Поздравляем Макса Капитановского с рождением сына!

ПОЗДРАВЛЯЮ! Поистине, творческий процесс неостановим... А ведь задумано 5 серий!

На Битлэфире задавала Корвину вопрос про клубные свадьбы, а тут уже и детишки подоспели. Кто следующий?

ПОЗДРАВЛЯЮ!!!!!!!!!!!!!!!!!
Сегодня купил книгу автором которой является новоиспеченный папа!!!!!!!!!
Суперская книга!!!
Максим,жду от вас автограф:)))))

To BassPaul:
А что, неужто вышла у Максима новая книга?
Как называется и кто выпустил?

Здорово! Творческие потенции Максима не знают границ! Особенно приятно было услышать об этом во время Битловского эфира! Символично, чёрт возьми!

2Leobax:

>А что, неужто вышла у Максима новая книга?
>Как называется и кто выпустил?

В 1994 году Максим Капитановский написал книгу «Все очень непросто».

http://www.mashina.ru/test1000/mashina/history.html

Максим Капитановский

ГЕРМАНИЯ
(отрывок из книги "Все очень непросто")

Предисловие Андрея Богомолова Все очень непросто, ну очень...

"Если бы я был эстрадным певцом,- говорит Максим Капитановский, - то обязательно назвал бы себя "Максик", "Максик Капитановский". Эстрадным певцом он так и не стал, зато во всех прочих отношениях вырос человеком весьма замечательным. Самый техничный рок-н-ролловый барабанщик Москвы начала семидесятых годов, он, естественно, не мог не оказаться среди лучших. "Второе дыхание" и "Машина времени" стали его первыми командами. И остались навсегда. В "Машине" Макс работает до сих пор в качестве звукорежиссера, а "Второе дыхание" он возродил нынешней весной и время от времени поигрывает со своими коллегами двадцати с лишним летней давности на разных сейшенах. А еще Макс пишет. Долгое время известностью (и то лишь среди близких друзей) пользовались его стихотворения и поэмы. А затем случилось неизбежное: Капитановский стал писателем. Началось все с того, что данный ему свыше дар великолепного рассказчика потребовал от автора просто занести свои рассказики на бумагу. А затем мы вместе с Максимом решили написать книгу. О "Машине" и вообще о тусовке семидесятых- восьмидесятых. Кончилось все тем, что я пишу статьи в "МК", а Макс взял и выпустил книгу. Называется она "Все очень непросто" и, говоря словами классика, является "нужной и своевременной". Её можно читать с любо-го места, поскольку специальных временно-сюжетных связей там нет. К тому же все рассказики Капитановского настолько занятны, смешны и добротно сделаны, что любой из них является отдельным законченным произведением. Сегодня "МК" предлагает своим читателям один из кусочков его книжки. Читайте, получайте удовольствие...

Не опираюсь на точную хронологию, так как, например, в Германии "Машина" была шесть раз, вернее, семь (если считать двухдневную пароходную стоянку в гор. Любеке), поэтому собираю самые яркие впечатления. Итак, Германия. Точнее, тогда еще ГДР. Ехали мы туда на поезде. Насколько сильно "типично польский пейзаж" отличается от нашего, настолько "типично немецкий" - от польского. Неумолимо сказывается близость западной культуры. Хочется писать банальности типа: "чистые, опрятные домики, ухоженные садики" и т.д., но что поделаешь, если действительно опрятные и ухоженные. Германия была первой страной, где мы с размаху налетели на языковой барьер. И в Польше, и в Болгарии все хорошо понимали русский, и проблемы практически отсутствовали. Здесь же было очень трудно. Вообще знакомство с иностранными языками обычно начинается в школе со стихов про мышку и с вранья про какую-то девочку, у которой "мама - доктор, а папа - рабочий", и у большинства, к сожалению, этим же и заканчивается, если, конечно, человек потом напрямую с языком дела не имеет. Мои товарищи, да и я сам, учили в школе английский и заслушивались песнями "Битлз" и "Рол-линг Стоунз", а они, как известно, если и исполняли что-нибудь на языке Штирлица и Мюллера, то очень мало. Так что мы были в основном англоговорящими, а как мучительно хотелось грохнуть в каком-нибудь баре кружкой о стойку и на безукоризненном "хох дойч" потребовать "повторить" или на худой конец толково объяснить заезжему провинциалу, как пройти к рейхстагу. Мои познания в немецком ограничивались детскими воспоминаниями об игре в войну - "Хальт, хенде хох" - и одним небольшим фильмом про любовь, впоследствии обычно называемым порнухой. Там баба своему немецкому мужику все время говорила: " Шён! Дас ист фантастише унд сексуалише", а один раз даже: "Дас ист апетитлих". Мужик молчал как пень. У меня на эти дела память хорошая, вот я в Германии и вворачивал где надо и где не надо. А потом выучил "Гутен таг" и "Варум нихт". Заходишь, к примеру, в магазин: - Гутен таг, дас ист фантастише! Они и радуются, как дети. Или подходит к тебе на улице морда, говорит что-то долго и затейливо, а ты: - Варум нихт?! - и пошел. Чуть позже мне начало казаться, что немцы, кроме этих, и еще кое-какие слова употребляют. Однажды зашли с Ефремовым в винный магазин посмотреть, что да как. За нами еще один мужик немецкий. На двери звоночек блямкнул, на звоночек из соседнего помещения фрау симпатичная вышла. Мужик говорит: - Битте, цвай фляшен. А фрау ему - пакет. Он ей: - Данке. А она ему: - Битте. И оба улыбаются. Мы с Валеркой стоим, делаем вид, что каждый день по нескольку раз такое видим. Потом фрау к нам с длинной речью обратилась: дескать, чего надо? Мы ей для солидности: - Цвай фляшен. Она подает две пузатые бутылки водки. Пришлось денег дать. Зато на следующий день опять зашли посмотреть, а она сразу спрашивает: - Цвай фляшен? А мы думаем - чего уж тут: - Цвай фляшен - и все дело! В один из дней фестиваля (а это был опять фестиваль) по плану было посещение немецкой семьи. К этому посещению все сильно готовились. Немцы за два месяца до нашего прибытия у себя конкурс провели: кому такую честь оказать? Надо было, чтобы из семьи кто-нибудь по-русски хоть чуть-чуть говорил, да и вообще, чтобы жили справно и могли перед высокими советскими гостями себя достойно показать. И еще было у меня сильное подозрение, что у них комиссии тоже предшествовали (ГДР же - недалеко от нас ушли); я даже представил себе такой вопрос: - А скажите-ка нам, герр Тиман, какого числа в сентябре 1939 года мы на Польшу напали? Не знаете? Стыдно, а вдруг русские спросят.

Короче, построили нас в одну шеренгу: часть - из "Машины", часть - из других коллективов (в этом фестивале наших много участвовало). Хозяева ходят, выбирают. Очень похоже на картинку из учебника истории - "Рабовладельческий рынок в Риме". Я очень хотел одному дядьке красномордому понравиться, вертелся перед ним и так и сяк, но он выбрал бабищу из Красноярского хора (их первых расхватали), а меня как неликвид подобрали совсем уж какие-то невзрачные. Ну ничего, квартира у них четырехкомнатная, семья из пяти человек. За мной, оказывается, сыновья приходили, а папаша с мамашей дома готовились. У папаши лицо тоже довольно красное - я уж тут приободрился. Нас-то до этого учили не плевать где попало и в скатерть не сморкаться, так что я - ни-ни, за весь вечер так нигде и не плюнул. Оказалось, по-русски никто не понимает, как уж они отборочные туры прошли, не знаю. Сажают за стол - честь по чести. Я собрал в кулак весь свой немецкий и заявляю: - Дас ист фантастише унд апетитлих! Мама чуть со стула не упала от неожиданности. Хорошо сидим. Действительно, все очень вкусно. Через некоторое время взрослые сыновья и сама фрау начали проявлять признаки беспокойства. Пробовали пихать локтями папашу Гюнтера и пинать его под столом ногами. Наконец он достает фотографию Горбачева и бутылку шнапса (а это был у нас самый разгар антиалкогольной вакханалии) и делает такую вопросительную рожу, что мое решительное "Варум нихт!" прозвучало достаточно убедительно. Тут начался полный "Фройндшафт". А когда Гюнтер разошелся и рассказал на пальцах, как его учили гопака танцевать, я смеялся добрых пять минут. Правда, было это в плену, ну да все равно. Расставались мы со слезами. Они меня проводили и подарили на прощанье вымпел и книжку с пейзажами Германии, а я им - значок Ленина. В общем, все хорошо было, а на обратном пути попал я в автобус к "белоголовкам", к тому самому Красноярскому хору. У них женская часть ансамбля должна была быть исключительно блондинками (брюнетки соответственно перекрашивались), отсюда и прозвиже такое - "белоголовки". Большинство из девушек тоже побывало в гостях, и два с половиной часа я наслаждался такими матерными частушками, что любодорого. Самая невинная была такая: Я купила колбасу И в карман положила. Чем-то эта колбаса Меня растревожила. Я потом часто пел эту частушку знакомым девушкам. Реакция была самая разная: до 1988 года частушка вызывала улыбку, а позже (включая 92-й г.) - легкое недоверие, переходящее в злобу. В конце поездки побывали в Берлине, посмотрели тамошние достопримечательности: монумент нашего воина с девочкой на руках в Трептов-парке, красивую улицу Унтер-ден-Линден, поляков, приезжающих на субботу-воскресенье торговать темными очками и помадой и, конечно же, знаменитую Берлинскую стену. Совершенно дикое ощущение - знать, что буквально в 20 метрах от тебя проистекает какая-то другая разноцветная загадочная жизнь, от которой тебя охраняют пулеметы. Западные немцы - тоже не дураки - никогда не упускали случая показать, "как у вас и как у них". В те дни совсем рядом со стеной, на ступенях рейхстага они устроили грандиозный рок-концерт с участием европейских знаменитостей. И если за высокой стеной не было ничего видно, то слышно было очень хорошо. Самая предприимчивая восточная молодежь забиралась на ближайшие здания и заглядывала через стену. Другие молодые люди просто слушали неподалеку и смотрели на этот глухой бетонный забор, пока он не рухнул под их испепеляющими взглядами в 90-м году, чему мы были почти свидетелями. Это была так называемая поездка "по войскам", то есть концерты для наших военных, дислоцирующихся в ГДР.

Осень 1990 года. Немцы со страшной силой собираются объединяться. В городах, на улицах и в домах атмосфера надвигающегося праздника, ожидание чего-то небывалого, такого, о чем еще два-три года назад невозможно было и помыслить. Неизбежные проблемы и трудности придут позже, а сейчас - настроение победы и радости. Так, наверное, чувствовали себя наши родители в мае 1945 года, так чувствовал себя я 23-24 августа 1991-го. Мы вообще довольно часто раньше выступали перед солдатами, а в Таманской и Кантемировской дивизиях - так просто регулярно, но дисциплина и порядок в наших частях в Германии были просто поразительными. Живописные военные городки, добротная еда, денежное содержание в марках - все это накладывало особыйзаграничный отпечаток. Западники, собравшись объединяться, пошли очень далеко: тут и обмен марок один к одному, и замена товаров в магазинах, и выдача разных субсидий. Все это коснулось и наших военных. Так, например, в Военном универмаге в одну ночь товары производства ГДР были заменены на западногерманские, а зарплата солдат и офицеров стала автоматически выплачиваться в бундесмарках. Конечно, объединение Германий предусматривало полный вывод советских войск, который должен был быть оссуществлен поэтапно до 1994 года. Наши военные разделились на два лагеря: на уезжающих скоро и на остающихся на сладких хлебах еще на какое-то время. Согласитесь, что возможность даже для рядового солдата привезти со службы видеомагнитофон или японский телевизор чего-то стоит. Тут, кстати, и выяснился секрет дисциплины и порядка: в обычной армии за разного рода нарушения полагаются наряды, гауптвахта и т.д., а в Германии без разговоров отправляли дослуживать обратно с Союз, что, по мнению солдат, было хуже любой гауптвахты. Даже в зале во время концертов была заметна дифференциация. Отъезжающие инстинктивно садились вместе и реагировали на музыку более бурно, как в последний раз. Жили мы там в военных гостиницах, а иногда в свободных казармах, а однажды пришлось ночевать даже в изоляторе. Состав был такой, Директор, Подгородецкий, Ефремов и я. Петя Подгородецкий, как все жизнерадостные полные люди, во сне заливался могучим храпом и имел в коллективе по этому поводу особые привилегии, как-то: отдельное помещение в гостинице и даже отдельную каюту на пароходе. В этот раз такой возможности не было, и мы готовились к бессонной ночи. Ефремов хмуро собирал около койки свою и чужую обувь, намереваясь использовать ее в качестве антихраповых снарядов, и смущенный Петька, который храпит не по злобе, а от природной радости, предложил пополнить арсенал своими кроссовками.

Наш Директор, неистощимая кладезь различных полезных и бесполезных сведений, посмеялся над наивными предосторожностями и прочитал целую лекцию о том, что с древних времен люди борются с храпом при помощи свиста. Оказывается, еще фараоны, услышав храп раба, сначала легонько посвистывали, а уж потом рубили гаду голову. Я позволил себе пару критических замечаний, но Директор поклялся ужасной клятвой Гиппократа и забожился на фуфел, что мы сейчас сами все увидим. Несколько успокоенные, мы потушили свет. Петр включился почти сразу, но на средней громкости, так что, если напрячься, можно было услышать стук падающей обуви. Когда кончились снаряды, Петька уже почти вышел на рабочий режим. Волшебный Директор похихикал торжествующе и стал насвистывать особым образом - так, наверное, проклятый преступник подзывал змею в рассказе Конан Дойля "Пестрая лента". Петька наддал еще. Тут Директор залился таким паровозным свистом, что, будь я Соловьем-разбойником, сразу бы пристал с вопросом, где он учился! Наконец Петр Иванович достиг обычного уровня, и хотелось броситься к окну и пересчитать тяжелые танки, которые там вроде бы проходят. Директор все еще свистел, но все хорошее, к сожалению, быстро кончается. Его свист начал постепенно ослабевать, потом перешел в легкое постанывание и затем в тяжелый мужской храп уставшего гражданского человека. Петька от неожиданности затих, видимо, прислушиваясь, облегченно вздохнул и радостно захрапел опять. Уже под утро, вдосталь насладившись молодецкими звуками в стереорежиме, я вспомнил хороший солдатский способ: накинуть на морду храпящего военную портянку, - но ни у Ефремова, ни у меня портянки почему-то не нашлось. После очередного концерта командиры той части, где мы работали, подошли поблагодарить и, посмеиваясь и подмигивая, предложили отужинать "чем бог послал". Мы, конечно, после обычной сухомятки с радостью согласились. Небольшой толпой с главным командиром впереди пошли по темному плацу, инстинктивно стараясь идти "в ногу", а жизнерадостный Директор все время забегал вперед и пытался накладывать взыскания на тех, кто недостаточно пропечатывал шаг. Наконец все остановились около освещенной двери с надписью "Столовая". Командир, стоя к двери спиной, произнес небольшую речь, в том смысле, что очень приятно, и театральным жестом распахнул створки. Мы вошли в небольшое помещение с П-образным столом, перед которым помещался маленький солдатский оркестр, грянувший в ту же секунду музыку. Если бы дело происходило в 19-м и мы были бы купцами, а оркестр - цыганами, то прозвучало бы, наверное: "К нам приехал, к нам приехал ансамбль московский дорогой!" А тут они играли всего лишь"Чардаш" композитора Монти. Вернее, "Чардаш" играл скрипач, а два электрических гитариста и барабанщика ему подыгрывали. Скрипачом был молоденький узбек, и держал он своего "Страдивари" очень странно - по-турумбайски, то есть вертикально, как контрабас. Мы расселись. Руководил столом командир полка, ему очень нравилась роль хлебосольного хозяина, и, надо сказать, у него хорошо получалось. Обстановка была теплая и дружественная. На столе теснились немецкие мясные закуски, овощи, пиво и даже кое-что покрепче. Звучали тосты и здравицы в честь вечной и непоколебимой дружбы между "Машиной времени" и контингентом советских войск в Германии. Потом пошли обычные военные вопросы: "Какие ваши дальнейшие творческие планы?" и "Вот вы поете, играете, а работаете где?" Оркестр к этому времени уже закончил пятую интерпретацию "Чардаша" и ожидал знака командира, чтобы поразить наш слух в шестой раз. Напрашивался скучный вывод, что репертуар ансамбля дальше "Чардаша" не распространяется или что командир полка - попросту венгр и дает выход своим националистическим настроениям. Пришось срочно сделать несколько комплиментов исполнителям и дать хорошую оценку меценатству командира, не дающему солдатам зарывать в землю свои таланты. Особенно все наши хвалили скрипача, способного сыграть виртуозную ьесу пять раз подряд и готового еще бог знает на что. Командир, очень довольный своим статусом "слуги царю и отца солдатам", поднял тост за творчество и сказал, что у кого-кого, а у него в полку талант никогда не пропадет и что в то время, когда другие воины котлы чистили, он лично выделял талантливому узбеку по часу в неделю для занятий на скрипке, после чего тот, видимо, и выучил "Чардаш" Монти. Было ясно, что наш меценат очень гордится своим узбеком, как помещик Троекуров - борзыми щенками, и, была бы его воля, оставил бы несчастного "Паганини" на сверхсрочную. - Вы обратите внимание, как он скрипку держит, - говорил командир, любовно поглядывая на скрипача. - Вам-то, гитаристам, не понять. Скрипку же обычно под подбородок суют. Но для этого нужна особая подушечка... Ну, давайте еще раз за музыку... так вот, дурак-прапорщик, которого я в Ташкент к узбекской матери послал, привез две пуховые подушки, поэтому наш Туфтанделиев теперь так без настоящей подушечки и играет... А ну, давай-ка за майора выпьем, большого специалиста в своем майорском деле. Это ведь он организовал вам возможность вкусить с нашего скудного солдатского пайка. Выпили за майора, вкусили "с пайка". Командир спрашивает: - Ну как вам наша жратва? У нас так каждый солдат питается. Мы, конечно, одобрили Командир осмотрелся победоносно, но, видимо, в глазах Директора, вкушавшего в это время твердый немецкий сервелат, увидел легкое недоверие. - Что, не верите?! Лень, - говорит майору, - приведи какого-нибудь.

Через пять минут майор привел низкорослого испуганного солдата. Командир уже успел поднять тосты за Джорджа Вашингтона, Джорджа Харрисона и Боя Джорджа и не совсем понял, зачем ему этот воин, но на всякий случай сказал: - Что, попался?! Было очень жаль ни в чем не повинного рядового, и мы со всех сторон начали кричать, что очень верим в роскошное многообразие солдатского меню. - А-а, точно вспомнил, - вскричал командир, - тут вот некоторые не верят, что ты каждый день все это ешь. Ведь ешь ведь? Ведь да? Солдатик, пожиравший глазами жареную курицу, проглотил слюну и равнодушно ответил: - Так точно, товарищ полковник. Товарищ полковник торжествующе посмотрел почему-то на майора и указал солдату на свободный стул: - Вижу: любишь своего командира, садись вот, поешь, только смотри у меня, морда, не пей! Потом налил себе рюмку, махнул рукой: - Да ладно, пей! Чуть попозже сослуживцы отвели командира к жене, а мы с Директором, не покладая ног, забились в огненном "Чардаше". Чем дальше мы забирались в глубь Германии, тем теплее и радушнее был прием. Почти каждый послеконцертный ужин превращался в настоящий банкет. Конечно, приезд группы вносил свежую струю в скучноватую все-таки повседневность военных городков, и все получали обоюдное удовольствие от вечернего общения. Причем на каждом банкете обязательно задавался вопрос: "А где вы вчера выступали? Ах, у саперов! Ну и как вас принимали-кормили?" Мы сначала-то благодарили и говорили, что очень все было хорошо, но, видя искреннее разочарование добрых офицеров, стали отвечать так: "Ну, вчера, честно говоря, было так себе, зато сегодня просто потрясающе". И чем меньше мы восторгались предыдущей частью, тем большее удовольствие читалось на открытых и мужественых лицах наших теперешних хозяев. Роль гостя вообще довольно трудна, а особенно у военных - попробуй-ка объясни, что ты с ног падаешь от усталости и мечтаешь только до койки добраться, и это людям, которые аж неделю готовились к встрече. Поначалу мы стойко выдерживали тосты, не отличавшиеся разнообразием ("За "Машину времени", на которой мы все росли"), но после того, как однажды поднялся уже крепко поддавший седой пятидесятилетний полковник, провозгласивший: "За "Машину времени", под которую я с детства развивался и взрослел", было решено изменить регламент. В последующие вечера первым вставал Андрей, коротко упоминавший о том, что все присутствующие родились и, видимо, умрут под "Машину времени", затем благодарил хозяев, которые угощали нас значительно лучше, чем в предыдущем месте. Этим он совершенно выбивал почву из-под последующих тостов. Пить обычно бывало уже не за что, и мы скромно ужинали и валились спать. Конечно, каждый офицер гордился и хвалил именно то подразделение, где он сейчас служит. Нам везде показывали всякие достопримечательности. В летном полку показали дом, где до и во время войны жил Геринг. Из подвала этого дома, оказывается, шел подземный ход аж до Берлина (то есть километров двести). На следующий день в танковой дивизии словоохотливый лейтенант, указывая на небольшое аккуратное озерцо, поведал, что через сложнейшую инженерную систему подземных озер фашистская подводная лодка, не всплывая на поверхность, могла дойти прямо до рейхстага. У ракетчиков показывали дыру в земле, откуда начиналось подземное шоссе с четырехрядным движением до Берлина, а от саперов до Берлина можно было доехать подземным поездом. В любой части можно было смело обратиться к первому встречному с вопросом, как раньше можно было скрытно добраться до Берлина, и тебя тут же вели показывать. Я только диву давался хитрости и изобретательности фашистских инженеров. И ведь все это было построено для того, чтобы немецкая верхушка могла в последний момент свалить из осажденного города - кто на поезде, кто на четырех машинах в ряд, а кто и на подводной лодке. Вот только как это они не предусмотрели (наверное, Штирлиц поработал): ведь выходы-то из всех этих подземно-подводных туннелей оказались прямо посередине различных советских воинских частей. Наконец наступило 3 октября - день воссоединения. Уже с утра за пределами военного городка раздавались выстрелы петард и слышалась музыка духовых оркестров.

Караулы в наших частях были удвоены, а выход в город категорически запрещен: боялись провокаций. Нам тоже не рекомендовалось шляться среди немцев, занятых воссоединением. Но как упустить такое событие? Поближе к вечеру, изнуренные своей непричастности к этому празднику жизни, мы втроем решили все-таки прогуляться. Двое молодых офицеров, Володя и Слава, взялись нас сопровождать. Собирались очень ответственно, как разведчики на задание. Скрупулезно проверялась одежда и обувь - не выдала бы наше советское происхождение. Слава и Володя, одетые, естественно, в гражданское, профессионально порекомендовали сдать Директору ордена и документы, что и было сделано. Теперь наша группа имела совершенно заграничный вид, правда, некоторое опасение вызывали одинаковые короткие прически офицеров, но Слава сказал, что это не страшно, т.к. и в Германии тоже дураков полно. Переговариваться было решено с помощью пальцев, дабы немцы нас по родному языку не признали и на радостях не убили. Пробравшись сквозь дыру, имеющуюся в любой уважающей себя ограде, наша пятерка по-пластунски пересекла темный переулок и короткими перебежками сбросилась в сторону оживленной улицы. И вот на обширную, залитую огнями площадь, вышли пятеро "немцев". Володька со Славкой изображали восточных, а мы - западных. Все держались за руки и через каждые 10 метров начинали молча остервенело брататься, чем сразу вызвали нездоровое любопытство окружающих. Вокруг нас стала собираться небольшая толпа, которая неуклонно росла. Испуганный Андрей начал нервно насвистывать гитлеровский марш "Хорст Вессель", а я вырвал у рядом стоявшей девушки цветок и со словами "Дас ист фантастише" грубо подарил его Славке. Не знаю уж, что он потом с ним делал. Ситуацию разрядила врезавшаяся в толпу тележка со шнапсом и закусками, которой управлял не по-немецки пьяный дятел, и мы, схватив (читай "хватив") по стакану, благополучно разбрелись по площади. Проходящий духовой оркестр оттеснил свободолюбивых офицеров, а мы, закаленные правилами поведения советских людей за границей, продолжали держаться настороженной злобной группкой. Тележки с бесплатным шнапсом попадались все чаще и чаще, и через некоторое время мы уже свободно беседовали друг с другом на чистом немецком языке. Вдалеке мелькали немецкие офицеры Славка и Володька, тоже, видимо, находившиеся в мультфильмовском состоянии "Щас спою". Наконец Вова, чей голос и музыкальный слух были получше, не выдержал напора и затянул "Выходила на берег Катрина, на высокий дас ист бережок". Вокруг их мгновенно сомкнулось кольцо. Помочь мы им ничем не могли - пора было уносить ноги, но я, как Тарас Бульба, тайком присутствовавший на казни сына, решил все-таки пробраться поближе, чтобы рассказать потомкам об их геройском поведении. "Русиш, русиш!" - слышалось кругом, потом толпа взревела, поднаперла, и несколько дюжих здоровяков уже схватили несчастных. Боже, как их качали! Они подлетали в воздух то вместе, то поодиночке; Володька ухитрялся вытягиваться в полете и отдавать всем честь, а Славка просто орал победную боевую песню без слов. Потом их отпустили и, отягощенных подарками и шнапсом, на случившейся машине с эскортом доставили прямо к той самой дырке в заборе, к которой и мы приплелись через полчаса усталые, но довольные. Уезжали мы от наших военных, убежденные в полной боеготовности частей. Поездка оказалась интересной: удалось и других как следует посмотреть, и себя сильно показать. Провожать нас пришли наши боевые товарищи - обер-лейтенанты Володя и Слава, а когда проходящий по плацу батальон в сто луженых глоток рванул "Новый поворот", у всех навернулись слезы. Было немного грустно за остающихся. В скором времени им предстояло сменить уже ставший привычным порядок и комфорт на неизвестность, ожидавшую их в Союзе. Ворота за нами закрывал солдат, хладнокровно евший банан, шкуркой от которого он еще долго махал вслед нашему автобусу.

http://tm.guzei.com/prss/p75.htm

Вообще, у Максима в прошлом году готовилась к изданию новая книга - собственно, о ранней битломании в СССР и "сопутсвующих явлениях".
Возможно, она вышла??

To Corvin:
книжка "Все очень непросто" у меня есть
и даже с пожеланием автора. Зачитатан до дыр коллегами :-)))
Но Капитановский собирался издать новую со своими классными рассказами.
Цитировать здесь не имею права, ибо это прерогатива автора.
Но может быть сам Максим выложит здесь
"Зелень" или "Волшебные спички".
А?

ПОЗДРАВЛЯЮ!!!

Братцы, нет слов, чтобы поблагодарить всех вас. Наш прошлый любимый ребёнок Лаврик умер в 2002 году от смертельной онкологии. Что только мы ни делали ! Не удалось спасти.
Я всё время думал, что такие вещи могут касаться кого-то постороннего, но вдруг коснулось меня самого. Не буду описывать все круги ада, через которые мы с женой - Оксаной - прошли, но ничего сделать не удалось.
Сейчас наш мальчик (тьфу, тьфу, тьфу) вроде бы здоров - 3 кг 740 г. (54 см) Назовём скорее всего - Клим, - по имени прадедушки. То есть, - Климент.
Я на 200% уверен, что люди, которые желают нашей семье хорошего, - люди честные и непосредственные. Спасибо вам!
Клянусь, что сделаю всё возможное, чтобы донести правду о том, что нам дорого, до сведения масс.
Спасибо, Максим.
P.S. только сечас осознал силу Интернета!

2Max Kap:

>Братцы, нет слов, чтобы поблагодарить всех вас.

Спи спокойно, Максим.

Панихида состоится во вторник, 18 сентября, в 10 утра у морга городской клинической больницы 59.
Адрес больницы: ул. Достоевская д.4 корпус 3.

Сын, малыш совсем ещё...(