Польская мозаика

150-ГОДОВЩИНА СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ МАРИИ СКЛОДОВСКОЙ-КЮРИ

7 ноября в Польше и во всем мире отмечается 150-годовщина со дня рождения выдающейся женщины-ученого, открывшей радий и полоний, Марии Склодовской-Кюри.

Мария Склодовская-Кюри – первая женщина в мире дважды лауреат Нобелевской премии (по физике и по химии). Она была первой в истории Сорбонны женщиной-профессором, а французское правительство наградило ее орденом Почетного легиона. Это единственный человек, не родившийся во Франции, которого похоронили в парижском Пантеоне.

Мария Склодовска-Кюри родилась и выросла в Варшаве, по случаю юбилея в центре города был подготовлен мурал, посвященный ее жизни и работе, а в варшавских ВУЗах проходят торжественные мероприятия с участием внуков нобелевской лауреатки.

Кстати, Нобелевской премии также удостоились дочь Марии Ирен Жолио-Кюри (физикохимик), а также оба зятя – Фредерик Жолио-Кюри и Анри Лабуисс, и муж младшей дочери Эвы, который был шефом UNICEF.

Другого такого семейства нобелевских лауреатов не существует!

http://www.kulturapolshi.ru/news.php?nid=506

Шопен в кино: от слащавого щеголя до депрессивного невротика

Петр Адамчик в фильме «Шопен. Жажда любви». Фото: AGATE PHOTO/East News

Слащавый красавчик? Страстный революционер? Вечный ребенок? А может быть, депрессивный невротик? В пяти фильмах о Шопене мы увидим совершенно разные образы композитора. Настоящим Шопен останется, пожалуй, только в своей музыке…

По голливудскому фильму «Песня на память», снятому в 1945 году, лучше не учить историю. По сюжету Шопену приходится бежать за границу после того, как он демонстративно прерывает выступление, когда в зале появляется царский наместник Новосильцев. В Париж он едет в компании… профессора Эльснера, который, словно добрый дух, оберегает своего ученика, вступая в борьбу с самой Жорж Санд. Писательница хочет, чтобы Шопен принадлежал только ей, и обманом увозит его на Майорку. Шопен разрывает дружбу с Эльснером. Примиряется он с ним только на смертном одре, когда рядом с ним находится… его давняя варшавская возлюбленная Констанция Гладковская. Эту американскую сказочку спасли только известные актеры: Пол Муни (Эльснер) и величественная Мерл Оберон, которая в городской одежде напоминает скорее Марлен Дитрих, чем Жорж Санд. Шопен (номинированный на Оскар Корнел Уайлд) — красавчик в духе Рока Хадсона, который играет как любитель в дешевой мелодраме. В фильме много довольно нелепых сцен, например, когда Шопен и Лист, без конца разговаривая, играют «Полонез ля-бемоль мажор» на двух фортепиано.

Польский блокбастер 1951 года «Юность Шопена» (режиссер Александр Форд) рассказывает прежде всего о Шопене-революционере. Фильм, снятый в самый разгар сталинизма, при всем этом так манипулирует зрителем, чтобы не вызвать в нем антироссийских настроений. Молодой Фредерик становится на защиту крестьян, которых бьют кнутом, а заговор, целью которого было вызвать антироссийское Ноябрьское восстание, представлен как действия во имя всемирной революции. На фоне мы слышим звуки «Революционного этюда», польского гимна и «Марсельезы».

Несмотря на это фильм неплохо выдержал испытание временем. С исторической точки зрения это хрестоматийная иллюстрация спора классиков с романтиками, полная известных личностей (от князя Чарторыйского до Паганини), но фильм довольно динамичен, красиво снят и отлично сыгран. Чеслав Воллейко выглядит как Шопен на известных нам портретах. В нем есть изящество и тот блеск в глазах, который позволяет нам поверить в харизму Шопена. Роль Констанции исполняет еще одна звезда польского кино, Александра Шлёнская. Сцена, в которой она поет арию Моцарта (голосом великой польской певицы Стефании Войтович) — настоящая архивная редкость! А когда Воллейко садится за фортепиано, мы слышим игру лауреата первой премии Шопеновского конкурса 1949 года, Халины Черны-Стафаньской.

В фильме «Экспромт» 1991 года (режиссер — Джеймс Лапин) Шопен предстает очаровательным «вечным мальчиком». Он падает в обморок, когда муж Жорж Санд вызывает его на поединок. Странно ожидать иного, учитывая, что играет его… Хью Грант! Правда, у него нет характерного носа и сам он не очень похож на Шопена, но зато в роли чахоточного романтика Грант очень органичен. Грациозный жест, которым он закрывает рот каждый раз, когда кашляет, не оставляет сомнений в том, что мы имеем дело с утонченным аристократом. Однако истинно главная героиня фильма — это влюбленная в Шопена Жорж Санд (темпераментная Джуди Дэвис), которая делает все, чтобы Шопен ответил ей взаимностью. Эти сценки из жизни людей мира искусства (де Мюссе, Делакруа, Лист), которые встретились в имении княжны д’Антан — пример легкого и изящного английского костюмированного кино в стиле Джеймса Айвори. Непретенциозный юмор и определенная доза пикантности не дают зрителю скучать ни минуты. Из польского в этом кино только… платье Жорж Санд, бело-красное, как польский флаг, что язвительно отмечает жена Листа. Ну и музыка, исполняемая Эмануэлем Аксом и Филиппом Антремоном.

В том же 1991 году Анджей Жулавский снял фильм «Голубая нота», который также показывает Шопена в кругу его приятелей из артистических кругов, но совсем в ином ключе. Картина рассказывает о том, что искусство для художника — это и лекарство, и проклятие. Как музыка для Шопена, находящегося в Ноане с Жорж Санд, которая соперничает за его любовь со своей дочерью Соланж. В имении также находятся примадонна Полина Виардо, Делакруа, скульптор Клезингер, которые пытаются работать. Повседневность, перемежающаяся творческими и любовными муками, странный кавардак в салонах, Виардо поет каватину Розины в кухне, нарезая мясо… В роли Шопена — Януш Олейничак, лауреат Шопеновского конкурса 1970 года, потрясающе похожий на композитора. Шопен здесь фигура трагическая, депрессивная. Его лицо напоминает маску, он как будто бы не от мира сего. Он постоянно думает о музыке, даже когда говорит с друзьями. Сделать его счастливым не может ни полная материнской заботы Жорж Санд (Мари Франс Пизье), ни сексуальная Соланж (Софи Марсо). Болезнь постепенно разрушает его жизнь: когда Шопен сочиняет знаменитое «Larghetto», на клавиши капает кровь…
Самый новый фильм о композиторе, «Шопен. Жажда любви» (2002 год, режиссер Ежи Антчак), нельзя назвать удачным, несмотря на размах. Это добротная, академическая биография на грани китча — ах эти виды плакучих ив в ретроспекциях! Петр Адамчик в роли Шопена получился не слишком приятным типом, что не вписывается в концепцию фильма. Он такой, каким описывают его биографы: утонченный и нервный, мужественный и мечтательный, серьезный и забавный, и каждая сцена фильма иллюстрирует это — как в старательно выученном уроке.

Автор: Яцек Мельхиор
Текст из 11-го номера газеты «Chopin Express», изданной по случаю Шестнадцатого международного пианистического конкурса им. Фридерика Шопена.

http://culture.pl/ru/article/shopen-v-kino-ot-slashchavogo-shchegolya-do-depressivnogo-...

Дважды гений: музыка и изобретения Иосифа Гофмана

Уроженец Польши Иосиф Гофман был не только выдающимся пианистом, талантом которого восхищался Рахманинов, но еще и одаренным изобретателем, зарегистрировавшим более семидесяти патентов, в частности, прототип GPS-навигатора и механизм, уменьшающий сопротивление клавиш пианино, который до сих пор используется в фортепиано фирмы Steinway. Казалось бы, интересы взаимоисключающие, и тем не менее в случае Иосифа Гофмана увлечения музыкой и техникой обогащали и подпитывали друг друга.

Знавшие его лично говорят, что Иосиф Гофман (1876–1957) «был совсем не похож на музыканта». По легенде, у него были слишком маленькие для виртуоза руки, но он не бросил играть, а сконструировал для себя особый инструмент с клавишами более узкими, чем обычно. На одной фотографии Гофман демонстрирует солидный бицепс, что тоже не вполне типично для пианиста. Внешне пианист больше походил на автомеханика. И волею судьбы в возрасте двадцати пяти лет Гофман… спроектировал автомобиль, на котором путешествовал по Европе. Он увлекся моторизацией, что заметно по его многочисленным техническим изобретениям, в частности прототипу GPS-навигатора.

Войцех Бжезинский в своей статье в польской еженедельной газете «Tygodnik Powszechny» пишет:
«“Вниманию заинтересованных лиц. Сим заявляю, что я, Иосиф Гофман, подданный кайзера Австро-Венгерской империи, проживающий в Потсдаме, Германия, изобрел полезное усовершенствование устройств, определяющих местонахождение”. С этих слов начинается описание устройства, зарегистрированного 12 января 1909 в США как патент №. 909 798, устройства, которое можно считать далеким предком... GPS-навигации. (...)

“Масштаб карты, – пишет Гофман в описании патента, – который подходит для навигации между городами и деревнями слишком мал для поездки внутри этих объектов. С другой стороны, масштаб, облегчающий навигацию внутри городов, слишком крупный для практического применения за их пределами”. Гофман придумал вращающийся диск с ленточными картами различного масштаба, скорость вращения которого автоматически менялась при переключении с одного масштаба на другой. Благодаря этому водитель мог с одинаковой легкостью перемещаться внутри городов и между ними».

Амортизаторы, сконструированные Гофманом, использовались в автомобилях и самолетах вплоть до 1940-х, а придуманный им механизм, улучшающий работу клавиш пианино за счет уменьшения их сопротивления, по-прежнему использует фирма Steinway.

Вундеркинд

Иосиф Гофман выступает в Метрополитан-опера в Нью-Йорке, фото: Национальный цифровой архив

Иосиф Гофман родился в Кракове. На пианино он начал играть в три года – сначала его учила сестра, а потом тетя. Когда мальчику исполнилось четыре, за его обучение взялся отец, сам замечательный пианист. В журнале «Echo Muzyczne i Teatralne» от 27 апреля 1885 года мы читаем о таланте маленького Гофмана:
«Восьмилетний сын директора балета господина Гофмана продемонстрировал свое мастерство пианиста и свои сочинения Антону Рубинштейну. Маэстро пророчит ребенку блестящее будущее».

6 января 1886 года в возрасте без малого десяти лет Гофман сыграл в Варшаве концерт Моцарта №20 ре минор для фортепиано с оркестром. Дирижировал его отец. 7 января 1886 года еженедельник «Kurier Warszawski» писал:
«Своим вчерашним выступлением маленький виртуоз доказал, что у него огромный, не по годам развитый талант, превосходная техника и даже некоторая индивидуальность».

Юный Гофман поразил своей игрой слушателей по всей Европе. В ноябре 1887 года одиннадцатилетний пианист выступал в Карнеги-холл, покорив сердца нью-йоркского высшего общества. После концерта критик из газеты «The New York Times» написал, что это «не была игра, выдающаяся для ребенка, это была игра, выдающаяся для человека».

На рубеже 1887–1888 годов во время гастролей по восточной Америке Гофман отыграл пятьдесят два концерта за десять недель. Однако это невероятно успешное турне пришлось прервать из-за протестов Нью-Йоркского общества по предотвращению жестокого обращения с детьми (The New York Society for the Prevention of Cruelty to Children), которое тревожилось о здоровье мальчика. Решение суда не позволило Гофману сыграть все восемьдесят концертов, прописанных в контракте.

Однако нет худа без добра: благодаря концертам к юному Гофману пришла слава, и известный филантроп Альфред Корнинг Кларк, наследник швейной империи Singer, выделил ему стипендию при условии, что мальчик не будет выступать публично до достижения восемнадцати лет. К счастью, у юного Гофмана имелись и другие увлечения помимо музыки, а именно точные науки — математика, физика и химия.

К концу 1887 года у Гофмана завязалась переписка с Томасом Альвой Эдисоном. Гофман хотел использовать одно из изобретений Эдисона, цилиндрическое устройство для записи звука. Два года спустя, когда Эдисон усовершенствовал коммерческую версию своего хронографа, он послал один экземпляр Гофману, который в то время находился в Берлине.

От музыки к технике

Автомобильные стеклоочистители, фото: Wikipedia

Несмотря на условия Кларка мальчик не забросил музыку. Он продолжал учиться игре на фортепиано, прежде всего у Антона Рубинштейна, русского пианиста, живущего в Дрездене. В 1892–1894 Гофман регулярно ездил к нему на уроки из Берлина.

Следующие пятьдесят лет куда бы судьба не забросила Иосифа Гофмана он менял восприятие музыки у слушателей. Им восхищались как в России, так и в Америке. На вопрос, кто лучший пианист в мире, после недолгих раздумий Рахманинов ответил: «Пожалуй, есть Гофман».
Гофмана-изобретателя музыка всегда вдохновляла. Движения маятника метронома подсказали ему идею стеклоочистителей для автомобилей. Изобретение приглянулось компании Ford, запустившей их в массовое производство.

Марек Боруцкий, автор книги «Поляки, изменившие мир» («Polacy, którzy zmienili świat»), пишет:
«Он любил машины. Он изобрел множество устройств, подхваченных производителями, в частности, пневматические амортизаторы, значительно повышающие уровень комфорта во время езды. Он придумал конструктивные решения, применявшиеся в воздушных шарах и самолетах. Ему принадлежит идея знакомого каждому спирального кипятильника, электронных часов и даже моторной лодки. Сложно перечислить все его изобретения и технические решения. Одни считают, что их было больше семидесяти, другие – около сотни. Разумеется, Гофман своих изобретений не скрывал, он запатентовал большую часть, что обеспечило ему солидный доход».

Гофман придумал пружинные и пневматические амортизаторы. Между прочим, испытывала их полиция Нью-Йорка, которой частенько приходилось преследовать преступников по ухабистым дорогам.

Говорят, голь на выдумки хитра. Это как раз про Гофмана и его изобретения, связанные с игрой на фортепиано. По рассказам, его первым изобретением стало удлинение педалей фортепиано — маленький мальчик с трудом дотягивался до ножных педалей во время выступлений. Именно ему пианисты обязаны появлением стула с регулировкой высоты, а также многими решениями в конструкции пианино, от которых зависело удобство исполнителя и качество звука.

.
Иосиф Гофман (слева) с Мечиславом Мунцем перед Театром Юлиуша Словацкого в Кракове, 1938, фото: Национальный цифровой архив

Спустя много лет Артур Рубинштейн в книге «Дни моей молодости» вспоминал своей первый визит к Гофманам:
«Мысль о предстоящем знакомстве со знаменитым Иосифом Гофманом не давала мне покоя. Он был родом из Кракова, на тот момент ему было всего двадцать два, но он уже тогда был знаменитостью. В России его называли единственным достойным последователем своего наставника, прославленного Антона Рубинштейна; в США же считали единственным соперником Падеревского, который добился там большой популярности. Легко себе представить, как страшно мне было играть в его присутствии. Нас встретили с традиционным польским гостеприимством; особенно радушно принял нас Гофман-старший, учитель музыки. К тому же он единственный внимательно слушал мою игру. Молодой Иосиф демонстрировал полное равнодушие, однако, когда мы собрались уходить после окончания музыкальной программы, к нашему удивлению он попытался остановить нас и с детской гордостью стал показывать нам свои безделушки. Там были и подарки от великого изобретателя Томаса Эдисона, но хотя все это произвело на меня сильное впечатление, его безразличие к музыке несколько меня покоробило».

Многие отмечают взаимное влияние музыки и техники в жизни и творчестве Гофмана. Во время своих выступлений Гофман напоминал скорее прекрасно организованный точный ум, нежели расслабленного артиста, спонтанно реагирующего на настроение публики. Пианист Роман Ясинский в книге «Закат старого мира, Воспоминания 1900–1945» («Zmierzch starego świata, Wspomnienia 1900–1945») вспоминал:
«Во время игры Гофман вдруг показался мне умным инженером, сидящим перед пультом управления загадочной машины и настраивающим ее с невероятным спокойствием и точностью».

Безусловно, представители мира музыки уважительно относились к достижениям пианиста в области техники. Однако складывается впечатление, будто эту сферу деятельности Гофмана они хвалили гораздо чаще, чем его успехи на музыкальном поприще.
Артур Рубинштейн заметил:
«Он славился своим даром механика; что касается пианино, то его в основном интересовали возможные изменения конструкции, касающиеся высоты клавиш, натяжения струн или акустических отверстий в корпусе».

Мыслительный процесс = творческий процесс

Иосиф Гофман, фото: Национальный цифровой архив

Посреди американских гастролей Гофман каждый раз устраивал себе двухмесячные каникулы, во время которых не подходил к пианино. Вместо этого он играл в теннис, плавал, что-нибудь мастерил. Благодаря опытам в мастерской он стал обладателем патентов, в частности, на процесс регенерации электродов батарей, керосиновый духовой шкаф и моторную лодку.

В своей книге «Иосиф Гофман. Забытый гений. Детство и молодость» («Józef Hofmann. Geniusz zapomniany. Dzieciństwo i młodość») Ян Жджарский пишет:
«В жизни наступает момент, когда чувствуешь необходимость расслабиться, отдохнуть, подумать. И Иосиф отправился на побережье развеяться. Он наблюдал за уточками, плывущими друг за другом… за лодкой, танцующей на волнах, подгоняемых ветром. Как волны качают ее и показывают, куда ей плыть.

— Мне хочется лодку, которая не слушается ветра и волн. Которая мчится туда, куда я скажу. Я не хочу менять курс с помощью весел. Я хочу управлять ею».
Биограф Гофмана считает, что именно так родилась идея моторной лодки.
Иосиф Гофман был одним из тех людей искусства, для кого творческий процесс неразрывно связан с процессом мыслительным. Он советовал начинающим артистам не предаваться жизнерадостной беспечности, не доверять одной лишь интуиции и не пренебрегать творческими усилиями.

Гофман говорил:
«Будьте всегда настойчивы в работе, старайтесь отдать ей все свои силы. Найдите учителя, которому вы доверяете, и следуйте его советам в том, что касается карьеры. Не поддавайтесь иллюзии, будто успех зависит от судьбы. Главное — это ваши усилия, ваш труд и мудрое наставничество».
Он усовершенствовал систему записи игры на пианино на перфорированные ленты, использовавшиеся в пианолах. Его механизм мог записывать и воспроизводить тончайшие различия в силе, с которой пианист нажимал на клавиши. Увы, Гофман придумал это изобретение, когда пианолы уже выходили из употребления.

Боруцкий пишет:
«Он стал первым пианистом, записавшим собственную игру. Первую запись игры пианиста осуществил его друг Томас Эдисон, использовав для этого фонограф собственного изобретения. К сожалению, эта запись утрачена. Эдисон даже уговаривал Гофман забросить музыку ради техники, высоко оценивая изобретения пианиста. Однако Гофман был способен добиться успеха в обеих областях».

Томас Эдисон со своим вторым фонографом, фотографировал Мэтью Брейди в Вашингтоне, апрель 1878 года, фото: Wikipedia

Игру юноши увековечили на специальных валиках, и это были одни из первых — если не первые — музыкальные записи. Тем парадоксальнее факт, что на пике славы Гофман не позволял себя записывать, полагая, что уровня техники в то время было недостаточно для качественной записи и воспроизведения звука его инструмента. В 1939 году один калифорнийский журналист услышал его слова, что запись — это «механический процесс, лишенный человеческой составляющей и тех чувств, которые исполнитель получает от слушателей».

Личный секретарь Эдисона Aльфред Тейт в своих мемуарах писал: «Изобретение фонографа привлекло в лабораторию много громких имен. Одним из них был Иосиф Гофман, невероятно одаренный мальчик […], который играл для самых первых записей фортепианной музыки». По сути это были первые в истории записи знаменитого пианиста. Каждую исполнение Иосиф предваряет словами, которые тоже записаны и звучат примерно так: «Im-prohvah-zah-scion bye Yoh-zhef Off-mann». Тейт добавил, что не знает, уцелели ли эти записи, поскольку «восковые валики, использовавшиеся в то время для записи звука, быстро приходили в негодность, если с ними не обращались предельно аккуратно».

В статье в газете «Tygodnik Powszechny» мы читаем:
«Перестав давать концерты, Гофман вел довольно несчастливую жизнь и провел последние годы в одиночестве и тишине. Он постоянно работал над усовершенствованием методов записи фортепианной музыки, у него дома было устройство для записи звуков на диски и модифицированное шестифутовое фортепиано Steinway. Он по-прежнему экспериментировал с различными устройствами и новинками, присоединяя микрофоны и громкоговорители к различным частям фортепиано».

Иосиф Гофман завершил свою карьеру пианиста в возрасте семидесяти лет. Когда десятью годами позже радиожурналист позвонил ему поздравить с днем рождения, музыкант рассказал, что после прекращения концертной деятельности у него появилось время на хобби: математику, физику и химию. Он по-прежнему работал над усовершенствованием технологии записи фортепиано. Спустя год Иосиф Гофман скончался.

Автор: Януш Р. Ковальчик, май 2015

http://culture.pl/ru/article/dvazhdy-geniy-muzyka-i-izobreteniya-iosifa-gofmana

Ученый, придумавший звуковое кино: неизвестная польская история

Иосиф Тыкоцинский (Тыкоцинер), начало 1920-х, фото: общественное достояние

Иосиф Тыкоцинский (Тыкоцинер) создал первый публично показанный звуковой фильм, первым занялся трансатлантической радиосвязью и даже был близок к изобретению первого в мире радара. Так почему же мир оставался глух к потрясающим изобретениям ученого?



Далее по ссылке...


http://culture.pl/ru/article/uchenyy-pridumavshiy-zvukovoe-kino-neizvestnaya-polskaya-i...

Сегодня в Польше отмечается праздник - День Независимости.

Polska to my!

Польша это мы!

Стеклянные картины — польские витражисты

Витраж — это искусство выбора: линии, цвета, вида стекла, его прозрачности и формы. Сначала художник делает проект в масштабе 1:1, потом контуры перерисовываются на бристольскую бумагу, а затем из нее вырезается шаблон, по которому уже режутся стекла. Они укладываются, как паззлы, приклеиваются воском к поверхности оконного стекла, окрашиваются, выжигаются и … рождается шедевр.
Древнейшие из известных витражей создавались в XI веке во Франции для того, чтобы знакомить неграмотных прихожан с библейской историей. Искусство сакральных витражей возродилось в XIX веке. В это же время к религиозным сюжетам добавилась светские — такие произведения стали активно использовать для украшения общественных зданий и частных домов.

Храня память о выдающихся художниках-витражистах, нельзя забывать и о мастерах-ремесленнииках, воплощающих их проекты в жизнь. Самая известная польская витражная мастерская — основанное в 1902 году и действующее до сих пор предприятие Станислава Желенского, которым после кончины хозяина управляла его вдова Изабелла. Двумя десятилетиями ранее в Кракове появилась фирма Теодора Зайдзиковского и его дочери Марии, которые предлагали услуги «рисования узоров на стекле». Длинный список клиентов этих краковских мастерских возглавляли Выспяньский, Мехоффер и Виткевич.

Выспяньский и Мехоффер. Огонь и вода

Витраж «Бог Отец — Сотворение мира», проект Станислава Выспяньского, костел францисканцев в Кракове, фото: Лестат (Ян Мехлих) / wikipedia.org

Это была, на первый взгляд, невозможная дружба. Станислав Выспяньский (1869–1907) — убежденный бунтовщик, который терпеть не мог обыденности. Юзеф Мехоффер (1869–1946) уважал традицию, ценил умеренность во всем и даже после того, как обошел по славе и популярности своего друга, чувствовал себя «вторым номером». Они познакомились еще в школе, вместе учились в Кракове и жили в Париже. Там они любовались витражами в средневековых соборах.

Эти увлечения проявились в их совместной работе — витраже в Мариацком костеле, о котором краковская газета «Czas» писала так:
«Хотя здесь поработали две головы и две руки, эти талантливые мастера великолепно дополняют друг друга. У одного молодого художника заметна склонность к ярким характеристикам персонажей, к энергичной экспрессии и эффектам; второй мягче, он более тяготеет к красоте, он более поэтичен».
В конце концов творческие пути художников окончательно разошлись, хотя их судьбы еще неоднократно пересекались.
В Кракове царил Выспяньский. Он шел против правил и упрямо гнул свою линию. Его творческое кредо звучало так: «Создание композиции следует начинать исключительно с подбора цветов». Свои творческие идеи Выспяньский воплотил в знаменитейшем витраже «Бог Отец», созданном для францисканского костела в Кракове, который считается шедевром мирового витражного искусства. Художник отказался от неоренессансных канонов и изобразил Творца полным энергии, создающим мир из хаоса. Слегка согнутая в форме буквы S фигура с поднятой рукой напоминает Христа с фрески «Страшный суд» Микеланджело. Этот витраж дополняют фигуры святых и растительные мотивы в стиле сецессион.

В этой же манере и колористике выдержана работа Выспяньского для Общества врачей. Здесь художник изобразил греческого бога в окружении семи планет Солнечной системы. Витраж «Аполлон», созданный Выспяньским уже в конце жизни, был уничтожен в 1945 году. Восстановленный по оригинальным рисункам витраж можно будет увидеть в ноябре 2017 года на посвященной автору «Свадьбы» выставке в Национальном музее в Кракове.

Проекты витражей Юзефа Мехоффера для собора во Фрайбурге, фото: Гжегож Козакевич
/ PAP

Талант Мехоффера вышел за пределы польского города. Тадеуш Стрыенский уговорил его участвовать в конкурсе на проект витража для собора Св. Николая в швейцарском Фрайбурге. Молодой неизвестный художник из страны, которой не существовало на карте мира, представил проект, сделанный по его собственным словам «от скуки», и к тому же самый дорогостоящий. Тем не менее он победил — за счет смелой формы, изысканного декора и интенсивного цвета.

Юзеф Мехоффер, витраж «Vita somnium brevepo», 1906 по проекту 1904 года, дом Юзефа Мехоффера в Кракове, фото: Адам Голец / AG

Сочетая историзм с сецессионом, художник сначала создал проекты изображений четырех апостолов, потом Матери Божией Победительницы, после этого были «Мученики и мученицы», награжденные золотой медалью в Париже в 1900 году, затем — святые, епископы, после чего он, наконец, взялся за историю Фрайберга. И обеспечил себя работой на 41 год. Его труд оценили не только искусствоведы, признавшие фрайбургские витражи величайшими произведениями современного европейского искусства, но и его коллеги по цеху. Следами польского художника пошел Жан-Эдуард де Кастелла, использовавший «сказочность Мехоффера», а Фортюнэ Бовар почти дословно цитировал в своих композициях изображения его воронов и орла.

В стиле Виткевича

Увлечение Станислава Виткевича (1851–1915) витражами началось с гуральских картинок на стекле. Художник заинтересовался коллекцией народного искусства семьи Дембовских — именно в их гуральской хате родились первые мысли о закопанском стиле. В книге «На перевале. Впечатления и картины Татр» он посвятил цветным стеклам лишь две коротких фразы, но уже очень скоро 30 работ по проектам Виткевича украсили костел Святого Семейства в Закопане. Это был дебют в сакральном пространстве характерных для этого региона цветочных мотивов, от которых были не в восторге сторонники традиционного церковного декора. Однако в то время авторитет Виткевича уже был непререкаем.

Этого визионера не смутила даже критика из уст его ближайшего соратника, коренного гураля Войцеха Бжега:
«Вместо того, чтобы создавать их [витражи — А.В.] по мотивам картин на стекле, которые рисуются размашисто и цветасто, он составлял их из крестиков, звездочек и других мелких мотивов».

Виткевич также создал проекты витражей для часовни в Ящурувке: образ Ченстоховской Божией Матери, герб Польши, образ Остробрамской Божией Матери, а также герб Литвы.

В стиле Софии

Вершин мастерства в штриховке и нанесении теней достигла София Бодуэн де Куртенэ (1887–1967). Она была дочерью выдающегося польского языковеда, атеиста Яна Бодуэна де Куртенэ и Ромуальды Бодуэн де Куртенэ, католички, специалистки по польско-русским отношениям, участницы женских организаций. София училась в студиях и мастерских Петербурга, Кракова и Мюнхена, а также в в парижской Академии Рансона. Там же она обрела веру в Бога и с тех пор ее работы приобрели мистический характер.

О ней писали, что она «вернула современному религиозному искусству sacrum» (Катажина Бужинская), но немало было и голосов, критиковавших художницу за ее увлечение византийским искусством. Им она «заразилась» от Михала Бойчука (ученика Выспяньского) на уроке по монументальной композиции. Эту же дисциплину она преподавала в варшавской академии, откуда художницу выгнали после того, как она подписала письмо против примаса Стефана Вышинского. София Бодуэн де Куртенэ поселилась в Ченстохове в приходском доме.

Как художницу ее практически вычеркнули из творческой жизни, ее полихромные изображения в сопотских и гданьских костелах закрасили. Сохранились витражи в оливском соборе и в ченстоховских храмах (война перечеркнула ее планы по реализации проектов в костеле Св. Анны в Вильно) и критические тексты. Стекла она раскрашивала сама, складывая их в ритмические формы. Ключ к ее творчеству — простота и гармоничное сочетание композиций витражей с архитектурой. Этому принципу следовал и следующий художник.

Два континента Розена

Witraż we Lwowie autorstwa Jana Henryka Rosena, Muzeum Historii Lwowa przy Rynku we Lwowie. Wnętrze katedra ormiańska we Lwowie, z malowidła ścienne autorstwa Jana Henryka Rosena i mozaikami Józefa Mehoffera fot. wikipedia.org
Витраж во Львове работы Яна Генрика Розена, Музей истории Львова на Рыночной площади. Внутреннее убранство армянского собора во Львове с настенной живописью Яна Генрика Розена и мозаикой Юзефа Мехоффера, фото: wikipedia.org

Львов, 2001 год. В подвалах армянского храма найдены сотни, а может тысячи кусочков стекол. Это остатки разобранных во время войны витражей производства варшавской мастерской Бялковского по проекту польского художника. Стеклышки очистили и сложили заново.

Варшава, 1891 год. На свет появляется Ян Генрик Розен, будущий художник. Рисованию его учит отец, художник-баталист, затем юный Ян обучается в Швейцарии и Мюнхене, а с 1914 года — в Париже, где его застает война. Вскоре он меняет оружие на кисть, которой верно служит высокопоставленным церковным иерархам города Львова. Талантливому художнику поручают украшать стены собора и заодно изготовить витражи. Сначала он расцвечивает храмовое пространство светлыми, золотисто-желтыми оконными композициями в главном нефе: это «Сцены из жизни св. Иоанна Крестителя», «Дерево Иессеево», «Греческие мистерии», а также сцены, связанные с событиями 400-летней истории армянского банка и юбилеем архиепископа (этот витраж утерян). Еще два витража — с изображениями св. Павла и св. Августина — украшают пресвитерий. Та же колористика, но более насыщенная, великолепно сочетается с украшающими храм мозаичными работами Мехоффера. Европейский период творчества Розен заканчивает в Подкове-Лесьной и Скаржиско-Каменна.

Вашингтон, 1937 год. Розен приезжает в Америку, чтобы написать для польского посольства «Собеский под Веной», и уже не возвращается на родину. Он создает монументальные произведения. Сочетает живопись, мозаику и витраж в композиции «Сотворение мира» для часовни военной школы Анахайме (Калифорния), делает проекты храма в Прескотте (Огайо), Мемфисе. Умирает в Арлингтоне в 1982 году. Тогдашние искусствоведы относили Розена к традиционалистам, сегодня же он считается представителем ар-деко.

Путешествующий витраж Юргелевича

Витраж «Символ Возрожденной Польши», работы Мечислава Юргелевича (1900–1983) для Всемирной выставки в Нью-Йорке 1939 года, фото: Польский музей в Чикаго

Живая колористика, четкий посыл, геометрия в духе классицизма, синтез формы — все это было признаками стиля ар-деко, возникшего в качестве реакции на сецессион. Образцом ар-деко стал «Символ Возрожденной Польши» — произведение Мечислава Юргелевича (1900–1983), созданное им для Всемирной выставки в Нью-Йорке в 1939 году. На витраже представлены молодая женщина с мечом и снопом колосьев в руках, которая возвышается над белым орлом в золотой короне; вокруг нее — 12 ячеек с мужскими фигурами, символизирующими разные профессии (скульптор, шахтер, землепашец и т. д.) и польские пейзажи. В нижней части произведения на стекле изображены военные сцены, а всю композицию венчает Остробрамский образ Богородицы. Сильная и гордая аллегория победоносной Польши контрастирует с нереализованным проектом «Полонии» Выспяньского — скорбной фигурой женщины, оплакивающей порабощенную отчизну, которую львовские каноники окрестили «уродливым чудачеством».

В отличие от необычной работы Выспяньского, витраж Юргелевича с самого начала вызывал восхищение. Экспонат, созданный за три месяца в мастерской Желенского (старинные стекла подбирала Изабелла), размерами 700 х 400 см и весом почти тонну был привезен из Кракова в Гдыню, откуда на лайнере «Баторий» его доставили в Нью-Йорк. По окончании выставки, где витраж был главным украшением польского павильона, его отправили на аукцион (из-за войны возвращение его на родину оказалось невозможным). Непроданным объектом заинтересовался Польский музей в Чикаго, визитной карточкой которого и одновременно самым большим светским витражом в США он сегодня и является.