерии в Кракове, стоят (слева направо): хранитель коллекции Вавельского замка Станислав Свеж-Залеский, полковник Зыгмунт Пясецкий, профессор Адольф Шишко-Богуш, генерал Станислав Гжмот-Скотницкий, художник Войцех Коссак, 1934, фот. audiovis.nac.gov.pl (Национальный цифровой архив)

Скорее всего эвакуацию вавельских сокровищ из Кракова не удалось бы осуществить, если бы не смелость и решительность Адольфа Шишко-Богуша. Непосредственное выполнение задания он поручил своим доверенным сотрудникам, а сам же, заручившись согласием руководства Армии Крайовой, остался на Вавельском холме, до конца держа руку на пульсе. Он все подробнейшим образом документировал, проводил инвентаризацию, делал рисунки, занимался разведывательной деятельностью. И кое-что еще. Зимой 1939 года он помешал делегату из Берлина разбить скульптуры Ксаверия Дуниковского. Об этом пишет Збигнев Свенх:

Шишко-Богуш показал тому делегату фотографию из каталога польской выставки в Берлине, организованной незадолго до войны. На снимке был Гитлер в сопровождении посла Липского как раз перед скульптурами Дуниковского. Благодаря этому факту их разрешили вывезти из замка в целости и сохранности. Вместо этого были уничтожены скульптуры Пельчарского и часть моделей Шишко-Богуша, связанных с концепцией Вавельского холма, — читаем мы в «Gazeta Krakowska».

После освобождения Шишко-Богуша несправедливо обвинили в коллаборационизме и отстранили от работ на Вавеле. После этого он занимался, в частности, созданием краковского архитектурного факультета, тогда еще при Горно-металлургической академии (AGH).

Ян Захватович: 138 ящиков ценных документов

Это была отчаянно смелая акция! В октябре 1939 года Ян Захватович, архитектор и профессор Варшавского политехнического университета, и профессор Ежи Шабловский из Ягеллонского университета вывозят из Центрального бюро инвентаризации памятников, расположенного на аллее Шуха, архив с тысячью документов, рисунков, каталогов и негативов, содержащих перечень памятников в Польше. Из-под самого носа гестаповцев исчезают сто тридцать восемь бесценных для польской культуры ящиков. Марта Гживач в «Хранителях сокровищ» пишет:

Однажды к боковым воротам бюро подъезжает грузовик, и знакомый привратник впускает его на территорию. Машина подъезжает прямо к окну цокольного этажа, куда заранее сложили все документы, чтобы выносить их как можно быстрее. Рессоры старенького грузовичка угрожающе прогибаются под тяжестью ящиков, поэтому за ценным грузом приходится ездить дважды. За всем наблюдают гестаповцы, которые, видимо, думают, что все происходит по приказу властей, поэтому предпочитают не вмешиваться. Захватович испытывает настоящий ужас, когда, закрывшись в подвале, он ждет возвращения грузовика, а кто-то настойчиво рвется в помещение. К счастью, люди за дверью отказываются от своих намерений, и операция заканчивается успехом.

И здесь снова появляется фамилия Эстрейхера, поскольку уже в Лондоне архив попал в его руки. Профессор Захватович посвятил всю свою жизнь спасению памятников и защите культурных ценностей. После разгрома Варшавского восстания он участвовал в т.н. «Прушковской операции» — спасении уцелевших библиотечных собраний из разрушенной столицы. Стараниями музейных работников и добровольцев были спасены рукописи Сенкевича, Пруса, Домбровской, Стемповского, а также Флорианская псалтырь и Хроника Галла Анонима. После войны Ян Захватович участвовал в разработке пионерской концепции реконструкции Старого города в Варшаве.

Ксендз Антоний Лидтке: Гутенберг в чемодане

Ксендз Антоний Лидтке, историк Католической церкви и сакрального искусства, прекрасно знал, что самая ценная из первопечатных книг в польских коллекциях — Библия Гутенберга — не может больше оставаться в Пельплине. Он вывез книгу в кожаном чемодане и спрятал в сейфе в банке Bank Gospodarstwa Krajowego, откуда через Румынию она добралась до Парижа. А потом еще дальше.

И здесь вновь на сцену выходит герой многих военных историй — Кароль Эстрейхер. Накануне занятия нацистами столицы Франции он перевозит Библию Гутенберга в Великобританию на борту маленького судна «Хожув». Недолго пробыв в Лондоне, пельплинское сокровище вместе с другими эвакуированными из Европы произведениями искусства (в частности вавельскими гобеленами) отправляется в Канаду на знаменитом трансатлантическом лайнере «Баторий». Конвоировали лайнер два британских военных корабля. Эстрейхер снова на шаг опередил нацистов. Эту невероятную историю в деталях рассказывает пельплинский издатель Тадеуш Сероцкий.


Библия Гутенберга вернулась домой спустя двадцать лет в 1959 году. Она хранится в сейфе Епархиального музея в Пельплине.

Станислав Микулич-Радецкий, Францишек Галера и другие: бегство «Грюнвальдской битвы»

«Грюнвальдская битва» по политическим причинам была для немцев крайне лакомым куском. За указание места, где спрятана картина Яна Матейко, власти Генерального губернаторства по совету самого Геббельса назначили вознаграждение: сначала два, а потом десять миллионов марок. Безрезультатно.

1 сентября директор галереи Zachęta Станислав Микулич-Радецкий с коллегами намотали гигантское полотно на четырехметровый деревянный шест и упаковали громадный свиток в ящик вместе с протоколом эвакуации. Груз, весивший более полутора тонн, перевезли на конной подводе в Люблинский музей и спрятали среди других экспонатов. Но на этом история военных скитаний знаменитой картины не закончилась. В 1941 году из опасений, что немцы обнаружат и уничтожат полотно, «Битву» эвакуировали в более безопасное место. Как? Влодзимеж Калицкий и Моника Кунке в книге «Uprowadzenie Madonny» так реконструируют события тех дней:

Рабочие разобрали забор, отделявший музей от соседних зданий. При этом они делали вид, что что-то ремонтируют. Подъехала телега. (…) Во второй половине дня огромный свиток погрузили на телегу, сверху положили какую-то домашнюю утварь и мебель, чтобы внешне все выглядело как обычный переезд, и телега двинулась в сторону городского автобусного парка. Конспираторы шли пешком. По дороге никто не проверял у них ни документы, ни груз. Свиток перенесли в сарай.

В 1944 году после занятия Люблина Красной армией картину откопали и официально передали министерству культуры. Затем ее отреставрировали под руководством профессора Богдана Маркони (также спасшего немало культурных ценностей: во время войны он участвовал в операции по спасению плафонов из Королевского замка и вел тайную инвентаризацию коллекций Национального музея).


Государственная лаборатория консервации памятников в Центральном бюро художественных выставок (галерея Zachęta). Реставрация картины «Грюнвальдская битва» Яна Матейко, на фото: Богдан Маркони, Варшава, март 1949 года, фот. PAP


«Грюнвальдская битва» оказалась в варшавском Национальном музее, где ее можно увидеть и по сей день. Этого бы не случилось без участия многих людей, спасавших полотна Матейко (вместе с «Битвой» вывезли также «Проповедь Скарги»). Среди них были не только искусствоведы, музейные работники и художники (например, Станислав Эйсмонд, который погиб, сопровождая картину, от взрыва немецкой бомбы, угодившей в Люблинский музей), но и случайные прохожие, помогавшие перетаскивать ящики.

Государственных наград были удостоены Роман Печирак, Хенрик Кшесинский, Михал Гжесяк, Францишек Подлесьный и Владислав Войда. Кавалерский крест Ордена Возрождения Польши был посмертно присужден Францишеку Галере, забытому властями ПНР директору городского автобусного парка, который нашел и подготовил тайник для «Битвы», а затем на протяжении всей войны, рискуя собственной жизнью, берег картину от гитлеровцев.

Мария Беата и Адам Браницкие: роза в кармане

Тысячи графических работ и картин, серебряных и фарфоровых изделий, коллекцию мебели и огромную библиотеку из музея в Вилянуве — все это нужно было тщательно упаковать и вывезти, предпочтительно на восток. Мария Беата Браницкая лично следила за упаковкой, она заранее заказала огромные деревянные ящики, а часть коллекции предложила замуровать в подвалах дворца. Как пишет Влодзимеж Калицкий, чтобы скрыть следы спрятанных картин, сотрудники музея вешали на их место другие, менее ценные.

Однако неожиданно в первые дни войны дворец Браницких превратился в полевой госпиталь для раненых солдат, которыми занималась лично графиня и ее три дочери. Адам Браницкий поддерживал подполье, хранил оружие, провозил контрабандой прессу. Немцы быстро обнаружили тайники и после тщательного обыска решили конфисковать наиболее ценные произведения. На сей раз все прошло не так гладко. Внук Браницких, Адам Рыбинский, чьи слова приводятся в книге «Uprowadzenie Madonny», вспоминает семейную историю, которая передается из поколения в поколение:

Вещи, отобранные для перевозки, стояли в салоне. Буне [Марии Беате Браницкой] удалось некоторые из них сфотографировать. Со своей сестрой Эльжбетой Дыновской, в девичестве Потоцкой, они крутились в широких пальто возле отобранных немцами предметов и кое-что прятали в карманы. Так они спасли розу королевы Марысеньки, игрушки королевских детей и что-то из китайской коллекции. Затем с этими вещами они шли в колонный зал и прятали их в печке. Вечером, когда уже никого не было, они прокрадывались в колонный зал и выносили спрятанные предметы в специальные тайники, оборудованные над часовней и в библиотеке.

В этих тайниках ценнейшие предметы искусства пережили войну. Беату и Адама Браницких, последних владельцев Вилянува, которые после войны попали в советские лагеря, а после возвращения в Польшу подверглись преследованиям со стороны польских спецслужб, посмертно наградили Офицерскими крестами Ордена Возрождения Польши.

Источники: я использовала фрагменты книги «Obrońca skarbów. Karol Estreicher – w poszukiwaniu zagrabionych dzieł sztuki» Марты Гживач (издательство PWN) и «Sztuka zagrabiona. Uprowadzenie Madonny» Влодзимежа Калицкого и Моники Кунке (издательство Agora); другие источники: mkidn, «Sztuka i krew» Роберта Яроцкого, издательство PWN, Gazeta Krakowska, rp.pl, Библиотека университета в Гейдельберге, Публичная библиотека в Торонто, culture.pl, wikipedia

Автор: Анна Легерская


НЕ ВСЕ ФОТОГРАФИИ Я СМОГ РАЗМЕСТИТЬ. ОСТАЛЬНЫЕ МОЖНО ПОСМОТРЕТЬ ПО ССЫЛКЕ, КОМУ ИНТЕРЕСНО.

http://culture.pl/ru/article/hraniteli-sokrovishch-estreyher-lorenc-i-drugie

http://culture.pl/ru/article/arhitektura-lyubvi-istorii-zapechatlennye-v-zdaniyah

Архитектура любви: истории, запечатленные в зданиях


Скамейка влюбленных в Хелмно, фото: Войцех Кардас / AG

Безумная страсть и губительная ревность, измена и верность до гробовой доски, шумная свадьба и тайный роман — у любви есть множество обличий. Истории о благородных порывах и страшных преступлениях могут таиться даже в архитектуре.

Гарем в стиле рококо

Замок в Грабки-Дуже, фото: Витольд Скшипчак / Reporter

Историю жизни кастеляна Станислава Рупневского рассказать не так-то просто — столько в ней темных мест и белых пятен. Мы не знаем, что в ней правда, а что вымысел, что приписал себе сам герой, а что спустя годы добавили потомки. По всей видимости, будучи восьми лет от роду, то есть около 1698 года, магнат Рупневский попал в турецкий плен, в котором провел как минимум десять лет. По возвращении в свое имение Рупневский отличался жестокостью по отношению к своим крестьянам, а также пользовался повышенным вниманием женского пола — говорят, он всегда был окружен стайкой прекрасных барышень.

В результате долгого пребывания с турками Рупневский принял ислам и, наверняка вдохновившись культурой Востока, решил построить... гарем. В селе Грабки-Дуже под Шиловом в свентокшиском воеводстве в 40-х годах XVIII века он приказал возвести дворец в стиле рококо по проекту Франтишека Плачиди. Здание имеет восьмиугольный план. В центре расположен главный зал, который окружают четыре комнаты поменьше. На втором этаже находятся небольшие жилые помещения. Действительно ли в замке в Грабках кастелян Рупневский устроил гарем, мы уже никогда не узнаем. Точно одно — после себя он оставил элегантное здание в стиле рококо, в котором восточные мотивы сочетаются с позднебарочным декором. В наши дни замок является частной собственностью и осматривать его можно только снаружи.

Город влюбленных

Вид на старый город в Хелмно, фото: Мажена Хмелевич / AG

Лежащее на девяти холмах Хелмно — один из старейших и живописнейших польских городов, а местный исторический центр принадлежит к Европейскому маршруту кирпичной готики. В истории Хелмно известно еще благодаря так называемому хелмнскому праву, присвоенному городу Крестоносцами в 1233 году. Право служило образцом для организации польских городов и сел вплоть до XVIII века (в том числе и Варшавы). В небольшом Хелмно сохранилась средневековая планировка — город окружен оборонительными стенами, над которыми возвышаются башни шести готических костелов и ренессансной ратуши. Как же произошло, что он стал настоящим, официально запатентованным «городом влюбленных»?

Судя по всему, еще в средневековье в Хелмно попали мощи святого Валентина. Его современный, коммерционализированный культ «покровителя влюбленных» сподвиг местные власти использовать символическое присутствие святого, чтобы рекламировать свой живописный край. Уже многие годы в Хелмно проходят мероприятия, подчеркивающие его «любовный» статус — появляются скамейки влюбленных и укромные уголки, в которых можно уединиться для романтического свидания, а окружение старинных стен лишь усиливает антураж. Даже если часть таких инициатив проходит по рекламным соображениям, Хелмно все равно стоит посетить, чтобы насладиться поистине чудесной атмосферой и исторической архитектурой.

Турецкий дом

Турецкий дом в Кракове на пересечении улицы Длугой и Пендзихов, 2017, фото: Гжегож Козакевич / Forum

В 1885 году на пересечении улицы Длугой и Пендзихов в Кракове появился трехэтажный особняк. Спустя четверть века его новый владелец, Артур Теодор Райский, надстроил очередной этаж, который увенчал... тремя минаретами. Столь экстравагантное архитектурное решение — сохранившееся до наших дней, поскольку, к счастью, дом с тех пор не сильно изменился, — было продиктовано любовью. Артур Теодор Райский сам был протестантом, но, по легенде, хотел жениться на египтянке и именно для нее соорудил минареты, чтобы будущая жена так не тосковала по родине. Подобный жест Райского якобы не понравился местным католическим горожанам, которые ответили установкой у входа скульптуры Богоматери (тоже сохранилась до сих пор). Хотя история эта, скорее всего, лишь городская легенда, Турецкий дом пользуется популярностью среди краковян и приезжих как место, окутанное романтической тайной.