Группа Czerwone Gitary (Червоне гитары) и другие исполнители из стран Восточной Европы

Внутри Польско-Литовского государства для обозначения белоруссколитовских земель, как правило, использовалось понятие «Русь» (лат. Russia), а ее жителей называли русинами (лат. Rutheni). Параллельно с конца XVI в., когда, согласно акту Люблинской унии 1569 г., в рамках Польского королевства была объединена большая часть украинского этнического пространства — Надднепрянщина, Волынь, Галиция и Подолье, наравне со словом «Русь» начинают употреблять слово «Украина». Характерно, что, как и бывшая «Руськая земля», оно имело два значения: узкое для Поднепровья и широкое — как синоним украинских воеводств в целом. Например, король Стефан Баторий в одном из универсалов 1580 г. обращается к жителям «Украины Руськой, Киевской, Волынской, Подольской и Брацлавской»; в актах того времени встречаем выражение «украинные воеводства», а киевский католический епископ Юзеф Верещинский в 1594 г. писал, что «Украина… длиннее и шире, чем Малая и Великая Польша» (здесь из самого сравнения ясно, что речь идет не только о Надднепрянщине). Несколько более поздние представления о географическом содержании понятия «Украина» как тождественном понятию «Русь» выразительно сформулировал на переговорах со шведами (1657 г.) гетман Иван Выговский, добиваясь уступки «всей древней Украины, или Руси, где бывала греческая вера и где существует еще язык, вплоть до Вислы».

Как неофициальное название слово «Украина» употребляли для обозначения земель Речи Посполитой на правом берегу Днепра на протяжении всего XVIII в. Об этом свидетельствует тот факт, что российское правительство, присоединив в 1790-х гг. к Российской империи Волынь, Подолье и Западную Киевщину, сперва называло их «бывшей польской Украиной». На казацком Левобережье, как уже упоминалось, название Украина было окончательно вытеснено понятием «Малороссия» во второй половине XVIII в.

Итак, как видим, употребляемое в XVI–XVIII вв. понятие «Украина» вряд ли можно отождествлять только с Поднепровьем, как утверждают иногда для подкрепления мысли о том, что оно якобы этимологически связано со словом «окраина», пограничье. Привлекаемое для подтверждения этого употребление слова «Украина» в древнеруських летописях лишь запутывает дело. Значение его туманно, и используется оно лишь эпизодически.
Каждое из упоминаний касается территории, которая, с точки зрения автора-киевлянина (в Киевской летописи) или автора-галичанина (в Галицко-Волынской летописи), действительно может быть истолкована как «окраина». Скажем, летописец-киевлянин, описывая под 1187 г. смерть переяславского князя, говорит: «Плакашася по немь вси Переяславци…

о нем же Украина много постона» (это и есть первая фиксация слова «Украина» в письменных источниках). Подобным же образом можно истолковать и упоминание «Украины Галицкой» (1189 г.), «всей Украины» в южной Берестейщине (1213 г.) и т. п. Те же самые места в летописях приводятся и для иного истолкования, сторонники которого в слове «Украина» видят синоним понятия «країна (страна), край», производного от праславянского *krajь или *ukraj, то есть «выделенный кусок земли, отдельная часть территории», шире — «определенная территориальная единица». Довольно убедительные доказательства именно такой семантики слова «Украина» привел Сергий Шелухин, сопоставив староукраинский перевод Пересопницкого Евангелия (1561 г.) с евангельским текстом на греческом, латинском, чешском и современном русском языках (приведу их, заменив русский вариант, в данном случае менее показательный, церковнославянским).

Итак, вот соответствия понятию «украина», многократно употребляемому переводчиком (например, «И ходил по всей украини Іорданской):
греческое «сhora» [страна, земля]
латинское «regio» [страна, регион] или
«fi nes» [земля, территория]
чешское «krajina» или «končina» [земля, край, страна]
церковнославянское «страна» или же
«предѣлы» [земли, территории].

В 1926 г. Сергий Шелухин выдвинул также интересную гипотезу об иерархии уровней понятия «Украина» и «Русь», к которой склоняюсь и я. По мнению Шелухина, понятие «Русь», производное от политонима пришельцев-русов, носило книжный, «высокий» характер. А на более низком уровне могло использоваться самоназвание Украина, которое происходило от славянской праосновы krajь в значении [своя] «страна», [собственная] «земля». В пользу этой гипотезы свидетельствует, например, остававшийся еще неизвестным Шелухину феномен территориальной самоидентификации «тутешних» (украинцев с окраин белорусского Бреста) и «тутейших» — белорусов с польско-украинского пограничья. Это, как правило, сельские жители с размытым этническим самосознанием, которые ощущают собственную «инаковость» в сравнении с политическим народом государств, где проживают, но, оторвавшись от материнского этноса, идентифицируют себя не с ним, а со своей малой родиной — селом, округой и т. п. Своеобразным аналогом «тутешних» можно считать и людей средневековой Руси. Не ощущая, в отличие от книжников, политической связи с территорией своего проживания, они называли ее просто «краем, страной».

"Понятие «Русь» с утратой политического наполнения переживало как бы второе рождение, постепенно подменяясь словом «Украина», а в письменном употреблении являясь уточнением к значению [наш] «край», [наша] «земля». Ясно, что в подобных случаях путь от сферы бытового к сфере книжного или официального употребления оказывается долгим. Аналогией может служить ситуация с функциональным статусом украинского языка. В устной речи им пользовались все, но в письменной речи употребляли не его, а книжный славяно-украинский суржик, мало чем напоминающий живой язык. Люди, таким образом, могли называть свою землю Украиной, однако на письме именовали ее, как их деды и прадеды, Русью.

Понятие «Русь» с утратой политического наполнения переживало как бы второе рождение, постепенно подменяясь словом «Украина», а в письменном употреблении являясь уточнением к значению [наш] «край», [наша] «земля». Ясно, что в подобных случаях путь от сферы бытового к сфере книжного или официального употребления оказывается долгим. Аналогией может служить ситуация с функциональным статусом украинского языка. В устной речи им пользовались все, но в письменной речи употребляли не его, а книжный славяно-украинский суржик, мало чем напоминающий живой язык. Люди, таким образом, могли называть свою землю Украиной, однако на письме именовали ее, как их деды и прадеды, Русью.

Бытованием двух форм самоназвания, устной и письменной, кажется, можно объяснить раннее, непонятное под другим углом зрения проникновение слова «Украина» в западноевропейскую картографию, где оно фиксируется с последней четверти XVI в. как «Ucraina», «Ukraine», «Uckraina» и т. п. (характерно, что более древний термин «Russia» при этом сужается до пределов Руського воеводства и приобретает уточняющее дополнение — «Russia Rubra», то есть «Червоная Русь», или Галиция). Древнейшая из ныне известых карт с такой надписью была изготовлена в 1572 г. во Франции для Генриха Анжуйского как картографическое изображение Польско-Литовского государства: территория на значительном расстоянии по обеим сторонам Днепра здесь обозначена словом «Ukraine». Однако более всего закреплению этого названия в западноевропейской номенклатуре послужили карты французского инженера Гийома Левассера де Боплана, который на протяжении 1630–1647 гг. работал на украинских землях как наемный инженер-фортификатор, а возвратившись домой, изложил свои впечатления в книге «Описание Украины», напечатанной в Руане в 1651 г., а затем повторно в 1660, 1661 и 1673 гг. (во второй половине XVII–XVIII в. книга не раз переиздавалась в переводе на разные языки). Совместно с гданьским гравировщиком Вилемом Гондиусом (Гондтом) Боплан изготовил комплект карт «Украины», состоявший из так называемой Генеральной и нескольких специальных, то есть региональных, карт. На генеральную нанесены Волынь, Подолье, Киевщина, Чернигово-Северщина и Карпатское Покутье, то есть вся украинская территория, за исключением Галиции (которая обозначена как «Russia»).

Карты Боплана—Гондиуса почти до середины XVIII в. служили топографической основой для многих других изданий. Сам картограф писал, что подготовил «генеральную карту знаменитой провинции… которая в просторечье зовется Украиной [vulgo Ukraina dicta]». Выражение «vulgo dicta» наталкивает на мысль, что Боплан, давая название территории, которую картографировал, опирался не на книжную традицию, а на живое общение со своими информаторами, жителями Украины.

В завершение остается лишь напомнить, что понятию «Украина» было суждено пережить еще и третье рождение — в национальном движении ХІХ — начала ХХ в., когда окончательно оформилось ныне общеупотребительное название этнической территории, вобравшей в себя и главную долгожительницу из украинских «Русей» — Галицию (в составе Австрийской империи она официально именовалась «Королевством Галиции и Лодомерии» [от Галича и Владимира], а сама называла себя «Русью»).

Что касается этой работы, то в ней читатель встретит оба исторических названия — и Русь, и Украина. Второе безоговорочно будет прилагаться только к казацкой Гетманщине, а вот применительно к Х–XVI вв. более корректным представляется обозначение «Русь», тогда как для короткого отрезка времени с конца XVI до середины XVII в., когда и в головах людей, и в понятияхназваниях столкнулись две эпохи, используется термин кабинетного происхождения, некогда предложенный Михайлой Грушевским: Украина-Русь.



Позиция автора может НЕ СОВПАДАТЬ с позицией разместившего этот материал.

Irena Jarocka (18 August 1946 – 21 January 2012).

Polish pop singer, born in Srebrna Góra and emergrated to the USA in 1990; in 1966 at 20 years old she debuted at Klub Rudy Kot in Gdansk, and first participated in the Krajowy Festiwal Piosenki Polskiej in Opole.

She went on to record 12 albums and performed in concerts with Michel Sardou, Enrico Macias, Charles Aznavour, and Mireille Mathieu. She has sung in concerts within Poland and in Germany, Czechoslovakia, Bulgaria, Switzerland, Italy, Portugal, Luxembourg, Australia and France, and for Polish communities in the USA and Canada. Irena has also appeared in several films and on T.V.

She died after losing her battle with brain cancer on the 21st of January 2012 in Warsaw.

Irena Jarocka''Beatlemania Story''

Trubadurzy - założony w 1963 roku przez Krzysztofa Krawczyka oraz z Mariana Lichtmana, Sławomira Kowalewskiego, Jerzego Krzemińskiego i Bogdana Borkowskiego polski zespół wokalno-instrumentalny i bigbitowy. Po zdobyciu lokalnej popularności i nagraniu tytułowej piosenki do serialu "Wojna domowa", kariera grupy rozwinęła się. Zespół wylansował wiele znanych przebojów, m.in. "Kasia", "Znamy się tylko z widzenia", "Krajobrazy", "Byłaś tu", "Kim jesteś", "Ej Sobótka Sobótka", "Cóż wiemy o miłości" i "Przyjedź mamo na przysięgę". Grupa zdobyła wiele nagród i wyróżnień, m.in. nagrodę na festiwalu w Opolu za udany debiut i piosenkę Przyjedź mamo na przysięgę oraz pięć Złotych Płyt. W 1969 roku z zespołem rozstał się Ryszard Poznakowski.

Dyskografia:
1968 - Krajobrazy
1969 - Ej, sobótka sobótka
1970 - Kochana
1971 - Zaufaj sercu
1973 - Będziesz ty
1973 - Znowu razem
1986 - Przeboje
1991 - Popołudnie z młodością: Trubadurzy
1994 - Złote przeboje – Znamy się tylko z widzenia
1997 - Trubadurzy śpiewają piosenki S. Kowalewskiego
1998 - Znamy się tylko z widzenia – Złote przeboje
1998 - Zagrajmy rock & rolla jeszcze raz
1998 - Kochana
1998 - Będziesz ty
1998 - Moje rodzinne miasteczko – Trubadurzy śpiewają piosenki M. Lichtmana
1999 - Trubadurzy – Złote Przeboje
1999 - Trubadurzy śpiewają piosenki Mariana Lichtmana
1999 - Platynowa kolekcja: Trubadurzy – Złote przeboje
2000 - Krajobrazy...plus...Ej, Sobótka, Sobótka
2000 - Kochana...plus...Zaufaj sercu
2002 - Cóż wiemy o miłości
2005 - 45 RPM: Kolekcja singli i czwórek
2005 - Gwiazdozbiór muzyki rozrywkowej
2005 - Polskę trzeba zLepperować
2006 - The Best – Cóż wiemy o miłości
2008 - ŁKS to drużyna nasza jest
2008 - Imieniny
2011 - Uśmiechajcie się dziewczęta
2011 - Zakochali się Trubadurzy
http://www.eska.pl/gwiazda/trubadurzy/2025

Kayah,
właśc. Katarzyna Szczot[1] (ur. 5 listopada 1967 w Warszawie[2][3]) – polska wokalistka, autorka tekstów i producentka muzyczna, osobowość telewizyjna, członkini Rady Polskiej Fundacji Muzycznej[4], założycielka własnej wytwórni płytowej Kayax w 2001 roku.

Swój debiutancki utwór, „Córeczko”, wydała w 1988 roku, a przełomowym momentem w jej karierze była wydanie pierwszego autorskiego albumu pt. Kamień z 1995 roku. Największą popularność przyniosły wokalistce utwory „Testosteron”, „Fleciki”, „Supermenka”, „Na językach” oraz „Śpij kochanie, śpij” i „Prawy do lewego”, promujące album studyjny Kayah i Bregović, nagrany z Goranem Bregoviciem w 1999 roku. Jej ostatni solowy album studyjny, Transoriental Orchestra, został wydany w listopadzie 2013 roku.https://pl.wikipedia.org/wiki/Kayah

Anna Maria Jopek

Anna Maria Jopek and Pat Metheny - This is not America

малюсенькая часть моего винила демократов. червоны гитары как-нибудь потом размещу

2Ich:

>малюсенькая часть моего винила демократов. червоны
>гитары как-нибудь потом размещу


!!! !!! !!!

Летописец Великого Княжества Балака

Наталка Рымская



Семья Анджея Хцюка, архивное фото

Внутренняя биография Анджея Хцюка, история его памяти, разворачивается на страницах «дрогобычских» книг, «Атлантиды» и «Лунной земли». Это рассказ о возвращении в родной дом, которого Хцюк навсегда был лишен, рассказ о потерянной родине, о мире, которому история уготовала судьбу Атлантиды, и только долг памяти, верная любовь к этой земле заставляет его описывать ее очертания, чтобы хоть как-то отвратить «проклятье человеческого забвения».

Полтора города

Рынок, Дрогобыч Polona / www.polona.pl

«Возвращение» в Дрогобыч для Хцюка началось с рассказа об учителе, чьи творчество и судьба уже стали хрестоматийными, о Бруно Шульце, застреленном эсесовцем на дрогобычской улице во время облавы на евреев 19 ноября 1942 года. В обеих «дрогобычских» книгах образ Бруно Шульца становится сквозным, образом-символом того, что произошло с городом, его жителями и с ним самим. Писатель словно пытается дать самому себе отчет об общении с Учителем, понять влияние Шульца на собственное становление и видение искусства, воссоздать очертания города, в котором они могли быть учеником и учителем.

Дрогобыч Хцюка предстает мозаикой воспоминаний, «стекающих с пера: нет здесь иной композиции, кроме любви и умиления, кроме правды воспоминания, которое одновременно болит и радует, и руководствуется своим правом памяти, все слегка приукрашивая, но и лучше понимая».
Дрогобыча Хцюка уже не существует — он живет только в памяти. Весь этот мир, этот стиль жизни галицких городов смела История (именно так, с большой буквы, пишет это слово автор, вписывая тем самым судьбу своего города и его жителей в жанр драмы, равной греческой трагедии):
«Словно Атлантида, затонули все дневные и ночные хлопоты этого народа многих народов, объединенных львовским "затягиванием" на нескольких языках; исчезли не только люди и природные, приписанные им места, — бурное море поглотило тот неповторимый стиль жизни городов на востоке Польши, той интеллигенции многих народов, еще поддерживающей какие-то старосветские формы и критерии Австрийской империи, как и собственные, местные и индивидуальные, личные для каждого чудака. Сочеталось все это с непостижимым уже сейчас юмором и человеческой искренностью высшей пробы, порой маскирующейся под цинизм», — пишет он в «Атлантиде».

Верность тому миру заставляет автора рассказывать о нем на его внутреннем языке, который можно позволить себе только со своими, кому не надо ничего объяснять и переводить, потому что и в польских, и в украинских хозяйствах здесь пользуются теми же рыскалями (лопатами) и джаганами (кайлами), а кровати дома накрывают коцами и капами (одеялами и покрывалами). «Все люди оттуда были похожи», но «никогда не были одноязычны и однонациональны». «Пусть эмигрант тоскует по Польше — но в ее нынешних границах», — в этом вопросе автор не оставляет никаких двусмысленностей. Хотя конце 1960-х годов такая политкорректность явно не была в моде...

Трускавец, фото Polona / www.polona.pl

Это свойство писательской оптики дало основания другому известному галичанину, польско-еврейскому сатирику и драматургу Мариану Гемару, высказаться о «дрогобычских» воспоминаниях Анджея Хцюка так:

«Героем книги является самый удивительный город в Польше, город словно не всерьез, но самый экзотический и родной, город словно из фарса и оперетты, город-комик и объект анекдотов, город неожиданной удачи и краха, город-контрабандист и спекулянт, полтора города: полупольский, полуеврейский, полуукраинский город Дрогобыч...»

Это, однако, не означает, что Хцюк ретуширует прошлое: он помнит запрет украинского университета во Львове, убийство польского политика Тадеуша Голувко украинскими националистами в августе 1931 года в Трускавце, помнит польский бытовой антисемитизм, рассказывает об одноклассниках, вместо бутербродов приносивших в гимназию завернутые в бумагу куски фанеры и делавших вид, будто не испытывают голода, потому и не едят своих «бутербродов» — дома у них не оставалось хлеба, не говоря уж о масле или ветчине, на настоящий, а не бутафорский бутерброд.

«Нужда здесь иногда аж пищала, — пишет Хцюк, — и не надо обманывать себя с расстояния воспоминаний, которые все окрашивают в розовые тона».

Копыздра, трембулька, зазуля и кныш

Львов, Академическая улица, фото Polona / www.polona.pl

Феномен городского жаргона польско-украинского пограничья, популярно называемого «львовским балаком», предметом академического исследования и лексикографической фиксации в Украине стал совсем недавно, однако после выхода в свет фундаментального словаря «Арго в Украине» авторитетного украинского языковеда Олексы Горбача, а также «Лексикона львовского», подготовленного коллективом лингвистов из Института украиноведения НАН Украины, ситуация начала меняться. Эти исследования представляют язык, до недавних пор остающийся для галичанина только «внутренним», как важный ресурс, заслуживающий внимания, интереснейшую страницу в истории украинского урбанистического языка. В польской науке такие труды появлялись еще в прошлом веке.

Однако при жизни писателя, оторванного от своей родины, этот языковой пласт казался ему обреченным на скорое забвение, поэтому он стремится как можно больше вспомнить, записать, объяснить слов и словечек, идиом и поговорок, создающих неповторимый фон его детства и юности. Хотя каждый современный галичанин, прочитав эти «лексикографические реестры» Хцюка и обращенные к польскому читателю комментарии («надо записать, что это такое, что означает и откуда пришло: шимон, кныш, брадрура, ґеляйциґ, фурдиґарня, батярига, смук, гебра, накастлик, копыздра, макутра, калярепа, поликер, трембулька, зазуля, хавира, хабаль, хахар, мешт..., цьмага, сич, питолько..., спустить маґель»), только понимающе улыбнется: ему самому не раз приходилось объяснять эти словечки собеседнику, не-галичанину, или просто заменять их общеупотребительными, общеукраинскими, то есть осуществлять некий перевод своего внутреннего языка «наружу». Этим запасом регионализмов, общих для польского, украинского и идиш, по-прежнему пользуется в речи старшее и среднее поколение галичан-украинцев и не только, а значит, они известны и молодому поколению.

Гражданин Великого Княжества Балака

Анджей Хцюк, "Атлантида. Повесть о Великом княжестве Балака"

Наконец, галицкий языковой пласт начинает выходить из внутренней эмиграции — из сферы словарей, изучающих и фиксирующих эту лексику, в жизнь. Во Львове и других галицких городах появляются кафе и кондитерские, оформленные в ретро-стиле, в меню которых – блюда с «галицкими» названиями. Львовский городской фольклор межвоенного периода все чаще появляется в репертуаре современных исполнителей: известный львовский бард Виктор Морозов издал несколько альбомов таких песен, перепетых с того «кресового1 польского», на котором они были созданы.

Альбом с до боли знакомым названием «Только во Львове»2 моментально разошелся. Несколько таких «львовских» песен есть и в репертуаре популярного коллектива «Пиккардийская терция» (среди них польская и украинская версии песни Марьяна Гемара о Львове «Tyle jest miast ...» — «Есть столько городов...»). Эти песни звучат по радио, их скачивают из интернета, слушают в кафе. А социолингвисты фиксируют процесс проникновения галицких словечек («кобита», «фацет», «филижанка» и пр.) в киевский молодежный жаргон — очевидно, за посредством студентов из Галичины, приехавших учиться в столичных университетах. Все свидетельствует о том, что этот языковой пласт не является лишь архивным источником знания о жизни в межвоенной Галичине, отображающим взаимодействие разных культур того времени, но служит по-прежнему живым материалом для создания современного украинского языка.

Что касается названия «Великое Княжество Балака» (или «Великое Княжество Балаканское»), вымышленного Хцюком и использованного в подзаголовках его книг, то здесь очевидна аллюзия на Великое Княжество Литовское, в котором разные культуры – польская, украинская, литовская, еврейская и другие – могли сотворить общий дом. В этом названии также прочитывалась критика тогдашней национальной политики Второй Речи Посполитой: неоднократные упоминания о запрете украинского университета во Львове, о введении принципа numerus clausus, ограничивающего доступ еврейской молодежи к высшему образованию, припечатывали негативную оценку этой политике, данную гражданином, для которого “польскость” — это непременно со-звучие соседей. Имя этого Гражданина — Анджей Хцюк.

Текст: Наталка РЫМСКА

Наталка Рымска - украинская эссеистка, переводчица и редактор, переводила, в числе прочего, корреспонденцию Ежи Гедройца с украинской эмиграцией и “дрогобычскую дилогию” Анджея Хцюка

1«кресовый» - с Кре́сов, от польского слова «крес» — граница, край. Кресы - польское название территорий нынешних западной Украины, Белоруссии и Литвы, некогда входивших в состав Речи Посполитой; «восточная окраина».

2«Tylku wy Lwowi» — очень популярная песенка Хенрика Варса на слова Эммануэля Щлехтера из фильма «Бродяги» («Włóczęgi», 1936), с участием знаменитого львовского дуэта в составе Щепка (Казимеж Вайда) и Тонька (Хенрик Фогельфенгер).

Оригинальный текст песни является примером такого «кресового польского», сближенного с украинским. После советского вторжения оркестр Хенрика Варса был выслан на гастроли по Советскому Союзу, с этой целью текст песни переведен на русский и записан на пластинке в исполнении Евгениуша Бодо (после начала войны арестованного НКВД и сосланного в лагерь Котлас, где он умер от истощения)

Писатель-эмигрант Анджей Хцюк родился 13 января 1920 года в Дрогобыче — небольшом городе на юго-западе от Львова. Умер 15 мая 1978 и похоронен в Мельбурне.

Имя Анджея Хцюка (Andrzej Chciuk) долгое время было малоизвестно в коммунистической Польше, а что уж говорить о его малой родине, Галичине (Галиции), южно-восточной части Второй Речи Посполитой, а сейчас западной части Украины. Типичная судьба писателя-эмигранта, уроженца тех земель, которые по пакту Молотова-Риббентропа отошли к Советскому Союзу: в ПНР, также как и в СССР, тема польской истории и культуры в этом регионе замалчивалась десятилетиями. Однако без «дрогобычской дилогии» Анджея Хцюка, мемуарных рассказов-эссе «Атлантида» (1969) и «Лунная земля» (1972), трудно понять современную Западную Украину, где долгая история ХХ века основательно перекроила национальную карту: Холокост уничтожил галицийских евреев, послевоенная советская принудительная «репатриация» заставила покинуть эти земли поляков, а большая часть довоенной украинской элиты либо оказалась в сталинских застенках, либо вынуждена была эмигрировать на Запад. Советизация Западной Украины написала новую историю этого региона, перечеркнув старую и подвергнув запрету многие темы и имена.

В этом контексте история небольшого провинциального города Дрогобыч в прозе Хцюка вырастает до символа затонувшей во времени Атлантиды, а его жители превращаются в акторов греческой трагедии, когда судьба человека решается где-то там, наверху.
Собственно говоря, история семьи Хцюка выразительно иллюстрирует то, что произошло с населением Галичины, в частности, с ее польской частью: участие в Сентябрьской кампании против советско-германской оккупации Второй Речи Посполитой в сентябре 1939 года; после поражения и советского «освобождения» Дрогобыча — нелегальный переход границы с Венгрией, лагерь для польских беженцев из новозахваченных советских территорий в венгерском городе Ньиредьхаза; переезд во Францию, где формировались отряды Польских вооруженных сил за рубежом под командованием генерала Владислава Сикорского, борьба их в рядах и в военных формированиях союзников; немецкие офлаґи для пленных офицеров, в одном из которых оказался брат Анджея Хцюка, Владислав, военный пилот-истребитель; после войны — эмиграция (ФРГ, Франция, США, Австралия). Это пути, которыми прошли мужчины – писатель, его братья Антоний, Владислав и Тадеуш, и муж сестры. Между тем часть семьи, которая осталась на оккупированной территории, познала все прелести обоих режимов. Старшую сестру Анджея Хцюка, Станиславу Хцюк-Скленаж, как жену польского прокурора, вместе с маленькими дочерьми-«реакционерками» советская власть вывезла в Казахстан. Там, в нечеловеческих условиях, от голода и тифа умерла младшая дочь Станиславы. В 1941 году, после принятия соглашения Сикорского-Майского, восстанавливающего дипломатические отношения СССР с Второй Речью Посполитой, Станислава со старшей дочерью переехала во Францию, где уже был ее брат, Владислав, и муж, Леопольд Скленаж. После войны семья Скленаж эмигрировала в США.

Родителей Хцюка по окончании войны ждали мытарства с советской паспортизацией, а впоследствии – «репатриация» в Польшу.

Двое из братьев, Владислав и Тадеуш, стали кавалерами высшей польской военной награды — ордена Virtuti Militari — полученной от польского правительства в Лондоне: Владислав как пилот истребителей, а Тадеуш как легендарный «тихо-темный» курьер, то есть курьер польского подполья, с 1939 года не раз проникавший на оккупированную территорию, выполняя задания польского правительства в изгнании. Тадеуш Хцюк был удостоен многочисленных военных наград: кроме Virtuti Militari на его счету два Креста «За Мужество» (Krzyż Walecznych) от главного командования Армии Крайовой, Крест Армии Крайовой, Крест Крестьянских Батальонов, французский орден Святого Грааля (Тадеуш Хцюк был одним из пяти поляков, удостоившихся этой награды) и другие отличия. Свои «тихо-темные» приключения Тадеуш Хцюк описал в книгах военных воспоминаний «Белые курьеры» («Biali kurierzy», 1986), «Рапорт из подполья — 1942» («Raport z podziemia — 1942», 1990) , «С Ретинґером в Варшаву и обратно» («Z Retingerem do Warszawy i z powrotem», 2006) и других публикациях, подписанных его журналистским псевдонимом Марек Цельт (Marek Celt). Другой его псевдоним — Михал Лясота (Michał Lasota). После войны Тадеуш Хцюк осел в Мюнхене, был редактором и заместителем директора польской редакции радио «Свободная Европа». Там он и умер 10 апреля 2001 года.

Владислав Хцюк, пилот-истребитель, ветеран Сентябрьской кампании, войны во Франции и боев в Великобритании, после войны оказался в США. Кроме серебряного креста Virtuti Militari, Владислав Хцюк, как и Тадеуш, также был дважды кавалером Креста «За Мужество» и французского Военного Креста (Croix de Guerre). Скончался 7 октября 2006 года в Сан-Франциско.

Анджей Хцюк родился 13 января 1920 года в Дрогобыче — небольшом городе на юго-западе от Львова. Его родители поженились в 1909 году. Вскоре после брака супруги поселились в селе Губичи под Бориславом. В 1912 году Хцюки перебрались в Дрогобыч и купили небольшой дом на улице Польной, 8 (теперь это улица Бронислава Козловского, известного дрогобычского хирурга и филантропа, который еще при жизни стал чем-то вроде городской легенды; Анджей Хцюк посвятил ему несколько страниц в своих книгах). Там и родился Анджей Ян Хцюк — шестой ребенок в семье.
Анджей учился в государственной мужской гимназии им. короля Владислава Яґелло на улице Сенкевича (сейчас — Педагогический университет им. Ивана Франко). Гимназию Яґелло, среди прочих, окончили сам Иван Франко, украинский писатель; польский поэт, один из создателей группы «Скамандер» Казимеж Вежиньский, а также Бруно Шульц, польский писатель и художник еврейского происхождения, после учебы в Вене вернувшийся в родной Дрогобыч и занявший должность учителя рисования в своей гимназии. Анджей Хцюк был его учеником.

В годы учебы в гимназии состоялся литературный дебют Анджея в школьном журнале «Młodzież» («Молодежь»). Эмблему журнала разработал Бруно Шульц.

В 1938 году Анджей включился в работу редакции харцерского журнала «Włóczęga» («Бродяга»), печатавшегося с шутливым подзаголовком: «Выходит, когда захочет». Неожиданно для юных редакторов и авторов «Бродяги» (ими были друзья Хцюка, харцеры) издание стало событием в Дрогобыче, поскольку остроумно и метко описывало важные городские проблемы. После успеха «Бродяги», весной 1939 года, Хцюк получил уже «коммерческое» предложение редактировать курортную газету «Трускавецкие Источники». С июля, когда появился первый номер, до сентября 1939 года вышло всего несколько номеров газеты, однако эти юношеские журналистские попытки чеканили опыт будущего известного эмиграционного журналиста, публициста и писателя, которым впоследствии стал Анджей Хцюк.